Сердце пармы о чем книга
Сердце Пармы
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 75
К сожалению для меня это моя первая книга Алексея Иванова. Давненько я не встречал такого красивого литературного русского языка. Описание природы настолько красочное, что практически наяву видишь ее глазами автора. Но при этом очень захватывающий и динамичный сюжет.
Открыл для себя некоторую часть истории России. И помимо всего этого психологическое содержание книги очень серьезное, что так редко встречается у современных авторов.
Обязательно куплю другие книги автора.
К сожалению для меня это моя первая книга Алексея Иванова. Давненько я не встречал такого красивого литературного русского языка. Описание природы настолько красочное, что практически наяву видишь ее глазами автора. Но при этом очень захватывающий и динамичный сюжет.
Открыл для себя некоторую часть истории России. И помимо всего этого психологическое содержание книги очень серьезное, что так редко встречается у современных авторов.
Обязательно куплю другие книги автора.
Настоящая русская литература
Очень интересная книга, написанная отличным языком. Действие происходит в 15 веке во времена правления Василия III (Темного) и сына его Ивана II (Великого) на территории нынешнего Пермского края. В период великих междоусобных войн и собирания русских земель. Сюжет настолько динамичный и захватывающий, что оторваться, местами, невозможно. Книга захватывает и не отпускает – из за нее я несколько раз проезжал свои станции в метро, чего ранее не случалось. Батальные сцены написаны насколько хорошо, что во время прочтения сердце замирает от явственности ощущений духа кровавой беспощадной бойни. В то же время в книге существует несколько сюжетных линий, хорошо описана этнография коренных народов Севера, отлично описан местный колорит. Приятно ощущается любовь автора к русскому Северу. Книга, конечно, местами не до конца проработана, некоторые сюжетные линии неожиданно заканчиваются ничем, есть несколько мест где действие откровенно затянуто, а начало книги тяжело к прочтению из за обилия незнакомых слов (некоторые из которых выдуманы автором и поэтому вообще не ищутся). Но в целом очень и очень достойно. Всем рекомендую.
Алексей Иванов «Сердце Пармы, или Чердынь — княгиня гор»
Историческо-фантастический эпос * Вид книги: Роман * Издательства: Азбука-классика * Выход: 2006
Душа Пармы
Да-да, это тот самый Алексей Иванов — впервые появившийся на Малеевском семинаре одновременно с Сергеем Лукьяненко и Владимиром Васильевым, тот, чья дебютная повесть «Охота на «Большую Медведицу», опубликованная в «Уральском следопыте», вызвала ожесточенные споры в фэндоме, а экспериментальная «Земля-сортировочная» сгинула на складах вместе с тиражом алма-атинского журнала «Миры». После космической оперы «Корабли и галактика», принятой критикой в штыки, Иванов на десять лет исчез из литературы, чтобы вернуться к читателям триумфатором. О его романах «Золото бунта, или Вниз по реке теснин» (см. «МФ» №29, январь 2006) и «Географ глобус пропил» в последнее время не писал только ленивый. Вот и до «Пармы» дошли у издателей руки — более того, роман, как указано в аннотации, впервые выходит в аутентичной авторской редакции.
Эпический «роман-легенда» Алексея Иванова начинается вполне традиционным для историко-приключенческого жанра образом: с похищения группой авантюристов языческого идола, легендарной Золотой Бабы, которой поклонялись народы, населяющие земли вдоль Каменного Пояса. Вдогонку за святотатцами пускается отряд вогулов: чужаку, видевшему лик богини, суждено умереть, кем бы он ни был — простым ушкуйником или самим князем Великопермским. Однако не все так просто: сюжет книги быстро вырывается из обозначившегося было русла, и история сама собой перерастает в Историю.
Действие «Сердца Пармы» начинается во второй половине 15 века — в 6963 году от сотворения мира, в княжение Василия Темного. О том, что именно происходило в эту эпоху на Урале, достоверно известно не так уж много. Алексей Иванов не столько реконструирует события, сколько заполняет лакуны в истории своего родного края.
Итог: в отличие от большинства авторов исторической прозы (да и от создателей традиционного фэнтези), Алексей Иванов показывает мир таким, каким видят его многочисленные персонажи «Сердца Пармы», не стремясь отделить реальность от фантазии, болезненный морок — от объективного наблюдения. Этот сильный прием писатель использует расчетливо и умело. Мало-помалу читателю открывается душа Пармы — земли, по которой ходят хумляльты, люди, не способные умереть, пока не выполнят своего предназначения, где русские князья берут в жены оборотней-ламий и гибнут в отчаянной схватке с косматыми лесными богами, где полудикие племена, не знающие слова «грех», следуют судьбе, поклоняясь на капище резному Христу, похожему на древнего идола. Земля непонятная, чужая, и в то же время сразу и навсегда очаровывающая своей дикой, языческой красотой. Писатель явно и недвусмысленно влюблен в эту страну, и читая его «признание в любви», невольно проникаешься этим чувством.
— Ты, что ли, тать, видел? — буркнул Иона.
— Видел. Ты ведь и не знаешь, какие они — демоны. А меня вуншерихи душили и в сыню волокли. Видел ты, как мертвецы в разрытых могилах ползают и золото собирают? Как по болоту деревья ходят и корни из тины вытягивают? Я видел, как версы змей едят, как из земли камни всплывают. Видел Осину-с-Руками, Болотные Ноги и Глаза-из-Бучила. И призраки меня морочили, и огни болотные заманивали в утопель. Я и от Комполена убегал, который по веткам прыгает, и с Таньварпеквой дрался — гляди, ножом ей персты отмахнул, — Лукьян порылся на груди и вытащил нитку с насаженными на нее двумя высохшими, черными человеческими пальцами; на каждом пальце было по четыре сустава и желтый загнутый птичий коготь. — Десять лет я здесь брожу, три ватаги сменил. Я про это болото все знаю. Знаю, где Гондыра найти; знаю, где чердынские ведьмы камлают; знаю, где крещеных младенцев топят, где болотницы охотников караулят. Знаю, где Мухоморный остров, дающий забвенье, где деревни людоедов и Чертово Кладбище. Я со здешней нежитью каждый день бьюсь — только вера меня и хранит.
Сергей Лукьяненко писал об авторе этой книги: «Давным-давно, в одной далекой империи, жили-были три молодых писателя-фантаста. Они познакомились на семинаре писателей-фантастов в Дубултах в 1989 году. Было на это на окраине Империи и на самом ее издыхании. Одного звали Сергей Лукьяненко, другого — Володя Васильев, третьего — Алексей Иванов. Алексей Иванов был самым интересным и перспективным из них. »
Алексей Иванов «Сердце пармы»
Сердце пармы
Другие названия: Чердынь — княгиня гор (1455-1481); Сердце пармы, или Чердынь — княгиня гор
Роман, 2003 год (год написания: 2000)
Язык написания: русский
Перевод на сербский: — М. Панаотович, Я. Банджай (Srce Tajge) ; 2007 г. — 2 изд.
Странные дела творятся на востоке от Москвы, в Предуралье. Странные и страшные. Там живут дикие племена, царят древние боги. Там торжествует магия и слабеет сила креста. Суров тот край и законы его. Кто выживет, сумев сберечь душу?
Русские, вогулы, татары.
Хумляльты, ламии, люди.
Одержимые страстями, совестью, долгом, любовью – все они идут за птицей своей души.
Залит кровью путь к власти вогульского князя Асыки.
Окутан тайной путь храмодела Калины.
Тяжела доля Чердынского князя Михаила.
Разные у них дороги, хоть переплетены и запутаны между собой. Но всем им грозит тяжелая длань князя Московского, создающего свое царство. Для него мелки конфликты далекой пермской земли, раздираемой в клочья изнутри. Что ему чья-то любовь, чья-то клятва? Неотвратимо надвигается на Парму московская рать, движимая государственными интересами. Перемалывая судьбы, перекраивая землю и не замечая, как земля эта сама перекраивает пришельцев.
Из авторского комментария: «Сердце пармы» («парма» — с маленькой буквы, так как это названия типа леса вроде «тайги», «рощи», «дубравы», «колка» и т.п.)».
Лингвистический анализ текста:
Приблизительно страниц: 413
Активный словарный запас: высокий (3119 уникальных слов на 10000 слов текста)
Средняя длина предложения: 65 знаков, что гораздо ниже среднего (81)
Доля диалогов в тексте: 25%, что гораздо ниже среднего (37%)
| лауреат | Аэлита, 2004 // Премия «Старт» |
| лауреат | Странник, 2006 // Историческая фэнтези |
Номинации на премии:
Издания на иностранных языках:
Доступность в электронном виде:
2000 год. Молодой человек 31 года от роду ставит точку в романе. Роман сделает его знаменитым, но этого события ждать ещё долгих три года.
Молодого человека зовут Алексей Иванов и живёт он в Перми. Его писательская карьера не задалась: несколько публикаций в периодике, волчий билет от сообщества фантастов. Руководитель малеевского семинара сказал просто, как пудовую гирю на чашку весов бросил: так писать нельзя. Коллеги-семинаристы, зачитывавшие избранные места и дружно хохотавшие, наверное, не задумываясь бросили бы свой разновес на ту же чашку.
Позже, оседлав зелёную волну успеха, издатели выбросили на рынок сборник ранней прозы Алексея Иванова. О, там были ужасающие провалы вкуса и вопиющие сюжетные нестыковки, а повесть «Корабли и галактика» можно демонстрировать в качестве пособия как не надо писать. нет, не фантастику, вообще прозу. Но одновременно были робкие попытки молодого автора идти неторными путями. Повесть «Победитель Хвостика» показывает, что Иванов в своих поисках был близок к едва заметной дверце, которую вскоре по-хозяйски распахнул автор «Верволков средней полосы».
Но пока — готовая рукопись и полное отсутствие перспективы. Роман толстый. Исторический. Приключенческий. Как ныне модно говорить — неформатный. Проще верблюда затолкать в игольное ушко, чем молодому и неизвестному писателю из провинции пробить в печать такой роман. Рукопись рассылается в издательства, оттуда — молчание, редко — высокомерные отписки. Знающие люди представляют, как исчезающе мала вероятность попадания самотёка на глаза заинтересованного человека. Не проявили сочувствия и местные литераторы, хотя проживающая в городе супружеская пара иногда печатается в столичных журналах и, наверное, словечко могла бы замолвить. Борис Кузьминский в 2001 году, когда ещё вёл серию «Оригинал» в издательстве «ОЛМА», пол-России объездил в поисках достойной прозы. К пермским писателям тоже заглянул, «. пять белых ночей сидел в гостиничном номере и читал то, что они мне принесли. Всё без исключения было из рук вон. К моменту моего визита роман пермского писателя Алексея Иванова «Чердынь — княгиня гор» был уже год как закончен. Однако ни о романе, ни об Иванове ни один из моих новых знакомых мне не сказал. Возможно, и впрямь не знали. Но задним числом представляется: наверняка были в курсе. Молчали, отсекая сильного конкурента».
Роман всё-таки пошёл в печать. Но пока пермское издательство реализует свой тираж по ему одному известным адресам, а в Москве Олег Дарк редактирует, т.е. сокращает рукопись, есть время осмотреть бесконечное поле русской словесности. Не слишком радостная картина открывается.
Русская литература в 90-е годы напоминала Древнюю Русь перед батыевым нашествием: множество удельных княжеств, разделённых высокими заборами и широкими рвами. В каждом княжестве свой вождь, своя гвардия, свой Эверест (где размером с Монблан, где с могильный холмик). Вот господствующая высота, на ней разместились воины нескольких московско-питерских когорт: «Знамя», «Новый мир», «Звезда», «Дружба народов», некоторых других. Безусловно, на рубеже 80-90-х у них были все основания считать себя наследниками лучших рыцарских традиций, но всеобщая деградация коснулась их в той же мере, что и всех прочих, разве что падение было с полутораметровой высоты, а у прочих — с нулевой отметки дальше, ниже уровня плинтуса.
Однако по-прежнему неустанно декларировался тезис о том, что вся настоящая проза публикуется в толстых журналах либерального лагеря, и декларировался именно тогда, когда проза оттуда исчезла. Критики всё чаще стали оперировать определением «текст», пришедшимся на диво кстати. За прозу стали выдавать медузообразные «тексты» без сюжета, без персонажей, без мало-мальской интриги. Для какого читателя они предназначались — тот ещё вопрос, если даже профессионалы вдали от софитов выдавливали из себя: «Замучил меня этот Ш.» (дальше звучало что-то и вовсе иррациональное: «. а премию всё-таки ему дадим». Дали. И предложили другим помучиться, чтобы самим не так обидно было).
Итог представляется следующим.
Три четверти немаргинальной, т.е. статусной русской литературы постсоветских лет — сплошное : вяло, аморфно, с игрушечными страстями неумело нарисованных людей. Эту малоаппетитную кашицу, в которую и супружеский дуэт из Перми подбрасывал свои липкие комочки, без тени сомнения выдавали за литературу. Более того — тщились доказать, что это и есть НАСТОЯЩАЯ литература. Делалось это так долго и напористо, что в скором времени многие уверились, что Андрей Дмитриев — и в самом деле хороший писатель, что Михаил Шишкин оригинален и глубок, что мемуарная проза Сергея Гандлевского достойна всяческих похвал.
И тут появляется «Сердце пармы», оно же в девичестве «Чердынь — княгиня гор». Необычный мир, бешенные страсти, столкновение вселенных, твёрдый, пусть и прогибающийся местами сюжетный каркас, люди из плоти из крови. А пейзажи! Да выросшие в каменных джунглях писатели уже и забыли, что есть огромные реки, непроходимые леса, болота, буреломы. Это вам не взгорбки-взлобки да разнотравье подмосковных дач. И каждому бурелому нужно подобрать незатасканное слово! И автор подбирает, и рассыпает слова горстями, и описывает небо, облака, дождь, снег, наплевав на то, что снобы сочтут это дурновкусием. И это не всё! В тщательно вымышленных, но оттого не менее достоверных реалиях разворачивается настоящая человеческая трагедия, с преступлениями, тайнами, кровью, банальной глупостью.
Бешенный напор смыл пластиковые тексты производства Дмитриева-Гандлевского. В этом водовороте утончённым господам стало неуютно. Они за долгие годы привыкли, что их жалкие ручейки называли реками, а тут все увидели настоящую реку. Тогда влиятельные сеньоры мейнстрима постановили, что эта река — не река. Т.е. они сказали, что это не литература, как подумали глупые читатели и умные Кузьминский с Юзефовичем на пару, а банальная графомания. И именно под таким соусом не допустили «Сердце пармы» до букеровского шорта. Когда это объяснение не проканало, изобретательная И. Роднянская объявила, что «произведение несколько иного жанра — фэнтези. Мы считаем, что этот роман просто залетел к нам из другого премиального пространства. Он не звучал для нас». Вряд ли Роднянская читала эссе Суэнвика, тем не менее интуитивно почуяла — мало что может испортить репутацию автора так, как приветственный чмок в щёчку от имени фэнтези, особенно если эта фэнтези отечественного разлива. Так исторический роман был объявлен фэнтезийным. Ну да, там есть бессмертные персонажи, которым не найти вечного покоя до тех пор, пока не исполнится их земное предназначение, там описываются красочные шаманские камлания и люди верят в духов. Что за беда, коль по таким зыбким критериям значительный массив литературы можно записать в фэнтези (по временной шкале — от «Фараона» Болеслава Пруса до «Крамолы» Сергея Алексеева) — это будет осознано потом, а аргументы надо подбирать сейчас.
Время покажет, насколько обоснованы восторги, связанные с появлением в литературе Алексея Иванова. Очевидный плюс: автор развивается, роман «Золото бунта» явственно демонстрирует, сколь сильно прибавил прозаик по части сюжетостроения. Другой плюс: «Географ глобус пропил» и детско-юношеская «Общага-на-крови» наглядно демонстрируют, что Иванов отлично себя чувствует в реалистической прозе. О богатой языковой палитре писателя, сравнивая «Географа. » и «Сердце пармы», высказался Максим Кронгауз: «Думаю, что ни одна лингвистическая экспертиза не показала бы, что это произведения одного автора. И уж точно между ними нет ничего общего на уровне лексики». Минусы. Можно было бы и о минусах поговорить, да в желающих недостатка никогда не будет. Но даже скептик Немзер пользуется определением «добротный исторический триллер» «мастеровитого исторического романиста». «Добротно» и «мастеровито» — совсем не мало, это тот фундамент, без которого ничего не бывает, а уж на нём, на фундаменте, каждый увидит именно то, что хочет видеть: кто-то — скромную двухэтажку, кто-то — сортир, кто-то — царский терем.
Если немного задуматься — сколько ещё вот таких неизвестных страниц истории нашей Родины, о которых мы даже не подозреваем. И спасибо Алексею Иванову, что он направил свой талант на то, чтобы познакомить читателей с одной из таких страниц.
Непонятно, конечно, насколько автор придерживался исторической правды, но, в любом случае, картина поглощения Русью языческого пермского края выглядит в книге и увлекательной, и завораживающе красивой. Думается, парма навсегда останется в памяти любого, кто прочитал это произведение.
Роман у Иванова получился именно таким, каким и должно быть настоящему роману: многоплановым, обширным по географии и протяженным по времени. Ну и увлекательным. Немного, пожалуй, смутил только финал произведения. Нет, он, в общем-то, именно такой, каким и должен быть, но вот обставлена развязка всей истории как-то уж очень по-голливудски. Знаете, когда в фильме герой всё преодолевает, преодолевает трудности, вот казалось бы и все враги повержены и полная победа и вдруг, в последнем кадре, всё переворачивается с ног на голову (вспомните тот же культовый в своё время «Кошмар на улице Вязов»). Вот так, приблизительно, обставил финал своего романа и Иванов. И выглядит это, на взгляд так и не привыкшего к голливудским штучкам читателя довольно дёшево, совсем не соответствующе всему остальному тексту книги, её характеру и духу.
Пожалуй, этот финал можно понять и принять только в контексте мистической составляющей книги — что-то там в плане полного завершения жизненного предназначения главного героя, когда жить далее становится просто ненужным. Но такое толкование удовлетворит, думается, далеко не всех читателей.
Вот почитал других и тоже захотелось, тем более, что повод весомый — Алексей Иванов безусловно талантлив, а книга и серьезная, и солидная.
Тем не менее, понравилась не особенно сильно, хотя впечатляет мощно — и это главная причина того, что не очень понравилась.
Не знаю как у других, а у меня уже к середине текста появилось ощущение, что автор слишком сильно давит на читательские эмоции. И чудеса там и леший бродит, и ламии скачут, и трупы — горой.
Но больше всего утомляет эпический размах: одного епископа распяли на березе, другой спалил крепость и сам потом сгорел в обнимку с идолом. Города и церкви горят, как спички, детей режут, взросые сами себя казнят, жених перед казнью убивает невесту, раненые добровольно прыгают под лед, а из банального любовного треугольника Полюд-Бисерка-Ветлан вырастает совершенно космический катаклизм.
И полный апоыфеоз — история с Тиче. то она любит мужа и войну из-за этого готова устроить, то бегает от него, то спасти пытается, то предает. Ребенка охотно крестит, но сама почему-то не хочет, а в конце концов зачем-то сгорает почему-то в христианской церкви и именно перед алтарем — как ее, бесовку, туда вообще занесло.
Вся линия семейной жизни Михаила здорово смахивает на бразильский сериал и вставлен он специально чтобы из читателей лишнюю слезинку выдавить — другого смысла не усматриваю вообще. И не говорите мне, что она ламия — этот факт совершено ничего не объясняет, потому что у нормальных ведьм все равно должна быь какая-то цель и логика, а здесь ее и рядом не стояло.
Уже на середине книги возникает ощущение, что читаешь не исторический роман, пусть даже с элементами мистики, а полноценную скандинавскую сагу или греческийй миф, потому что в Парме никакой истории нет, а есть Судьба и Сорни-Най.
Перечитал, что получилось и сам удивился — как-то очень уж зло и ехидно. А я ведь никого обидеть не хотел и книгу оцениваю вполне высоко. Откуда ж такая желчь?
А потому что накал страстей в романе зашкаливает так, что писать спокойно никак не выходит: или от восторга слюной захлебнуться, или плеваться как верблюд.
Но попробую все же быть сдержанным и объективным — я ведь всего лишь о проблеме жанра хотел написать.
То есть поначалу мне этот вопрос проблемным не показался: ну сами посудите, какой же это исторический роман, если обсуждаем мы его в лаборатории ФАНТАСТИКИ, премии автор получил на конвентах фантастики и в разделе историческая фэнтези? Если половина главных героев не закляты, так прокляты и бессмертны, или хотя бы одержимы, как Иона? И это ведь не для пущего колориту — все сюжетообразующие поступки совершают именно Михаил, Асыка, Калина, Иона, Тиче и прочие, роком отмеченые.
Формально рассуждая, никакой это не исторический роман — там сюжет движет или реалистичная (в принципе) интрига как у Скотта и Дюма, или логика истории, экономика, классвовая борьба и т.д. А здесь что?
Но формальный подход не всегда продуктивен, потому что узок, а основа в романе вполне историческая (если верить тем, кто леописи почитать не поленился) и конфликты вполне реальные: Москва строит империю и колонизирует Север, крещение язычников тоже не автором придумано.
Если пару часов пощелкать мышкой, то всю эту сюжетообразующую фантастику можно будет легко убрать (оставив только ту, что для колорита) и получится, что не-бессмертный князь Асыка будет исторчески логично воевать с русскими, пермяки будут сопротивляться христианизации, Князь Михаил закономерно будет конфликтовать с Москвой. Это, конечно, будет совсем другой роман: хотя в объеме он не много потеряет, однако того запредельного мифоэпического размаха уже не будет.
Значит автору вся эта мистика нужна только для того, чтобы реальные исторические конфликты раздуть и обострить? Наверное, не только для этого — тут можно было бы и поинтересней закрутить (как, напрмер, в «Золоте бунта).
Все-таки без хумляльтов и Вагийормы роман потеряет это самое мифо-поэтическое измерение и станет просто историческим боевиком, что тоже было бы грустно.
Потому что Парма у Иванова никакое не княжество, а Тридевятое царство, сказка, совершенно мифологическое пространство типа толкиеновского Средиземья, живущее по особым законам. Это Москва, Новгород и Афкуль — нормальные населенные пункты, где живут по пошлой исторической логике, а Парма — это восе что-то другое.
Тут и люди совсем другие: мудрые шаманы, одержимые князья, суровые охотники. И мудрость другая — перечитайте, напрмер, беседу Асыки с Памом, или поучение простого охотника-вогула княжичу Матвею — Даниилу Заточнику или князю Мономаху впору такие лекции читать.
А как эта Парма описана! Как много там нежити и нечисти, сколько там идолов и богов! Сравните описание города Афкуля и деревни Бондюг, гле Покудливая береза стоит, а шаманы жертвы приносят. А дорога на Москву, куда Михаила везли, а сама Москва — это же просто очень большое пространство, забитое соборами, заборами, амбарами и почими клетями. И никаких там легенд и сказаний.
А как умирают в Парме: в огне, в воде, в бою, красиво, кроваво, чаще всего бессмысленно и жестоко. А вот Исура и Бурмота в Москве очень скучно казнили — убили просто, и описано все коротко, сухо, совершенно не по-Ивановски.
Другой признак Пармы как пространства скзочно-мистического — экономика, точнее ее полное отсутствие. С одной стороны, княжество вроде бы маленькое и бедное, своего хлеба нет. С другой — про голод тоже вроде бы не сказано, зато пермяки своим идолам золото килограммами в жертву приносят, а князья их восточными коврами чумы свои кроют. Неужто они только на охоте так приподнялись?! Получается так. Иванов легенды обильно вставляет, а вот реального быта тут что-то немного. Так и напрашивается аналогия с эльфами, которые в Лориэне огордов не копали и коров не пасли, а все же сыты были.
И про вогулов хотелось бы вспомнить — это надо же: подчинились заведомому хумляльту Асыке, отцеубийце, много лет подряд ходили походами на Чердынь, которая им, кстати, ничем особо не мешала, какие потери понесли — и все для того, чтобы отсрочить колонизацию и крещение, которые им за уралом угорожали, в худшем случае, лет через двести.
Так что конфликт тут не между княжествами, и не между религиями-культурами, а между миром реальным (хотя и плохим) и миром сказочным (хотя и очень страшным местами).
Поэтому обвинять Иванова в нелогичности также бесмысленно, как Свифта или Гомера. Его книга — вообще не про Историю, а про Рок, про Судьбу, про трагедию этногенеза.
Если вернуться к проблеме жанра, то я согласен почти со всеми, кто об этом писал (а так или иначе, все высказались). Тут есть и история, и фантастика, и мистика, и элемент хоррора — только историю я все же поставил бы на второе место: это не историческая фантастика, и не историческое фэнтези (сюжет не того типа), и тем более не историческая проза с элементами мистики или фантастики. Это — мифоэпический роман. Определение Роман-легенда вполне подходит, хотя на термин не тянет. Его поэтика ближе к исторософии начала XX века, тут Мережковским пахнет, Андреем Белым и Сологубом, можно также и Гоголя вспомнить, и Вельтмана с Булгариным.
P. S. Совсем забыл написать про язык. Невежливо, эта тема у всех на первом месте. Язык мне понравился. Нет, не потряс, скорее позабавил. Плотный такой постмодернистский изыск, с обилием этнотопонимов и этнонимов, описания сочные. Кстати, к середине книги этот лингвистический карнавал заметно стихает, дальше автор переходит на читый фольклор.
Иванов очень редкий в своем роде автор: он пишет очень по-разному. Не в смысле по-разному хорошо или плохо (хотя и это тоже), а в смысле, по-разному стилистически, в плане жанров, направлений, тематики, серьезности текста и тд.
С другой стороны, исторические источники об этом периоде очень скудны, так что остается достаточно широкий простор для фантазии автора. И тут Иванов размахивается очень красиво и изящно. В его романе нет на самом деле ни грамма «историчности» того плана, которая обычно бывает в исторических романах — с «общей картиной эпохи», попытками обосновать те или иные действия, логически достроить какие-то события. «Сердце Пармы» — очень *художественный* роман, иногда кажется, что даже слишком.
У Иванова удивительно ловко вышло сочетать несочетаемое — с одной стороны, текст во многом про политику — про захват территорий, построение городов (да какие там города, в общем, так, остроги), про «битвы» (в которых участвует с каждой стороны человек по сто), про насаждение православия и «Москва — 3 Рим» (которую — бугага — сам Иван в тексте и озвучивает). Но с другой стороны, все это остается не то чтобы за скобками, но на заднем плане — как некая неизбежная данность любой жизни. А сама жизнь героев проходит в текущих событиях, от ерундовых до больших и страшных. Это удивительный маленький мирок, в котором нет особой разницы в положении князя и простого работника, и особых границ, в том числе социальных, еще не установилось, так что каждый может, по сути, жить той жизнью, которую сам себе выберет, и может круто ее изменить (во всяком случае, попытаться). За этим люди и бежали из Москвы кто на север, а кто на юг. Такая жизнь куда интереснее, чем тоскливое сидение на одном месте в одном качестве — шаг влево — шаг вправо. Но с другой стороны — куда беспокойнее. Потому что с одной стороны собственное миропонимание, а с другой стороны внешние факторы не дают людям спокойно пахать и сеять и не менять ничего годами. То Москва требует новой дани, то война с северными племенами, то самодержавие-православие-народность нужно насаждать насильственными методами, то древние языческие боги и ведьмы бунтуют. По сути, из всей жизни всех описанных в романе персонажей спокойными бывают только очень короткие отрезки, больше похожие на передышки между двумя большими бедами.
А еще удивительную сторону романа составляет языческая мистика — ведьмы, послушные волки и медведи, княжеская жена-ламия, герои, которые не могут умереть, пока не исполнят своего предназначения. Причем мистика очень органично вплетается в текст — примерно на том же уровне, на котором вплетается в него и христианство со всякими святыми и чудотворцами. Вроде бы все об этом говорят, а кое-кто даже и наблюдал, но на деле всегда остается ощущение, что герой на самом деле спит или бредит, и все это ему мерещится. Ламия оборачивается обычной женщиной, пусть и привлекательной, страшный языческий хан — обычным противником, которого можно победить. И хотя события текста все равно развиваются так, будто магия в них действительно присутствовала, здравый смысл упорно твердит, что это морок. Издержки мифологической картины мира. А с другой стороны, такая именно картина делает роман красивее и ярче — более небезнадежным, что ли. И хорошо, что еще боятся древних тварей и верят в силу проклятий и запретов — зато не закоснели окончательно в царепапизме и утилитарном православии.
Текст романа в целом — очень плотный, и складывается, как много слоев кружев. Москва, северные народы, судьбы отдельных людей, языческая мистика, распространение православия, войны ради выгоды и войны ради свободы, картины тайги и много крови. В основном картины получаются очень мрачными и жестокими, но это интересно и необычно.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. » П. Герман, зачернуть, исправить на князь Пермский Михаил Ермолаевич
Чтобы с самого начала быть откровенным, отмечу, что «Сердце пармы» это первый исторический роман, который я прочитал в осознанном возрасте. И сейчас речь не о тех литературных произведениях, фоном для которых являются реальные исторические события, а лишь о тех, которые широтой размаха и глубиной погружения, обилием персонажей и тщательностью их проработки не просто выхватывают кадры исторической хроники, не просто рассказывают нам историю на фоне Истории, но являют нам часть полотна времён со множеством отдельных нитей и хитросплетений, плотную, живую, пульсирующую ткань Истории.
Что ж, а теперь пришла пора сказать, что о событиях, описываемых в романе, равно как и об одном из главных антагонистов (протогонистов?) романа — язычестве на территории нынешних русских земель, известно очень мало, если известно хоть что нибудь. Автор романа Алексей Иванов наполняет жизнью не те события, которые произошли, но заполняет белые пятна истории: повествует нам о сожженных идолах, о срубленных священных деревьях, о разрушенных капищах, о забытых обрядах, об утраченных реликвиях. «Сердце пармы» — это исторический роман о событиях, которых скорее всего не происходило в действительности.
Ещё одним камнем, зачеркнуть, исправить на булыжником в огород «историчности» является наличие в романе элементов фэнтези: женщины-оборотни ламии, бессмертные хумляльты и кое-что или кое-кто ещё. Однако это только на первый взгляд является элементами фэнтези. На деле же, это лишь одно из проявлений особенностей восприятия мира, где есть место загадкам и тайнам, где бескрайняя парма является одновременно и средой обитания, и богом, и дьяволом.
Пусть это мое субъективное мнение, но я отчётливо вижу перед собой не ламий, но своенравных горячих хитрых женщин, которые выделяются из массы других безвольных рабынь своего времени; вижу не хумляльтов, но людей с горящими глазами и целью в жизни, о которых мы говорим «человек неопределенного возраста» или «ему/ей может быть от 35 до 70 лет», уверен, что в современном мире каждый может припомнить как минимум пяток «хумляльтов», а «ламий» теперь стало в десятки раз больше, и каждый лично знает несколько «ламий».
«Сердце пармы» это исторический роман о покорении воинственным московским княжеством восточных земель, роман о том, как пермяки превращаются в русских, как на место капищ становятся монастыри, как языческая сказка становится христианской былью. Роман о том, как вместо такого разного счастья пермяков, которое всегда идёт рука об руку с трудностями и горем, но и свободой и чувством своей уникальности и цели в жизни, приходит гордость и величие даже не русских, но князя Московского, который шаг за шагом, поколение за поколением идёт к тому, чтобы стать царем и великим князем всея Руси.
В романе множество персонажей, которые могли бы разбежаться перед внутренним взором читателя как муравьи, однако вместо этого каждый из них занимает строго отведенное ему мыслью автора место, каждый является живым человеком со своими печалями и радостями, со своей глупостью, мудростью и своей правдой.
Христианство против язычества? Православный князь Пермский Михаил Ермолаевич против окутанного тайной хумляльта Асыки? Епископ против пама? Монах против шамана? Да.
Просто не верится, что для Алексея Иванова «Сердце пармы» это одно из дебютных произведений. Насколько мастерски Алексей создаёт этот эпический роман, насколько смело вплетает в историческую канву мистическое видение мира языческими обитателями бескрайних лесов, что остаётся только аплодировать ему.
Пожалуй в будущем я смогу сказать, что именно «Сердце пармы» Алексея Иванова открыло для меня мир исторического романа. Однако есть у романа и серьезный недостаток. Уже сейчас мне стало намного сложнее погружаться в более «мелкие» сюжеты как в литературе, так и в кино. «Сердце пармы» становится для меня одной из вершин в мире искусства.
Моя оценка 9 из 10.
Для начала хочется сказать, что произведение полностью оправдывает свой объем. Вся эта захватывающая история освоения русскими Предуралья, с полчищами вогулов, мифическими монстрами, кровопролитными сражениями, черными идолами язычников, церковными интригами, ламиями и стройными рядами московских ратников сама собой возникает перед глазами читателя. Автор проделал колоссальный труд, досконально изучив не только историю пермского региона, но и культуру разных народов, их обряды и традиции, мифологические сюжеты и даже менталитет. Конечно, это не исторический труд, особенно когда так много мистических элементов, поэтому возможные исторические неточности вполне могут быть, но вряд ли их наличие способно омрачить общий объем проделанной работы. Герои повествования также получились живыми и яркими, каждый со своим особенным характером. Во время чтения ты даже как-то забываешь, что большая часть художественных элементов явно выдуманная – настолько все получилось реалистично. Да и сюжет довольно динамичный, события происходят одно за другим, охватывая сразу несколько поколений и неуклонно держа интерес читателя в ежовых рукавицах. И все это, словно натянутая нить, подводит к интригующей концовке и на ней же, улучив тот самый необходимый момент, изящно обрывается.
Замечательная книга, способная стать гордостью любого, даже самого именитого и признанного писателя.
С первых же строк Автор погружает читателя в далёкие события истории, пронизанные атмосферой суровой природы, верой в мощь и величие древних богов Пармы, древнейшей связью человека и природы. С первых же слов понятно, что путешествие будет непростым из–за наличия непонятных слов, выражений, наименований и имён. Но Автор сделал это, чтобы подчеркнуть и передать часть эпохи. И погружение в другой мир, в другую эпоху, не должно и не может быть простым.
И так постепенно и неотвратимо, словом и делом, огнём и мечом, как торфяной пожар, что душит дымом, шло завоевание Чердыни. И пермяки, конечно, не сразу станут русскими. Им придется заплатить очень дорого. Они потеряют своих князей, своих богов, свои имена, сказки, свой язык… Но они сохранят нечто большее — свою землю в веках и свою кровь в поколениях.
Книга невероятно интересна — она погружает в себя основательно, окружая неведомым, притягательным и одновременно таким земным и настоящим. Она производит впечатление яркими и динамичными событиями, живописным повествованием и прекрасными и характерными персонажами. Я в восхищении от этой книги, в которой Автор подарил возможность посмотреть на мир другими глазами, мир, который мы знаем и в котором живём и увидеть то, что было, и то чего не было, но могло бы произойти.
Я стараюсь писать отзыв по каждой прочитанной книге непосредственно после прочтения. Неважно, понравилось мне произведение или нет. Эта книга мне не понравилась. После такого заявление я должен предложить аргументы, вот они:
1) Книга нудновата. Если бы я описывал этот же момент, как достоинство, то написал что-то вроде: повествование, как суровая уральская природа, неспешно и многолико, глубоко и монолитно, медленно и неумолимо поднимается из неводмых глубин и накатывает валом эпитетов и метафор на читателя. Но черт возьми, я не буду прятать за фигурами речи недостатки. Автор описывает природу и людей потоком диалектизмов и эпитетов. При этом, как мне показалось, каждое новое описание неотличимо от предыдущего. Тут ручей — тут идол ручья. Тут гора — тут богатырб горы и ведьма на горе.
2) Русь и провославие. Мне не нравится такой стиль и такое повторение одной и той же мысли на протяжении всей книги. Да вспрянет Русью Русью великой во всей своей руссоксти через провославие во имя Христа и Руси на пермской земле. Да придут русские и да установятся на новой Руси, обретая веру русскую через Русь. Ну что за глупости. Я с первого раза понял. Да, Русь, да культурная экспансия. Замечательно.
3) Тамги и прочие диалектизмы. Придает атмосферу. Но о половине значений слов оставалось только догадываться.
4) Герой-страдалец. Страдал. Пожалуй, все. А нет, еще врастал Русью в Русь через Русь и веру.
5) Мистика. Особенно, ламии. В чем роль мистики? В чем смысл сюжетной линии Калины?
Роман описывает пермяков, как инертных фаталистов. Да и сам он инертен. К достоинствам можно отнести только грамотный язык. Но что-то мне подсказывает, что грамотное письмо — это техника, а не мастерство.
Вопреки бытующему убеждению эта книга — не исторический роман, и уж тем более не фэнтези.
Это — кич, и этим всё сказано.
На протяжении всего повествования рефлексирующий князь(«Тварь ли я дрожащая или право имею?»), его жена, три четверти книги скачущая нагишом по сугробам или лугам в зависимости от времени года (собственно, начиная со второй четверти книги, она только за этим и появляется по ходу пьесы. Подарок режиссеру будущей экранизации?), епископ, норовящий кого-нибудь прирезать(ладно бы язычников, но он всё больше по христианским душам специализируется), посланный Иваном III на покорение Перми московитский князь-жертва аборта(в прямом смысле, так у автора), населяющие край разные народы, самозабвенно и с чингизхановски-тамерлановским рвением выпиливающие друг друга, громоздя стожки из мертвых тел и горки из отрубленных голов — всё это всерьез воспринимать невозможно. Под конец уже всякие мелочи, вроде укрывающейся в мужском монастыре язычницы с ребенком или сломанного каблуком княжеского меча, начинаешь воспринимать, как должное.
Алексей Иванов напоминает талантливого художника(а то, что литературный талант у него есть, сомнения не вызывает), который вместо прекрасных картин рисует многочисленных однообразных аляповатых котиков, потому что на них есть спрос. И даже создавая шикарное по замыслу полотно, не может удержаться, чтобы не приткнуть на свободном месте все того же пошленького, но столь любимого народом котика.
Не берусь судить насколько адекватно описаны автором верования и быт коренных народов, но читать об этом интересно — это наиболее удачная часть повествования. А вот историчность точно принесена в жертву занимательности сюжета.
Тем не менее ставлю книге довольно высокую оценку, именно по названному в начале рецензии классу. Опять же — это, возможно, одно из лучших произведений отечественной литературы последних десятилетий и если его оценивать низко, то большинство остальных автоматом сползет в область отрицательных чисел.
Что же касается объявленной экранизации, то не уверен, что она будет хорошей. Вот у Миклоша Янчо бы точно получилось, это явно его поляна.
Трудно. Ох, трудно писать отзыв на этот роман. Ведь сочиняя отзыв, я цепляюсь за то, что нравится и, особенно, за то, что не нравится, перехожу от одного к другому – и вот отзыв сам собою слепился. А как писать отзыв на то, что идеально? Ведь, да – чёрт возьми! – «Сердце пармы» для меня идеально! Роман сделал не только моё лето и мой год, он вдруг вознёсся для меня на вершину всего того, что было прочитано!
Да, поначалу я стукнулся лбом о странные непонятные слова и названия, и даже хотелось посетовать, что нет тут сносок или пояснений, но ощущение это мгновенно исчезло – всё стало понятно по ходу дела, всё встало на свои места. И тут же хлынуло. Всё её дикое необузданное и древнее – и сила, и своеобразие и красота; её легкость и тяжесть. А дальше, когда всё стало сплетаться, вся эта вязь событий и судеб, сплетаться как длинные вогульские косы – так в груди и место не хватало, чтоб вмести всё. Это безумное и стойкое ощущение, что и не книга вовсе, а сама жизнь. Жизнь, в которой место всему есть – и смеху и страху, и боли и радости, и бытовому и загробно непостижимому. И хотелось смеяться вместе с ней. И холодок по спине бежал, когда было страшно. И горло перекрывало комом от несправедливости и горьких изгибов судьбы. И не было тут ни правых, ни виноватых – как в реальности, как в жизни. И каждый был сам собой – и даже в самых, казалось бы, злых и нечестных людях находилась своя правда; а каждый хороший и правый нет-нет да глупил, да злился, да заносила его нелёгкая, и пожинал он горькие дерущие глотку плоды своих ошибок. Всё в нём было – и было так, что подходя к концу, я вырывался из этой книги, дробил её в тревоге, что закончится она, скоро закончится, оттягивал это, как момент прощанья с близким человеком. Но возвращаясь, будто тонул в ней, и не мог оторваться. И понимал, что никогда не читал такого – ни в теме своей (ну, помнился мне «Ермак», но чтобы до него, чтобы так, чтобы с этой правдивой отчётливостью и неоднозначностью…), ни в красоте дикой пармы, чарующей и страшной, ни в этой проникновении в менталитет не похожий на наш; ни в этой неописуемой пронизывающей мистике судеб. И не просто это о столкновении миров, столкновении менталитетов, столкновении народов и их смешении (и это тоже важное тут – и через это, как нерв сквозь тело, становление России, с той стороны, с какой её не покажут – важное, правильное, но и с несправедливостью, и смертью, и с горечью), о частном, личном и общем, человеческом и даже нечеловеческом ¬– а нечто и над этим, нечто непередаваемое, густое, осязаемое, кажется так, что можно ухватить руками, но и призрачное настолько, что и не ухватишь. Как он это сделал, этот Иванов?! Как он мог такое сделать?!
Сложно. Ох, сложно писать отзыв на этот роман! Сложно потому что душу от него распирает. Потому-то эмоций, эмоций-то много, да так что и высказать их – исписать всю бумагу, да не вычерпать и десятую долю. И мыслей – масса. Да только слов для них не хватает. Да и как, черт возьми, описать саму жизнь во всём её головокружительном многообразии (вон даже проблема отцов и детей тут нашлась)? Как описать даже нечто большее, чем жизнь – описать время, душу, судьбу? Но ведь всё это есть. А я теперь сижу и томлюсь от того, что не хватает слов…
Но всё-таки есть один минус у книги – она кончилась. Как бы я ни хотел, как бы я не оттягивал этот миг – кончилась. И остался я оглушённый, опустошённый, но, в то же время, наполненный этим всем. И кончилась она так же идеально, с такой же густотой и правдивой неоднозначностью чувств; неожиданно, но так будто сердце знало, что закончиться должно так и никак иначе. И с горьким комом расставания в горле.
Она закончилась, но, в то же время, и не закончилась, так как я чувствую – она ещё живёт во мне, в моей голове, в моём сердце, у меня в душе. И чувствую, что долго она ещё не погаснет, да возможно и не погаснет вовсе, как Полюдов огонь, что даже не горя всё светит. И что буду я к нему возвращаться, чтобы хоть глоток да испить из этого источника вновь; да и просто, чтоб вдохновляться, чтоб чувствовать этот потрясающий язык, чтоб чувствовать эту дикую древнюю пронизывающую неописуемую силу… Спасибо тебе, Алексей Иванов! Спасибо тебе, «Сердце пармы»! За бьющееся радостно и восхищённо, то сжимающееся от горя сердце. За всё это, непередаваемое. И за то, что великая русская литература воскресла для меня как феникс из давно остывшей золы – с этим романом.
Наконец-то продрался сквозь этот текст.
Первые впечатления — очень выпукло, красочно, аутентично, самобытно. Сверкающее, переливающееся всеми красками полотно о чуждой нам теперешним жизни и о таких же чуждых нам теперешним людях.
Не буду ничего говорить о соответствии реальным историческим событиям (не историк я — знаний не хватает). Не это тут главное.
К плюсам могу отнести этакую монументальность, цельность и познавательность романа. Все ярко, подробно, со знанием деталей (ну, по крайней мере, на мой взгляд). Интересно, жизненно и трагично. Завораживающие описания природы тех мест, людей и их обычаев. Живые, правдоподобные герои и их нелегкие судьбы.
Ну а теперь к минусам.. Затянуто. Местами откровенно нудно — описания на полторы страницы, а то и более, коих здесь с избытком, поначалу проглатываются, а потом заставляют скучать. Миллионы имен собственных (названий рек,сел, городов, мифологических персонажей и просто имен людей) — просто оторопь берет. Поначалу как-то пытаешься вникать (это то село, которое возле этой речки, от которого нужно идти к этому городку и т.д.), потом плюешь на это, поскольку запомнить все это нереально и все эти названия просто просматриваешь не вникая. То же и с различными эндемичными архаизмами — догадался по смыслу что значит слово — славно, не догадался — ну и фиг с ним. Словом, тяжеловато читать.
Роман сам по себе неплохой, но не мое это — перечитывать не буду однозначно, да и посоветовать можно далеко не каждому.
на действительно сильные книги трудно писать рецензии.
есть риск либо захлебнуться восторгами, либо уйти в какие-то дебри.
то ли дело «песочить» посредственность.
«Сердце пармы» — книга сильнейшая.
это грандиозный труд, проделанный совсем молодым еще человеком.
Иванову удалось создать целый мир, найти его на карте и во времени.
история России вещь с одной стороны хорошо нам знакомая, а с другой — зауженная со всех сторон и заколдованная, будто бы сводящаяся к полудюжине ярких эпизодов и монструозных личностей. Вещий Олег-Ярослав Мудрый-Монголы-Поле Куликово-Иван Грозный.
чуть в сторону от магистрального направления — тьма и мгла, чуть поодаль от фигур из школьного учебника — безлюдье.
русскую историю надо расколдовывать, раскрывать, разворачивать.
Иванову это удается, ему это по силам.
конечно, автор много сочиняет, роман иногда смыкается с откровенным фэнтези.
но учитывая, насколько темна ввиду скудости источников, исследуемая им эпоха, и помня, сколь много мифологии в ставших официальными, признанными за «историческую правду» эпизодах, ругать за это не хочется.
да и рука не поднимется.
книга раскрывает такой загадочный сюжет, как «расширение Московского Княжества», которое втягивает в свою орбиту все больше и больше земель и народов.
причем раскрыта тема с точки зрения жителей периферии, глухомани — Перми.
Пермь эта, воссозданная, а то и прямо сочиненная автором с редкой любовью и порожденной этой любовью убедительностью, совершенно особый мир.
это фронтир русской цивилизации.
за Камнем (Уралом) простираются пока совершенно неизведанные, таинственные, сказочные земли.
на юге еще сильны осколки Золотой Орды, которая после пресловутого Поля Куликова вовсе не исчезла из истории.
за западе набирает силу хищная Москва, поглощающая одно за другим старинные русские княжества.
на севере еще звонит в вечевой колокол непокоренный еще Новгород.
сама Пермь — земля будто повисшая между разными мирами.
тут местные жители умоляют пришедшего с Руси поселенца не пахать священное для них поле, на котором покоится сказочный герой. тут Христа ставят на капище вместе с языческими идолами.
тут промышляют грабежом древних могил отчаянные смельчаки, всеми проклятые и ненавидимые скудельники.
по рекам рыщут ватаги лихих ушкуйников, на алтари старых богов все еще льется человеческая кровь.
здесь, в этом суровом краю ищут спасения от господского и государева гнета русские крестьяне, а где-то в глухомани еще живут загадочные «лесные мужики», покрытые шерстью.
Пермь — крошечное государство, для которого 200 человек — армия, 700 — батыевое нашествие, а русскому князю приходится опираться на сложные отношения с местными «князьцами», переживает непростые времена.
впрочем, неужели времена когда-то бывали простыми?
роман вмещает в себя много лет и много судеб.
герои проходят перед нами, такие разные и такие живые.
самый понятный читателю — наверное князь Михаил, потому что он наделен такой редкой чертой, как способность к рефлексии, к размышлению.
с одной стороны ему противостоят герои уходящей былинной старины, свирепой языческой древности, такие как вогулы Асыки (враги) и пермяки Кочиима (вроде бы союзника), цепляющиеся за славное прошлое, сознающие, что их век уходит.
но «поступь прогресса» представлена не только и не столько хлеборобом Нифонтом, сколько манипуляторами от церкви (Филофей, Иона) и кровавыми катами от государства (князь Федор, боярин Вострово).
те еще цивилизаторы, сносящие целые городки просто так, для острастки.
молодой князь, осиротевший после вогульского набега, долго пытается обустроить свою землю, найти какой-то путь, который позволит и сохранить столь любимую им сказочную, языческую, колдовскую Пермь с ее капищами и священными лесами, и выстоять в борьбе с более сильными и развитыми землями.
Михаил не великий воин (хотя и не боится драки), не великий манипулятор (хотя и умеет найти подход к людям).
живой человек, окруженный персонажами, которые больше олицетворяют стихии.
собственная жена — и та полупомешанная колдунья, дочь лесов и гор, дитя пармы.
при всей грандиозности своих задач, сложном (подчас переусложненном), образном и насыщенном экзотикой языке, книга достаточно динамична и энергична, порой откровенно кровава и неприкрыто страшна, и читается на одном дыхании.
правда есть ощущение некоторой лоскутности текста, потому что часть глав полны густого варева из архаизированного «как бы древнего» русского с пермяцкими и вогульскими словечками, а часть написана обыкновенно, без стилизаций.
на одних страницах ощущаешь себя среди людей другой эпохи, с другим мышлением и представлениями о жизни, а следом автор гонит чуть ли не публицистику, уместную в современной прессе.
но энергия, которой дышит «Сердце пармы» искупает эти мелкие недочеты.
в общем очень хороший роман, который одинаково подойдет и тем, кто желает порассуждать об истории Отечества (и заодно повысить свои знания о ней), так и тем, кому подавай свист стрел, звон мечей и колдовскую жуть.
«Сердце Пармы» — это талантливая книга, от которой я очень, очень устала.
Прочитала ее, почитала отзывы и согласилась с блестящим анализом amlobin и его утверждением, что произведение – мифоэпическое, несмотря на то, что по форме вполне себе роман: присутствует герой, его душевные метания, его жизненный путь и окружение. Все это изложено прекрасным русским языком, а стилистическими красотами можно просто захлебнуться. У меня не было никаких претензий к огромному количеству этнотопонимов: после того, как их усвоишь, реальность повествования становится более настоящей и начинает тебя обволакивать. И все же устала, потому что пусть пространство и сказочное, но сама сказка — кровавая и страшная, и в длинной череде смертей почти нет моментов, за которые можно зацепиться, чтобы увидеть этот мир как место, где люди почему-то все еще живут.
Такие мысли появились у меня далеко не сразу, это скорее кумулятивный эффект, и ощущения, о которых напишу ниже, накопились ближе ко второй половине книги, а в первой было скорее недоумение и ожидание какого-то поворота.
Поскольку в романе разворачивается культурно-этнический конфликт, закончившийся поглощением аборигенов, и одновременно идет процесс централизации власти в немилосердную эпоху, трагичность повествовательного тона практически обязательна. Но трагедию можно написать по-разному, и Алексеев нашел свой метод: атмосфера произведения пронизана какой-то некрофильской чувственностью, упоением смертью, ее ожиданием, ее подготовкой. Тщательно, со вкусом выписана расчлененка, ужасы и ожидание того, что каждый выделенный из антуража персонаж умрет или сдохнет. Кровь заливает страницы, как Кама в половодье. Убивают все всех и зачастую абсолютно бессмысленно, без повода и цели, но до такой степени зрелищно, что сам вопрос «А зачем?» теряет смысл. Красиво же! Иногда мимоходом говорится о том, что построился какой-то город, что деревня собрала богатый урожай, что луг благоухает, но все это – для того, чтобы в следующий момент показать, как разгромят город, сожгут деревню, истопчут луг.
Ближе к концу атмосфера романа и тема неизбежности смерти, фатума, доведенные до гротеска, мне, честно говоря, сильно приелись, поскольку все одно и то же: каждый раз, когда кто-то рискует жизнью, он на самом деле не рискует, а уже обречен — обязательно умрет, а автор об этом расскажет непременно с кровавыми подробностями.
При этом не очень понятно, как иначе строить такой роман, потому что на атмосферности, на некоей, я бы даже сказала, ностальгии по мистическому, на пренебрежении к жизни и смерти и поэтизировании последней, искусно вплетенном в повествование, он и держится: у главного героя совсем нет харизмы, т. е. настолько он никакой, что удивительно, как вообще дотянул в этой Парме до такого возраста да еще князем. Меня не покидало ощущение, что Михаил совершенно не вписан в собственный мир. Он – скорее наш современник, по-сегодняшнему рефлексирующий, существующий отдельно от эпохи, в которой человеческая жизнь была короче и интенсивнее, была более животной и отчасти поэтому ярче проживаемой. Он болтается по повествованию, как щепка в проруби: сказали рубить голову — рубит. Решил, что доброму человеку надо помочь — поможет. К концу романа он становится просто уставшим от жизни человеком и, наконец, как и ожидалось, погибает. Возможно, он задуман как нечто екклесиастическое — этакий герой, протекающий сквозь свою эпоху или олицетворяющий ее самосознание в историческом масштабе, а не в «сейчас», но у меня не получилось так его увидеть – очень раздражал своей пассивностью — и в мыслях, и в деяниях.
Мне очень нравятся мыслящие персонажи, созерцатели нравятся, но слабый герой, управляющий сильным и противоречивым миром – это оксюморон, так не бывает. Бывает, что мир живет отдельно, сам по себе, а человек плывет по течению сам по себе. Но этот конкретный персонаж именно что изменяет реальность, он словно проклятие Пармы – куда ни пойдет, везде посеет беду. В прямом смысле. Разве что дело вообще не в герое, потому что герой — вовсе не он.
Хотела поставить «восьмерку», но поняла, что книга заслуживает большего — просто я забралась не в свою читательскую нишу.
Здравствуй, дорогой мой искатель годноты. И раз ты здесь, значит ты считай её уже нашёл, идя по долгому, трудному и тернистому пути.
И прежде всего хочу сделать отступление и кое-что отметить касательно остальных авторов схожего, так сказать, славянского летописного цеха. Начну с печальной ноты и вспомню всеми расхваленную Марию Семёнову, которая выдала просто «неоспоримый шедевр» типа — «Тот, кого я всегда жду». И неоспорим он настолько, что практически не имеет толковых отрицательных отзывов, ну разве что кроме моего. Оценка соответственно за каким-то лешим тоже непомерно высокая, даже выше чем у той же «Сердце пармы», хотя парма в сравнение с ней на порядок выше, да что там — это как небо и земля. Ну да ладно. Просто с возрастом всё больше ворчу. причем постоянно(кстати её не менее гениального «Волкодава» я тоже всячески обласкал, любя). Так что, не будем больше о грустном, давайте о позитивном.
Здесь мы имеем довольно редкую направленность, которую наши авторы старательно обходят стороной, а это средние века Руси и вообще нашей тогдашней историй (хотя тут наверно я плохо искал, но всё же для сравнения, иностранная литература про Европу подобного жанра мне встречается намного чаще). И я не говорю сейчас про так называемых «попаданцев», нет, этого то добра тут пруд пруди, да ещё и соответствующего качества, я говорю про серьёзные исторические художественные произведения.
Ну вот было дело, ткнул значит рейтинг. И бац, что вы думаете? А там попаданцы сплошь, РУСЬ ВСЁ СПАСАЮТ, да что-то никак у них не выходит, раз столько этих попаданцев десантировать приходиться! Так стоп, это я опять о печальном. Вот тянет всё и тянет меня не туда.
Вообщем, средь всего этого изобилия таки втесался наш Алексей Иванов и выдал нам крепкое произведение о нашей многострадальной родине, без излишних розовых соплей о всяких там бабах-воинов в отряде крепких варягов в поисках мужика. (да успокойся ты уже наконец! (это я себе)), а именно суровую, иногда мистическую, но всё же больше реалистичную историю. Думаю не стоит пересказывать или описывать события книги, это сделали уже все за меня, да и опять о печальном придётся, ведь времена были тяжелые. Зато отметить само по себе редкость таких книг ещё как стоит. Поэтому смело беритесь за изучение, а если не в моготу на бумаге, то аудиокнига в помощь.
Спасибо за внимание. Критика всего и вся приветствуется.
Мы, люди современности, живём в пыли, вокруг нас курятся зловонные испарения ДВС, которые мы уже не замечаем, наше ухо привычно к постоянному шуму большого города.
Когда-то не было ничего подобного. Люди жили в мире тишины. Единственное, что её нарушало — это тихий шум листвы, колышущейся под ветром. Шум деревьев, леса, где-то — пармы. Нельзя сказать, чтобы в этом мире тишины люди были счастливы — нет, жизнь полтысячелетия назад была очень тяжела, полна ужасов и лишений. Но мы что-то потеряли, пусть даже и обретя многое. Что-то, слышимое в листве. В запахе хвои. В стрекоте птиц.
Главное ли это в романе, который носит скромное и неброское название «Сердце Пармы»? Отчасти — да. Стылая, жуткая, таинственная, прекрасная тайга вокруг Каменного Пояса — один из его героев, место, населённое такими силами, которые человек пытался облечь в привычные формы, называя их богами, духами, ламиями, загоняя в привычные формы истуканов. Картина мира этих людей была сложна, не проще нашей — ведь знания естественных наук заменялись познаниями таинств лесов. Жуткий, таинственный мир воинов в шлемах с лосиными рогами и памов-шаманов с костецами и бубнами.
И всё-таки это — часть антуража, мира, созданный писателем Ивановым, вглядывающимся в прошлое своей земли. Но его роман — действительно Большая Литература. Поэтому в центре всего — человек. Князь Михаил Ермолаевич — безумно одинокий и никем не понятый человек, имя на летописной странице, бледнеющее на фоне блестящих эскапад Ивана Московского. Он — русский, но родившийся под сенью пармы. Он пермяк, который всегда останется для своего народа потомком пришлых «роччиз». Ему чужда Москва, расцветающая в своём подобии «Третьему Риму», чужда стылая тайга, которая является прибежищем его кровных врагов. Он разорван надвое, этот сын двух народов, и единственное, что ему любо — это процветание той страны, в которой он родился — той, которую потом назовут «Великой Пермью».
Конечно, Иванов — интересный человек. Он поместил действие своего романа в XV век, то время, когда откованный русский меч собирал земли вокруг Москвы, когда закончилось время мелких родовых общин и волостей, а наставало время единства и силы. Отсюда и интересный идеологический посыл, вложенный в уста князя Михаила. Чужда ли ему Москва? Да. Его народу? Тем более. Но он добровольно покоряется и склоняет главу перед дедом того, кто назовёт себя «царём всея Руси». Отчего? Пермяки должны оставить обычаи своих предков, забыть свой язык, и влиться в это гигантское, горделивое и великое образование, которое мы сейчас зовём «русским народом». Такова имперская идеология — «единая поднебесная», как мы помним. Такова суть происходящего в те времена — склонение главы перед силой, которую не хочется принимать, но нет выбора — за ней будущее.
Так что-же это за роман? Откуда на просторах нашей родины, раздвинув ряды мелких середняков и откровенных пигмеев, выросла эта роскошная пихта, под названием «Сердце Пармы»? Откуда появился писатель, ничуть не уступающий Г. Г. Кею и прочим мастерам мифотворчества? Конечно, и здесь хватает оборванных линий и мелких нестыковок, но это не портит общей картины — перед нами классический, по всей вероятности, роман, который ещё будет славить автора на века вперёд. Не будем гадать о зашифрованных здесь смыслах — просто насладимся этой влекущей, суровой и безумно талантливо написанной книгой.