можно ли менять ударение в стихах
Несомненно, каждый добропорядочный стихирянин, или считающий себя таковым, изучил уже краткий учебник стихосложения, и смешно было бы сейчас рассказывать о пяти основных стихотворных метрах – хорее, ямбе, дактиле, анапесте, амфибрахии.
Но в том-то и дело, что, как правило, автор, сочиняя что-либо, не думает о том, в каком ритме и с каким размером будет сочинять. Ведь не сидит же он и не думает: «А, ну-ка, напишу-ка я пятистопным или, хуже того, семистопным ямбом, или, скажем, четырёхстопным амфибрахием.»
Потом можно анализировать какой получился метр, сколько в нём стоп и так далее.
При таком подходе исключены ошибки в ритмике. Она изначально задана и какой бы ни была – уложится в стандарты указанных выше пяти основных разновидностей.
Но есть другой способ написания. Человек понимает только одно – в конце строк должны быть рифмы. А рифма, это как говорил поэт Цветик из Цветочного города, «чтобы слова были похожи и одинаково кончались».
А если ещё и чувства захлёстывают, то куда там до метра, ритма, размера – скорее на бумагу и в компьютер.
А потом почтенные критики и рецензенты гадают: что это за ломаные метры, требующие при чтении пауз (цезур) и т.д.?
И вот таких авторов подстерегают несколько подводных камней, о первом из которых пойдёт речь в этом эссе.
Оговорюсь сразу. Речь пойдёт о чистых стихах. Не о стихах для песен и не об авторской песне, но о стихах, которые должны восприниматься «без переводчика», чтеца или исполнителя.
Есть мнение, что стихи с классическим причёсанным ритмом скучны и неинтересны. Не буду далеко ходить за примерами, но весь «Евгений Онегин» написан, так называемой, «онегинской» строфой и никому не скучно. Дело не в причёсанности метра и размера, а в таланте автора.
«Василий Теркин» вообще написан четверостишиями с классическим четырёхстопным хореем. И что? Прекрасная поэма.
Однако перейдём к делу. Как и всегда приведу примеры типичных ошибок без оглашения имени авторов.
Обыкновенный пятистопный ямб:
«Ведь в гОроде родИли мЕня БОги.
За городом зачахну я от скуки. «
Какого такого «мЕня»? Уж не Александра ли?
Переставим слова так:
«Ведь в гОроде менЯ родИли БОги.
За городом зачахну я от скуки. «
И нет вопросов. С помощью изменения порядка слов вопрос решён просто и безболезненно. Да и, если приглядеться, исходный порядок слов был не очень русский. После перестановки стало только лучше.
Опять пятистопный ямб (хореем, почему-то, сейчас пишут редко):
Видим: в слове «лучОм» ударение фонетическое не совпадает с ритмическим.
Не говоря уж про паразитное, как я считаю, слово «уж», которое обычно вставляется для того, чтобы в размер уложиться. Но, уж если без «ужа» никак нельзя, давайте попробуем поменять порядок слов следующим образом:
Как видно, без ущерба для смысла мы привели строку в порядок, а «уж» как был безударным и незаметным, так и остался.
Опять ямб (уже четырёхстопный), но случай более редкий. В трёхсложном слове фонетическое ударение падает в одном слове два раза. Вроде – ничего страшного, однако что-то режет ухо:
«Он, в свЕте фОнарЕй искрЯщий,
Сулит давно былую новь»
А если попробовать так:
«В фонАрном свЕте Он искрЯщий
Сулит давно былую новь»
Вот такая хитрость. Одновременно и инверсия, и замена слова, и такое расположение трёхсложных слов с ударением на среднем слоге, которое исключает всякую ритмическую двусмысленность.
Достаточно спорный случай, ибо перестановка слов здесь помогает, но прядок слов становится «нерусским»
«Два рАза в Одну вОду нЕ войдЁшь
Поэтому мне так легко с тобою
Давно мы врозь, судьбу не проведёшь
Вино не стоит смешивать с водою»
Если это пятистопный ямб, то в слове «однУ» неверно падает фонетическое ударение.
Ничтоже сумняшеся, применяем инверсию:
«В однУ два раза воду не войдёшь»
Не совсем русский порядок слов, но ударения, вроде, встали на места.
«Два рАза в одну вОду не войдЁшь»
Но при этом, правда, «пропадут» очень важные слова «одну» и «не».
Поэтому здесь автор вправе решать, как поступить. Что предпочесть, а чем пренебречь. Это только его право – право его личных предпочтений.
Итак, слово сказано.
Приглашаю стихирян к обсуждению.
Буду благодарен за любые примеры «хромых ритмов». Особенно, если кто-то найдёт таковые у себя или у кого-то в трёхстопных метрах – дактиле, амфибрахии, анапесте.
Ритмика в стихах. Пособие
Настоящее пособие рассчитано на начинающих поэтов, столкнувшихся с трудностями в понимании правил построения ритма стихов, и на тех любителей поэзии, которые не всегда понимают замысел поэтов и затрудняются при чтении их стихов. Пособие должно помочь автору не только правильно написать стихи, но и проверить уже написанные на правильность исполнения ритма, а тем, кто берётся проверять и критиковать чужие стихи, подскажет, как правильно объяснить чужие ошибки.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ритмика в стихах. Пособие предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Следует различать собственное и ритмическое ударения.
Собственное определяется словарным написанием слова и не может быть изменено автором. В случае, если автор использует слово с неверным ударением, это рассматривается как создание неологизма, нового слова, что никакими правилами не ограничивается, но и не приветствуется. При этом автору рекомендуется выделить, обозначить неверное ударение, чтобы у читателя не было сомнений в правильности чтения.
В каждом слове есть только один ударный слог, остальные считаются безударными.
В словах, состоящих из одного слога, он и считается ударным. Слов без ударений не бывает. С точки зрения ритма стихосложения предлоги, частицы, не содержащие гласной, к словам вообще не относятся, их как бы и нет вовсе. Например, строка: «Кто бы сказал мне» на один слог длиннее, чем строка «Кто б сказал мне».
Строка «Во далёкой сибирской деревне» на один слог длиннее, чем строка «В далёкой сибирской деревне».
Ритмическое ударение диктуется ритмом построения строки, в том числе, слово может потерять его вовсе, если так задумал автор, или, наоборот, приобрести ударение слогов, которые по словарю считаются безударными.
Правильным является совпадение обоих ударений, а несовпадение считается ошибкой. Например, строки, в которых каждый четвёртый слог — ударный:
а я на днЯх летал за грАнью
и собирАл свет звезд ладОнью.
В словах «летал, свет, звёзд» ритмического ударения нет.
Собственно, это уже и есть «болванка». Теперь видно, что можно выбрать другой вариант записи текста. Укоротить строки вдвое, тогда на стыках полустрок паузы будут образовываться автоматически:
а Я на днЯх летАл за грАнь,
Свет звЁзд собрАл в своЮ ладОнь.
При изменении ритма строк часть слов обрела ритмическое ударение, но в слове «свет» оно так и не появилось. Это важно понять. До тех пор, пока ритм стиха не определён, нельзя говорить о наличии или отсутствии ритмического ударения в каком-то слове.
Запомните: ударными слогами в строках называют слоги, имеющие ритмическое ударение.
Разговор об ударениях будет ещё продолжен ниже.
Ударение в поэзии: норма или поэтическая вольность
Рубрика: 1. Общие вопросы литературоведения. Теория литературы
Дата публикации: 25.03.2016
Статья просмотрена: 21988 раз
Библиографическое описание:
Здвижкова, Е. А. Ударение в поэзии: норма или поэтическая вольность / Е. А. Здвижкова. — Текст : непосредственный // Филология и лингвистика в современном обществе : материалы IV Междунар. науч. конф. (г. Москва, июнь 2016 г.). — Москва : Буки-Веди, 2016. — С. 3-5. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/178/10113/ (дата обращения: 16.11.2021).
Так уж повелось, что стихи большинством людей воспринимаются как образцовая, правильная речь. Приходилось слышать: «. еще у Лермонтова в стихах говорится: Внизу огни дозорные // Лишь на мосту горят, // И колокольни черные, Как сто́рожи, стоят» и эти варианты устаревших ныне ударения и окончания принимаются носителями языка за образец.
Иногда, рассуждения ведутся от обратного: «Отку́пори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро» Пушкина может представляться устаревшим или нарочито неправильным вариантом. Взять для примера более современных авторов: Зинаиду Гиппиус называли поэтом с абсолютным слухом, но правильность ударения в строках «Был дан мне ключ заветный, И я его берёг. Он ржа́вел незаметно…», подвергается сомнению — насколько он соответствует не только современной, но и устаревшей норме.
Понимая, что поэтический текст — это текст с особой, эстетической, по мнению Ю. М. Ломана, функцией, можно к подобному факту относиться как к нарочитой неправильности, как целенаправленному приему,так называемой поэтической вольности. Но это понятие часто употребляется как оправдание любой речевой ошибки.
Необходимость уточнения термина связано с тем, что, по замечанию А. Квятковского [1, 32] — это термин старой поэтики, и поэтому в справочной литературе это понятие толкуется крайне поверхностно, в виде традиционной формулы. Например, так:
Вольность поэтическая — допускаемое в стихах по традиции незначительное отклонение от языковых норм: «Из пламя и света рожденное слово» (М. Ю. Лермонтов).
Согласно такому определению под понятие вольность попадают все случаи нарушения ортологических норм в поэтическом тексте, которые к тому же оправдываются традицией.
В различных вариантах подобный подход встречается и в других толкованиях.
Интернет-энциклопедия Википедия дает такое определение: «Поэтическая вольность (licentiapoetica) — право поэта в целях большей художественности «нарушать» как нормы общепринятого литературного языка, так и канонические формы развертывания сюжета».
Определение из «Поэтического словаря» А. П. Квятковского: «Вольность поэтическая (лат. licentia роetiса) — термин старой классической поэтики, преднамеренное или невольное отклонение стихотворной речи от языковых, синтаксических, метрических и других норм» [1, 213].
В этом определении ключевыми являются параметры, по которым можно судить — ошибка перед нами или все-таки прием: преднамеренное или невольное отклонение от норм, т. е. этот факт поэтической речи рассматривается с точки зрения его целесообразности и необходимости, но эти критерии оценки факта нарушения нормы не получают точного определения.
Хочется добавить еще и такое рассуждение о природе поэтической вольности, которое отталкивается от личностных творческих характеристик поэта, поскольку «право» на вольность может быть только заслуженным, и на него имею право поэты, признанные как мастера слова. Так, в определении поэтической вольности (Энциклопедический словарь / Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. — В 86 тт. с илл. и доп. мат.) — помимо указания на то, что это —«различного рода неправильности, вызванные требованиями размера или же созвучия стихов»,говорится: «границы такой вольности невозможно определить с точностью, и личный вкус писателя должен быть его руководителем в этом отношении».Ю. М. Лотман приводит такие примеры: «Вяземский отстаивал свое право на орфографические ошибки как на выражение своей личности в тексте. Блок настаивал на написании “жолтый”, отличая его от “желтый”» [2, 113].
Итак, общее во всех определениях: поэтическая вольность — нарушение в поэтической речи норм литературного языка, первоначально оно было связано с соблюдением стихотворного размера, но быстро, уже в античное время, стало художественным приемом. В словарях акцент делается на формальную сторону стиха для сохранения стихотворного размера. Именно эта функция, ритмообразующая, была положена в основу самого термина «поэтическая вольность» изначально: выражение это («licentiapoetica») означает отступление от грамматических правил, которое допускается в стихах ради требования размера или рифмы. Оно принадлежит римскому писателю Сенеке (I в. до н. э.), у которого в сочинении «Естественно-научные вопросы» (кн. 2, гл. 44) сказано: «Это нечто относящееся к поэтическим вольностям». До него у Горация в «Искусстве поэзии» говорится: «Живописцам и поэтам всегда была дозволена какая угодно вольность» (Гораций. О поэтическом искусстве. — М., 1981, с. 83).
Однако часты случаи, когда поэтическая вольность становится средством сильной экспрессии, двусмысленности, и видимая (а точнее, слышимая) неправильность на самом деле предстает как намек на нечто, скрытое под ней, она сама становится приемом выразительности.
Поэтому определение терминологического словаря-справочника В. П. Москвина нам кажется наиболее полным: «фигура нарочитой неправильной речи, состоящая в нарушении литературных норм с целью сохранить ритм и рифму стиха — случай, когда поэт “жертвует правильностью в угоду выразительности”» [3, 149]. Мы имеем в виду такую вольность, когда понимаем, что автор достаточно талантлив, чтобы позволить себе вот так поиграть словами, и выглядит это все равно естественно.
Таким образом, весьма заметные в речи факты отклонения от нормативного ударения могут быть нарочитыми и поддерживаться двумя функциями — ритмической (ритмообразующей) и стилистической (или обеими вместе); либо б представлять собой ошибку, если определить функцию (или коммуникативную целесообразность) затруднительно. Мерилом, в частности, может служить языковое чутье, когда мы, как читатели, ощущаем, что перед нами, как писал В. К. Тредиаковский, — «слово нелепое, странное, дикое», т. е. не поддерживается речевой практикой, оно отвлекает внимание читателя, нарушает благозвучие, точность речи и в целом негативно сказывается на качестве поэтической речи.
Однако не все факты «нестандартного» с точки зрения современной нормы ударения можно оценить как вольность или ошибку. Важно оценивать поэтический текст с позиции «времени», эпохи написания: возможно, это устаревшие, архаичные ударения, в этом случае речь идет не о вольности, а о норме. Без учета этого факта — подвижности и изменчивости акцентологической нормы — невозможно ответить на вопрос: что же перед нами — вольность или норма. «Учение о поэтической вольности, являющееся одним из важных элементов старой нормативной поэтики, возникает в результате неисторического подхода к произведениям с меркой чуждых им норм другой эпохи. Отсюда неправильное истолкование архаизмов — забытых форм языка — и сюжетосложения как намеренных отступлений поэта от известных ему правил (особенно характерны в этом отношении толкования античных классиков)» [5].
И в этом смысле важно ограничить объект исследования временными рамками и идиостилями поэтов, признанныхкак мастеров слова. И к современному периоду развития русской литературы и поэзии в частности нужно приступать после изучения поэзии классических периодов — «золотого» и «серебряного» веков. Как заметил Г. Хазагеров:«А есть ли авторитетные писатели, за чьей практикой ходить? За всеми лингвистическими банальностями об изменении нормы как-то упускается из виду та культурная ситуация, в которой мы оказались. Литература больше не задает языковой нормы. Реальность такова, что общество не очень-то доверяет языковому чутью современных писателей» [4].
Для анализа нами выбраны стихотворные тексты, написанные на рубеже XIX-XX веков, а также произведения признанных авторов «серебряного века» (кроме поэтов-футуристов и других представителей авангардных течений), поскольку «неправильное», а точнее непривычное словесное ударение легко обнаруживается только в метрическом стихе например, в стихотворении Н. Гумилева:
О пожелтевшие листы
В стенах вечерних библио́тек,
Когда раздумья так чисты,
Поэты-символисты и их предтечи и поэты акмеисты, как известно, придерживались классической системы стихосложения, с уважением и почтением относились к традициям русского стихосложения (к ее строфике, ритмике, рифме). Интересна следующая строфа поэта К. Случевского:
Значит, подслушали нас! Ударенья
Ясны и четки на тех же словах,
Что и тогда, в эту ночь удивленья.
Но на первый взгляд, материал для анализа выбран не совсем удачно: в почти двухстах стихотворениях нам встретилось не более 30 фактов «вольных» ударений. При этом такие поэты как Константин Фофанов, Федор Сологуб, Валерий Брюсов не прибегают к этому приему ни разу. Известно, что В. Брюсов выступал против поэтической вольности, считая, что поэт таким образом «коверкает слова».
Поэтическая вольность предстала как нечто уникальное, единичное, имеющее окказиональный характер, и поэтому нарочитое, оправданное художественной целью.Например, сплошная выборка из поэтических тестов И. Анненского показала, что его идиостилю не свойственно использование нарочитых нарушений норм, но три ярких факта все-таки обнаруживается.
Однако анализ показал, что это не вольность, а использование архаичных, книжных или устаревающих вариантов ударения, подчеркивающих торжественность стиха.
. Для чего ж с конту́ров нежной,
Грубо сорван саван нежный,
Жечь зачем ее цветы?
Как известно, у двухсложных и трехсложных имен существительных мужского рода наблюдается тенденция к переносу ударения с последнего слога на предшествующий (регрессивное ударение). Не относится ли это слово к тем, у которых этот процесс завершился до времени написания стихотворения? Сомнение придает графически выраженный знак ударения, поставленный в слове самим поэтом.
Поэтому на фоне идеально правильной речи слово КонтУров выделяется не только фонетически, но и графически, что не свойственно нормативному употреблению.
К тому же использование таких слов, как: саван, застылость, подъявший, дочерь, зазывал и прилагательных в краткой форме: сине пламя, бела раскаленность, нежны и т. д. подчеркивает стилистическую значимость ударения — устаревающий вариант в функции стилизации под архаичную речь. Таким образом, отметим третью функцию акцентологической «поэтической вольности».
. ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни мира́жей, ни слез, ни улыбок.
На общем фоне ударение мира́жей также легче всего причислить к нормативным, но устаревающим, выполняющим стилистическую функцию — создание нарочито книжной речи.
Как видим, широко распространенное мнение о поэтической вольности как индульгенции на ошибку не подтверждается фактами: ни одного случая случайной неправильности, ни одного случая вольности, заданной исключительно ритмом. Поэтому традиционное толкование поэтической вольности весьма несправедливо и видимо нуждается в пересмотре.
В поэзии достаточно часто встречаются случаи архаичных ударений, но и они употребляются с собой, стилистической функции. При этом ударение это, как правило, допустимо как устарелое или устаревающее, т. е. традиции его употребления еще не утеряны.
1. Квятковский А. Поэтический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1966.
2. Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство СПБ, 1996.
3. Москвин В. П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры. Терминологический словарь-справочник. — М.: Едиториал УРСС, 2004
4. Хазагеров Г. Реформа лирики сильно взволновала физиков // http://nature.web.ru:8001/db/msg.html?mid=1166414
Похожие статьи
Функции обращений в поэзии С.Есенина | Статья в журнале.
Ударение в поэзии: норма или поэтическая вольность.
Основные термины (генерируются автоматически): поэтическая вольность, вольность, норма, поэт, поэтический текст, стилистическая функция.
Поэтика фольклора в лирике Марины Цветаевой
Ударение в поэзии: норма или поэтическая вольность. IV международная научная конференция «Филология и лингвистика в современном обществе» (Москва, июнь 2016).
Виды сравнений в поэтической речи А. Ахматовой
В ее поэтической речи сравнение выражается различными способами. В стихотворениях А. А. Ахматовой встречаются три способа лексического выражения сравнения
Язык и текст в пространстве культуры. С.- Петербург — Ставрополь: СГУ, 2003.
Стилистические фигуры, тропы и их стилистические функции.
Пушкин прекрасно владел поэтической речью.
Поэтический синтаксис позволяет придать стихотворению эмоциональную составляющую. В тексте два раза встречается восклицательный знак.
Особенности стихосложения поэзии серебряного века
Поэтов-музыкантов. Стихи серебряного века — это музыка слов.
философские основы каждого из выбранных нами направлений, мы перешли к анализу поэтического наследия.
В каждом стихотворении был вычислен стихотворный размер (Хорей, Ямб, Дактиль.
Русский символизм как литературное течение | Статья в журнале.
Акмеизм — течение в русской поэзии 1910-х гг., провозгласившее освобождение поэзии от символистских порывов к «идеальному», от.
Как отмечает советский поэт, составитель и редактор поэтических изданий, Н.В. Банников, акмеизм буквально «отпочковался» от.
Некоторые особенности применения стилистических фигур.
Стилистические фигуры — особые синтаксические построения, используемые художником для усиления образно-выразительной функции речи.
Для поэтического языка инверсия — явление распространенное и даже необходимое.
К вопросу изучения традиций Надсона в пролетарской поэзии
Ключевые слова: пролетарская поэзия, рабочие поэты, С. Я. Надсон.
«терновый путь», «слезы»), а также стремление к эстетизации стихов, использование условно-поэтической
Но он придет — и будет свет, И будет радость бурной встречи, И вспыхнут радостные речи
О лит. нормах в русск. поэзии. Вариат. ударен
II.8.5 Вариативность ударений
В настоящем разделе рассмотрим примеры из русской поэзии с варьированием ударений, имея в виду, как устаревшую их вариативность, так и допускаемую современными орфоэпическими нормами.
II.8.5.1 Устаревшая вариативность ударений
Прежде всего, обратим внимание на устаревшее ударение в слове кладбище в одноимённом стихотворении Карамзина (1792):
Мимо кладбИща спешит.
[636]
Такое ударение было общепринятым в литературном языке XIX в. Его мы встречаем «даже у Пушкина», как выразился Горбачевич (367), но ещё и у Лермонтова, Баратынского, Никитина, Фета, Алексея Толстого и др.
Еще в Словаре Российской Академии (1909) предпочтительным считалось старое ударение, хотя уже было известно и современное (367).
Оно встречается и поныне в поэтической речи (6), хотя отклоняется от современной литературной нормы (7), требующей ударения на первом слоге как в единственном, так и во множественном числе: «клАдбище» и «клАдбища» во всех формах склонения этого существительного.
Старое ударение мы находим и в стихах Хлебникова:
Но зачем устами ищем
Пыль, гонимую кладбИщем.
«Гонимый — кем, почем я знаю?» (1912).
Когда широкая зола
Угасшего кострища
Над входом в звездное кладбИще
Огня ворота возвела.
«Когда над полем зеленеет. » (1912)
И даже в стихотворениях советских поэтов:
Кто-то стонет на тёмном кладбИще,
Кто-то глухо стучится ко мне,
Кто-то пристально смотрит в жилище,
Показавшись в полночном окне.
[637]
Хотя в более раннем стихотворении Рубцов применял и современную литературную форму:
И так в тумане омутной воды
Стояло тихо кладбище глухое,
Таким всё было смертным и святым,
Что до конца не будет мне покоя.
«Над вечным покоем» (1965)
Отказавшись от старого ударения, вместе с тем, в прилагательном кладбищенский мы продолжаем его ставить не на первый, а на второй слог: кладбИщенский.
Земля вздрогнУла под ногой
«Руслан и Людмила» (1817-1820). Песнь первая.
Поднялся вихорь, степь дрогнУла.
Там же. Песнь третия.
Семья вздрогнУла
«В еврейской хижине. » (1826)
[638]
Он вздрОгнул как под топором.
«Полтава» (1828-1829).
Как труп недвИжим оставался
«Кавказский Пленник» (1820-1821).
НедвИжим, строен он стоит
«Шумит кустарник. » (1830)
Я сиживал недвИжим и глядел
«Вновь я посетил. » (1835)
Ужель один недвИжим будет он
«Была пора. » (1836)
Взор открыт и недвижИм
«Утопленник» (1828)
Он угасает недвижИм
«Герой» (1830)
Богатыря призраАк огромный
«Руслан и Людмила». Песнь вторая.
Глазами страшный прИзрак мерил
Там же. Песнь первая
С веселым прИзраком свободы
«Кавказский Пленник»
И всё язЫком, сердцу внятным
«Послание к Юдину» (1815)
[639]
На языке; тебе невнятном…
«Иностранке» (1822)
Мой борзый конь, мой конь удАлый
«Какая ночь. » (1827)
Товарищ юности удАлой
«Граф Нулин» (1825)
С плеч удаАлую башку
«Делибаш» (1829)
Кричит наездник удалОй
«Руслан и Людмила». Песнь вторая.
Роптала юность удалАя
«Полтава»
Люди вы молодые, силачи удалЫе
«Будрыс и его сыновья» (1833)
А там пошлю на удалУю
«Прозаик и поэт» (1825).
Рассмотрим далее ещё раз пример из стихотворения «Мечтатель» (1815), в котором обратим внимание на прилагательное окровавленный с устаревшим ударением смещённым в отличие от современной нормы (7) с третьего слога на предпоследний:
Пускай, ударя в звучный щит
И с видом дерзновенным,
Мне слава издали грозит
Перстом окровавлЕнным.
К ногам красавицы надменной
Принес я меч окровавлЕнный.
«Руслан и Людмила». Песнь первая.
[640]
Пред ним roast-beef окровавлЕнный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный.
«Евгений Онегин». Глава первая, XVI строфа.
Интересно, что и у Лермонтова в поэме «Черкесы» (1828) мы находим те же две последние пушкинские строки (плагиат или забывчатость, что эти строки родились не в его голове, а прочитаны у Пушкина в поэме, написанной гораздо раньше (1820-1821):
Но вот они стрелу пускают,
Взвилась! и падает казак
С окровавлЕнного кургана.
Строфа II.
С окровавлЕнными ногами
От острых камней и кустов,
Я шел безвестными тропАми
По следу вепрей и волков.
Достойны ль мы своих наследий?
Мне будет слишком жутко там,
Где трОпы рысей и медведей
Уводят к сказочным тропАм.
.
Устаревшее ударение в прилагательном «окровавленный» встречаем и у Гумилёва в стихотворении «Персидская миниатюра» (1919):
С копьем окровавлЕнным шах,
Стремящийся тропой неверной
На киноварных высотАх
За улетающею серной.
Мы также уже цитировали этот фрагмент в разделе, посвящённом отклонениям от современных орфоэпических норм в существительных женского рода во множественном числе (высотАх вместо высОтах, также, как и в предыдущем примере тропАми,вместо трОпами).
Обратим здесь ещё раз внимание на замечание Резниченко в Словаре ударений русского языка (7):
Орфографические словари русского языка (130,131) дают только один вариант: окровАвленный.
Для чего ж в полдневной хмаре,
Озаряемой лучом,
Возникает хмурый Марий
С окровавленным мечом?
А вот в стихотворении Крыловой «Реинкорнация» (1998), которое мы также уже цитировали в разделе о диалектизмах и просторечиях, поэтесса отдала предпочтение устаревшему произношению (приведём ещё раз первый катрен из этих стихов по публикации 2012 г.):
Быть может, я давно мертва:
под рёв толпы революцьонный
на эшафот окровавлённый
моя скатилась голова.
У Пушкина находим ещё следующие примеры устаревшей вариативности ударений:
СчастлИв уж я надеждой сладкой,
Что дева с трепетом любви
Посмотрит, может быть украдкой,
На песни грешные мои.
«Руслан и Людмила». Посвящение.
В кровавых битвах супостата
Себе я равного не зрел;
СчастлИв, когда бы не имел
Соперником меньшого брата!
Там же. Песнь третия.
Он был любим. по крайней мере
Так думал он, и был счастлИв.
«Евгений Онегин». Глава четвёртая, LI строфа.
[643]
Трепещет, не находит слов,
Он счАстлив, он почти здоров.
Там же. Глава шестая, строфа XIV.
Отшельник, мирный и безвестный,
Остался в счАстливой глуши,
С тобой, друг милый, друг прелестный,
С тобою, свет моей души!»
Там же. Песнь пятая.
Садятся на коней ретивых;
Вдоль берегов Днепра счастлИвых
Летят в клубящейся пыли.
«Руслан и Людмила». Песнь первая.
Ученый малый, но педант:
Имел он счАстливый талант.
«Евгений Онегин». Глава первая, V строфа.
Хотя такие двойные варианты ударения с прилагательным счастливый и его краткой формой счастлив современной нормой уже не допускаются, тем не менее, в наречии счастливо считается по-прежнему допустимой нормой и то, и другое ударение: можно говорить и счАстливо, и счастлИво (7).
Приведём ещё пример из стихотворения Набокова «Первая любовь» (1930):
И много лет прошло, и счАстливо
я прожил без тебя, а всё ж
порой я думаю опасливо:
жива ли ты и где живёшь.
[644]
А вот другой пример из стихотворения Рубцова «Добрый Филя» (1960):
Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок,
Задремавший счастлИво
Меж звериных дорог.
В стихотворении Никитина «Степная дорога» (1853) встречаем наречие «в забЫтьи» с устаревшим ударением:
И степь той песни переливам,
И безответна и пуста,
В забЫтьи внемлет молчаливом,
Как безмятежное дитя.
Однако, у Лермонтова в стихотворении «Люблю я цепи синих гор. » (1832), хотя оно написано на 20 лет раньше, находим то же наречие соответствующим современной орфоэпической норме:
И я в чудесном забытьИ
Движенья сковывал свои,
И с ним себя желал я слить,
Чтоб этим бег наш ускорИть.
В стихотворении «Мыши» (1899) Брюсов пишет:
[645]
В нашем доме мыши поселились
И живут, и живут!
К нам привыкли, ходят, расхрабрились,
ВИдны там и тут.
Такое же устаревшее ударение в слове видны встречаем и у Гумилёва в стихотворении «Отравленный» (1912):
Также и в его стихотворении «Каракалла» (1906):
Но к чему победы в час вечерний,
Если тени упадают ниц,
Если, словно золото на черни,
ВИдны ноги стройных танцовщИц?
В стихотворении «Война» (1914) Гумилев применял слово видны в соответствии с современной литературной нормой:
И воистину светло и свято
Дело величавое войны,
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов виднЫ.
В стихотворении «Каракалла» нужно обратить внимание ещё и на устаревшее ударение в слове танцовщиц на последний слог.
[646]
У Лермонтова в драме «Маскарад» (1835-1836) это слово звучит правильно (6,7):
Потом в театр — душа трепещет
При мысли, как с тобой вдвоём из-за кулис
Выманивали мы танцОвщиц и актрис…
Сцена вторая. Выход пятый. Казарин.
У Брюсова в стихотворении «К Медному всаднику» (1906) находим применение устаревшей нормы ударения в прилагательном изогнутой:
Сменяясь, шумели вокруг поколенья,
Вставали дома, как посевы твои.
Твой конь попирал с беспощадностью звенья
Бессильно под ним изогнУтой змеи.
А в стихотворении «L’Ennul de vivre. » (1902), написанном ранее вышеприведённого, Брюсов то же слово произносил с современным ударением (6,7):
В стихотворении Брюсова «Ранняя осень» (1905) встречаем устаревшее ударение в существительном «багрянец»:
Вспомним песню «Окрасился месяц багрянцем» (1884) со словами считающимися народными, но на самом деле являющимися переводом баллады Naechtliche Fahrt («Ночное путешествие» или «Ночная поездка») (1828) немецкого поэта, писателя и естествоиспытателя Адельберта фон Шамиссо (1781-1838), француза по происхождению (его полное французское имя Луи-Шарль-Аделаид де Шамиссо де Бонкур, или Людовик-Шарль-Аделаид де Шамиссо) (577), выполненном на русским поэтом-сатириком, журналистом, критиком и переводчиком Дмитрием Минаевым (1835-1889) (578,579), также есть слово багрянец, но с современным ударением:
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны шумели у скал.
— Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.
В качестве примера современного ударения в этом слове приведём ещё пример из стихотворения Андрея Белого «Телеграфист» (1906):
В Словаре ударений русского языка Резниченко (7) указывается, что норма ударения в слове багрянец изменялась и ещё недавно некоторые словари рекомендовали и вариант ударения, приведённый в стихотворении Брюсова.
Однако, в настоящее время вариативность ударения в формах слова багрянец уже не допускается.
Ах, пусть полголовы обрито,
Прикован к тачке рыбогон,
Лишь только бы, шелками шиты,
Дремали сосны у окОн!
[648]
Вместе с тем нужно отметить, что уже Пушкин писал это слово в соответствии с современной нормой:
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей.
Руслан и Людмила. Песнь первая.
Старая норма ещё долго использовалась вместе с современной и до сих пор она, как свидетельствует Словарь ударений русского языка, часто встречается в обыденной речи и у поэтов (7), хотя уже не является литературной и произношение окОн считается неправильным (6).
В стихотворении «По мне пролеткульт не заплачет. » (1919) Клюев использовал старую норму ударения в слове кряжистой, означающим «толстый и крепкий» о дереве и «невысокий и очень плотный», когда так говорится о человеке (7):
В кряжИстой тайге попугаи,
Горилла за вязкой лаптей.
Я грежу о северном рае
Плодов и газельных очей!
Современную норму ударения использовал уже Есенин в стихотворении «Заглушила засуха засевки. » (1914):
Открывались небесные двери,
Дьякон бавкнул из крЯжистых сил:
«Еще молимся, братья, о вере,
Чтобы Бог нам поля оросил».
Современная норма сохраняет в прилагательном кряжистый ударение основы «кряж», которая имеет место в русском языке и как существительное, означающее «короткий обрубок толстого бревна» и ещё «невысокую горную цепь» (7).
[649]
Во второй части поэмы (1934) «Песня Гамаюна» Клюев пишет:
Метла небесная за грех
Тому, кто, выпив сладкий мех
С напитком дедовским стоялым,
Не восхотел в бору опалом,
В напетой, кОндовой избе
Баюкать солнце по судьбе.
Прилагательное кондовой в соответствии с современной литературной нормой должно читаться с ударением на вторую букву «о»: кондОвой, а в стихотворении Клюева оно читается иначе: то ли кОндовой, то ли кондовОй.
В то же время в поэме «Погорельщина» (1928) поэт произносил это слово в соответствии с современной нормой:
Доска от сердца сосны кондОвой —
Иконописцу, как сот медовый.
В этой же поэме Клюев пользовался и старой нормой ударения в слове «кедровой» с ударением на первый слог, вместо второго:
Февраль рассыпал бисер рясный,
Когда в Сиговец, златно-бел,
Двуликий Сирин прилетел.
Он сел на кЕдровой вершине,
Она заплакана доныне,
И долго, долго озирал
Лесов дремучий перевал.
Архаизмы в этом отрывке мы уже поясняли ранее.
[650]
Возвращаясь к прилагательному кедровой, ещё раз процитируем строки, следующие далее из той же поэмы (мы их приводили в разделе о диалектизмах):
Пройдут в синих саванах девять ночей,
Десятые звёзды пойдут на потух,
И Лопский погост — многоглавый петух
На кЕдровом гребне воздынет кресты:
Есть Спасову печень сподобишься ты.
В поэме «Песнь о Великой матери» (1930-1931) Клюев применял современную норму ударения в этом прилагательном:
Нет премудрее народа,
У которого межбровье –
Голубых лосей зимовье,
Бор незнаемый кедрОвый.
II.8.5.2 Вариативность ударений, допускаемая современными нормами, с примерами устаревших и иных отклонений от них
II.8.5.2.1 Вариативность ударений в глаголах родить и родиться
Глагол родить церковнославянского происхождения (135) имеет два варианта, допускаемых современной орфоэпической нормой ударений в прошедшем времени для спряжения в третьем лице женского рода, в зависимости от того:
Владимир Соловьёв в стихотворении «Пародии на русских символистов» (1895) написал:
Слово родить имеет и более глубокий смысл: явить потомка. Так, например, в Священном Писании сказано, что Ефа родила Газеза, хотя последний был сыном (или потомком) Харана, ее сына (или потомка) (1Пар.2:46). (128)
Ударение в возвратном глаголе совершенного вида родиться более вариативно. Здесь допускаются в качестве орфоэпических норм следующие варианты: родИлся и родилсЯ, родИлась и родилАсь, родИлось и родилОсь, родИлись и родилИсь (7). В то же время и здесь нужно иметь в виду указанное выше правило: относиться ли этот глагол к одушевлённому или к неодушевлённому предмету, и в последнем случае всегда применяются только варианты с ударением на второй слог, на «-и».
В несовершенной форме этот глагол имеет следующие устойчивые нормы: родИлся, родИлась, родИлось, родИлись (7).
Некрасов в поэме «Княгиня М. Н. Волконская (бабушкины записки)» (1826-1827) писал:
РодИлась я, милые внуки мои,
Под Киевом, в тихой деревне;
Любимая дочь я была у семьи.
Наш род был богатый и древний.
Глава 1.
Вариант родИлась здесь также правомерен, как и родилАсь.
Маяковский в поэме «Владимир Ильич Ленин» (1924) написал:
Коммунизма
призрак
по Европе рыскал,
уходил
и вновь
маячил в отдаленьи…
По всему поэтому
в глуши Симбирска
[653]
родилсЯ
обыкновенный мальчик
Ленин.
Русская поэтесса Раиса Кудашёва (урождённая Гидройц или Гедройц, литовского происхождения) (1878-1964) (580), стала широко известной, благодаря, главным образом, стихотворению «Ёлка» (1903)», опубликованному в новогоднем номере журнала «Малютка» под псевдонимом «А.Э.», после того, как часть этого стихотворения была положена на музыку Леонидом Бекманом и стала популярной детской песенкой (1905), которая начинается следующими словами:
В лесу родИлась ёлочка.
Приведём в связи с этим ещё следующие соответствующие примеры с правильным выбором варианта постановки ударения:
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смОтря на луну.
Вдруг мысль в уме ее родИлась.
«Поди, оставь меня одну. »
Пушкин. «Евгений Онегин». Третья глава, XXI строфа.
Здесь ещё раз обратим внимание и на отклонение от литературной орфоэпической нормы в деепричастии смотря, в котором ударение падает на последний слог.
И стали три пальмы на Бога роптать:
На то ль мы родИлись, чтоб здесь увядать?
Лермонтов. Три пальмы (1839).
[654]
Нам брести в смертоносных равнинах,
Чтоб узнать, где родИлась река,
На тяжелых и гулких машинах
Грозовые пронзать облака.
Гумилёв. «Родос» (1912)
В век Скайлэба и Байконура
смешна кустарность ремесла.
О чём, Марина, ты вздохнула?
И красный ландыш родилсЯ.
II.8.5.2.2 Примеры литературных отступлений в вариативности произношения глаголов и других словесных форм, производных от корневой основы «лит»
Ниже мы рассмотрим только те примеры, которые мы ещё не упоминали и в которых вариативность, установленная орфоэпическими нормами (7), оказалась нарушенной.
В стихотворении «У себя» (1901) у Брюсова находим отступление от современной литературной нормы в ударении в слове залито:
Литературная норма: залИто и зАлито, но не залитО, хотя в обыденной речи и у других поэтов встречается и такое ударение (7).
[655]
Подобное указанному отклонение от литературной нормы допустил и Бунин, употребив причастие залитОй, вместо современных вариантов норм зылИтый или зАлитый (7) в стихотворении «Листопад» (1900):
Пора! Ударил отправленье
Вокзал, огнями залитОй,
И жизнь, что прожита с рожденья,
Уже как будто за чертой.
Ещё в стихотворении «Ленин и печник» (1938-1940) поэт написал:
Крякнул мастер осторожно,
Краской густо залилсЯ.
— То есть как же так нельзя?
То есть вот как даже можно.
Блок в стихотворении «Уходит день. В пыли дорожной. » (1902) делает такое же устаревшее ударение в родственном слове слился:
Уходит день. В пыли дорожной
Горят последние лучи.
Их красный отблеск непреложно
СлилсЯ с огнем моей свечи.
Современные нормы: залИлся и слИлся (7).
[656]
II.8.5.2.3 Другие примеры вариативности ударений
Сонет Сумарокова «На отчаяние» (1768) начинается так:
Жестокая тоска, отчаяния дочь!
Не вижу лютыя я в жизни перемены:
В леса ли я пойду или в луга зелЕны,
Со мною ты везде и не отходишь прочь.
Современные нормы: зЕлены и зеленЫ (7).
Переходя к следующему глаголу, процитируем далее ещё раз стихи Пушкина «Домик в Коломне» (1830):
Проходит день, другой. В кухарке толку
Довольно мало: то переварИт.
То пережарит, то с посудой полку
Уронит; вечно всё пересолит.
Как было отмечено выше, в разделе об устаревших нормах ударений в глаголах, в слове переварит Пушкин отклонялся от современной нормы, требующей постановки ударения на корневую гласную «-а», т.е., сохранять его как и в корне «вар»: перевАрит.
В то же время, нужно отметить, что глагол пересолит можно, в соответствии с современной нормой, произносить в обоих вариантах: и пересОлит и пересолИт (7).
У Волошина в стихотворении «Небо запуталось звёздными крыльями» (1902) читаем:
Топот охоты умолк в отдалении.
Воют собаки голОдны и злы.
Гордость… и жажда любви… и томление…
По лесу полосы света и мглы.
Литературная норма ударений: гОлодны и голоднЫ, но не голОдны.
[657]
В слове ракушка допускается двоякое ударение: рАкушка и ракУшка (7).
Хотя сравнительно недавно нормой считалось только ударение на втором слоге: ракУшка (7,25,130,131), вариант с ударением на первом слоге встречаем, например, у Северянина в стихотворении «Эст-Тойла» (1918):
У Рубцова в стихотворении «Ты просил написать о том. » (1959-1962) читаем:
Этот сад мне, как раньше, мил,
Но напрасно к одной блондинке
Я три года назад ходил
Вот по этой самой тропинке.
Я по ней не пойду опять,
Лишь злорадствую: “Где уж нам уж!”
Та блондинка хотела ждать,
Не дождАлась.
И вышла замуж.
Литературная норма: не дождалАсь.
Хотя произношение с ударением, применённым поэтом, встречается в обыденной речи, всё-таки оно не является литературной нормой.
Рассмотрим примеры вариативности ударения в глаголах сгрудить, т.е. «собрать в груду,кучу, толпу и т.д.» и сгрудиться, означающего «собраться вместе тесной толпой».
Произносить эти глаголы и образованные от них глагольные формы, включая причастия и деепричастия, можно, в соответствии с современными литературными нормами, с двумя вариантами ударений: сгрУдить и сгрудИть; сгрУдиться и сгрудИться; сгрУжу и сгружУ; сгрУдивший, сгрУдившийся и сгрудИвший или сгрудИвшийся; сгрУдив, сгрУдившись и сгрудИв или сгрудИвшись и т.д. (7)
Плакат на стене с пьяной рожей
Царя, кулака и попа.
«Час добрый!»
«Здорово, прохожий!»
вкруг деда сгрудИлась толпа.
Демьян Бедный «До этого места!» (1918)
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрУдились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь!
Маяковский. «Хорошее отношение к лошадям» (1918)
Встанет Россия — все споры рассудит…
Встанет Россия — народности сгрУдит…
И уж Запада больше не будет;
Брать от негодной культуры росток.
Северянин. «Колыбель культуры новой» (1923)
Чужие фары сгрУдят темноту —
я друга жду.
Вознесенский. «Свет друга» (1979)
[659]
Георгий ИвАнов в стихотворении «Ваза с фруктами» (1913-1914) писал:
Над грушами лежит разрезанная дыня,
Гранаты смуглые сгрудИлись перед ней;
Огромный ананас кичливо посредине
Венчает вазу всю короною своей.
В прилагательном августовский современные нормы допускают вариативность ударений: Августовский и августОвский (7).
В качестве примера первого варианта приведём строфу из стихотворения Есенина «Ты такая же простая, как все. » (1923):
Не хочу я лететь в зенит,
Слишком многое телу надо.
Что ж так имя твое звенит,
Словно Августовская прохлада?
За тысячу верст
В стороне приднепровской
Нежаркое солнце
Поры августОвской.
Рыболов ли взят волнами,
Али ХМЕЛЬНЫЙ молодец,
Аль ограбленный ворами
Недогадливый купец?
Пушкин. «Утопленник: Простонародная сказка» (1828)
[660]
И привёз гонец ХМЕЛЬНОЙ
В тот же час приказ такой…
Сказка о царе Салтане (1831)
Старое ударение в этом прилагательном находим ещё у Есенина в стихотворении «Троицыно утро, утренний канон. » (1914):
Тянется деревня с праздничного сна,
В благовесте ветра хмЕльная весна.
А примером использования современной нормы ударения в прилагательном хмельная служат строки Ахмадулиной из её перевода стихотворения грузинского советского поэта Карло Каладзе (1904-1988) (581) «Летит с небес плетёная корзина…» (1977):
Лоза хмельнАя ластится к ограде.
Не будем горевать о винограде…
Ещё нужно сказать, что до сих пор существуют две современные нормы произношений: хмелён, также как и захмелён и хмЕлен (7).
Последний пример встречаем в стихотворении Анненского «Сизый закат» (1910):
Близился сизый закат.
Воздух был нежен и хмЕлен,
И отуманенный сад
Как-то особенно зелен.
Вместе с тем, в наречии хмельно правильное ударение ставится на букву «о», а не «е»: хмельнО, а не хмЕльно (7), и также хмельна нужно читать с ударением на «а», как его ставил Пушкин в стихотворении «Пир Петра Первого» (1835):
[661]
В царском доме пир веселый;
Речь гостей хмельнА, шумна;
И Нева пальбой тяжелой
Далеко потрясена.
Примечание: Данный раздел эссе «О литературных нормах в русской поэзии», приводится здесь в обновлённой редакции с продолжением начатой нумерации страниц и сносок, содержание которых будет опубликовано в заключительном разделе.
Продолжение следует.