Скрытая публичность что это такое
«Теперь шмонать можно всех» Полицейским дали еще больше прав. Чем опасен для россиян обновленный закон «О полиции»?
Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС
15 декабря Совет Федерации рассмотрит законопроект о расширении полномочий российской полиции, принятый ранее Госдумой в окончательном, третьем чтении. Учитывая практику, сложившуюся в российском законодательстве, не приходится сомневаться в том, что сенаторы одобрят очередные поправки в закон «О полиции» и сотрудники МВД среди прочего получат право беспрепятственно проникать в жилища россиян и их автомобили. Между тем у законопроекта нашлось немало критиков, которые отмечают, что полицейских наделяют дополнительными полномочиями, не усиливая при этом контроля, а это чревато злоупотреблениями. О том, насколько оправданы эти опасения, «Ленте.ру» рассказал федеральный судья в отставке, профессор Высшей школы экономики (ВШЭ) Сергей Пашин.
«Лента.ру»: Что главным образом поменялось в законе о полиции?
Сергей Пашин: Изменений достаточно много. Новый закон существенно расширяет полномочия полицейских, при этом никак не решая уже существующие проблемы МВД — скажем, ситуацию вокруг пресловутой палочной системы.
Приведу один пример: полицейские преследуют подозреваемого. Если на него как на причастного к преступлению укажут потерпевший или очевидцы, то сотрудники МВД в ходе оперативных мероприятий смогут вторгаться на территорию частной квартиры и дома, когда возникнет такая необходимость.
Но может быть такая ситуация, что полицейский агент подаст заявление — мол, я очевидец. А завербованный агент как доверенное лицо всегда скажет то и укажет на того, кто нужен полицейским. И они на этом основании смогут вламываться в любое жилище.
Как простому человеку защитить себя от таких злоупотреблений?
Как минимум нужно звонить на горячую линию или вышестоящему начальству полицейских, а также сообщать о происходящем в соцсети, причем лучше все это делать одновременно.
На Западе такая ситуация невозможна в принципе — там полиция при входе на частную территорию обязана предъявить судебный ордер
А у нас получается, что проникновение возможно просто потому, что «кто-то указал». Но кто указал? Почему указал? Не было ли ошибки? Все эти вопросы без ответов, и это очень серьезно. Причем никакой ответственности для того, кто подаст заявление как очевидец, в новом законе не предусмотрено. Мол, такой человек заведомо «хотел как лучше».
Вы упомянули про работу полиции на Западе. Насколько полномочия российских полицейских в их новой версии отличаются от полномочий их западных коллег?
На Западе есть представление о стандартах доказанности. Если полицейский в США, к примеру, решил проверить машину, то у него для этого должны быть реальные основания — вроде доносящегося из салона запаха марихуаны или неоплаченных штрафов у водителя. И потом полицейский должен об этом сообщить в суде под присягой.
Фото: John Moore / Getty Images
Вломиться в жилище или на земельный участок в США сотрудник полиции может только в том случае, если слышит крики о помощи. Во всех других случаях — только с ордером. А российские полицейские теперь могут ходить где угодно и вламываться куда угодно просто «для проверки». С точки зрения американского законодательства — это совершенно невозможная вещь.
«Такая формулировка — это самое страшное»
Поправки в закон «О полиции» дают сотрудникам МВД право не только проникать в жилища, но и вскрывать автомобили «в связи с проверкой зарегистрированных в установленном порядке заявлений и сообщений о происшествиях». Какие последствия могут быть у этой новеллы?
Тут все гораздо хуже, чем с проникновением в жилища, поскольку речь идет не о преступлениях, а о происшествиях вообще. А под это определение в принципе подпадает все, что угодно. К примеру, полицейский получил обращение о том, что неизвестный ударил некую машину во дворе. Формально это — происшествие.
Но получается, что на основании новой версии закона «О полиции» патрульный может не только осмотреть место происшествия, но и проверить, что находится внутри машины. При этом совсем не обязательно, чтобы на автомобиле, допустим, были реальные следы какого-то физического воздействия.
Фото: Эмин Джафаров / Коммерсантъ
Но главная проблема даже не в этом. Важно другое — будут ли результаты осмотра машины по новым правилам использоваться как доказательство?
Еще одним предлогом для вскрытия автомобиля полицейскими стало «спасение жизни граждан или обеспечение их безопасности» при массовых беспорядках, чрезвычайных ситуациях или проверке сообщений об угрозах терактов. На первый взгляд, в этой норме нет никаких подвохов.
Фото: Владислав Лоншаков / Коммерсантъ
И ладно, если действительно просто ничего не нашел — а может ведь и что-то подкинуть. Вообще, когда применяется формулировка «для обеспечения безопасности» — это самое страшное.
Наконец, третий повод для вскрытия автомобиля, который теперь официально появится у полицейских, — это подозрение в том, что водитель пьян. Как вы оцениваете это?
Полагаю, что такая норма касается случаев, когда пьяные водители закрывались в авто, а полицейские думали — бить им стекло в машине или нет, вытаскивать нарушителя за шиворот или нет. Теперь сотрудники МВД оградили себя от подобных сомнений.
«Теперь шмонать можно будет всех»
Согласно новой версии закона «О полиции», полицейские получат право досматривать граждан при подозрениях, что те «скрывают предметы хищения». Чем это может обернуться на практике?
Теперь же, судя по тексту документа, полицейские смогут трясти гражданина просто потому, что им показалось — при нем есть что-то украденное, абсолютно любой предмет вплоть до буханки хлеба или гайки с болтом
Фото: Ирина Бужор / Коммерсантъ
При этом ему не нужно даже оснований полагать, что при человеке было что-то запрещенное. Судя по этой норме, теперь шмонать можно будет всех и каждого. Грубо говоря, «ты шел по стройке — значит, мог что-то украсть. Давай мы тебя обыщем».
Защитники расширения полномочий полиции упирают на то, что благодаря им сотрудники МВД смогут быстрее и эффективнее бороться с преступлениями, не тратя лишнее время на формальности. Как вы оцениваете такой тезис?
Одно дело — санкционированные и законно полученные судебные постановления. Совсем другое — полиция, действующая по своему усмотрению
Ведь полицейские могут превысить полномочия даже из самых лучших побуждений. Любой сотрудник МВД — это обычный человек. Он может увлечься, может ошибиться, полагая, что делает все для законности и порядка. А страдать в итоге будут простые россияне.
«Патрон подкинули, дело завели»
В расширенном законе «О полиции» есть и такая оговорка: в течение суток после проникновения в жилище полицейские будут обязаны сообщить об этом прокурору. Сможет ли эта норма служить сдерживающим фактором для сотрудников МВД?
Да, это повод для дальнейшего ведомственного разбирательства, возможно, — расследования. Но все ведь происходит уже постфактум. Вместо того чтобы получить постановление суда на проникновение в жилище, полицейские просто уведомляют о нем прокурора. И тут очень важный момент — ведь прокурор по своей сути чиновник исполнительной, административной, а не судебной власти.
Можно ли как-то доработать расширение полномочий полиции, не отменяя его?
Главное, что необходимо, — это обязательная судебная санкция на нарушение конституционных прав гражданина. Второй момент: нельзя путать расследование, которое ведут дознаватели, и деятельность патрульных в условиях необходимости. Одно дело — задержать человека, который совершил убийство и сбежал к кому-то в квартиру.
Но руководствоваться при проникновении на частную территорию показаниями потерпевшего или очевидца, рассказавшего о преступлении, которого, возможно, и не было, — это совсем иное. А вообще, расширяя полномочия полиции, законодатели заодно сильно расширили возможности для фальсификации доказательств.
Фото: Олег Харсеев / Коммерсантъ
Если итоги всех этих вскрытий и проникновений можно будет использовать как доказательства в суде, мы рискуем получить очень серьезную проблему. Вместе с новыми правилами возникнут новые «палки», расширится палочная система, а показатели по службе будут покупаться и продаваться.
Если обстоятельства сложатся против невиновного человека, останутся ли у него шансы избежать тюрьмы с учетом расширенных полномочий полицейских?
Дело в том, что такой шанс и без всяких новых полномочий маленький. Председатель Мосгорсуда Ольга Егорова однажды в интервью сказала, что если есть слово полицейского и слово простого человека, то верить нужно полицейскому. В приговорах я до сих пор вижу фразы вроде «суд доверяет сотрудникам полиции, так как у них нет оснований говорить неправду».
Такое впечатление, что полицейские не пытают, не грабят, не фальсифицируют доказательства. Дать полицейским новые права — это значит поставить под еще большую угрозу нашу безопасность.
Публичная приватность или приватная публичность?
Все самое интересное — в Интернете
Представленный профессором Рогозиным доклад основан на исследованиях фонда «Общественное мнение» (ФОМ). Первые опросы, посвященные выявлению социальных и экономических особенностей сети интернет в России, фонд начал проводить еще в 2000 году. Главной особенностью опросной методики стало использование не сетевых счетчиков (роботов), фиксирующих количественные показатели, а офф-лайн интервью с реальными респондентами. На их основе были получены некоторые качественные характеристики, благодаря которым исследования ФОМ позволяют прогнозировать дальнейшее развитие среды интернет.
Последний опрос ФОМ, о котором шла речь в выступлении профессора Рогозина, обычным никак не назовешь. Во-первых, использовался нетрадиционный подход к проведению социологического исследования. Опрашивались не сотни пользователей сети, а «воротилы» зоны Ру — Герман Клименко, Андрей Акопянц, Алексей Солдатов, Максим Мошков и другие; всего респондентов оказалось чуть больше двадцати. Большинство из них не известны широкой аудитории, хотя именно они определяют, каким быть Рунету, именно они создают его экономическую конфигурацию.
— Нас поразило, что люди, которые делают сверхмедийное пространство, сами являются фигурами непубличными (единственный, кто выходит на публику — Антон Носик). Их публичность сразу провоцирует реакцию отторжения у пользователей, — сказал Рогозин.
Нетрадиционной была и форма опроса. Респондентам предлагался не стандартный вопросник, но с ними делалось интервью, по сути представляющее из себя пространную беседу, в которой обсуждались три ключевых вопроса: прошлое интернет, сходство и различия с современной ситуацией и будущее сети. Дмитрий Рогозин пояснил, что такая работа более свойственна журналистам, а не социологам, и в сети можно найти сотни журналистских текстов на эту тему, но исследователей интересовало выявление «непроблематичной составляющей с точки зрения респондентов».
Занимательная картография
— Обычно результаты подобных качественных исследований анализируются по весьма произвольной технологии, но мы пошли другим путем, постарались максимально формализовать анализ и применили технологию картографирования, — указал Рогозин на третью новацию работы.
Картографирование осуществлялось в несколько этапов. Сначала все полученные тексты перемешиваются, из них устраняется личность интервьюируемого, чтобы исследователь не ориентировался на авторитет. Далее это несвязанное логически многообразие текстов начинает упорядочиваться, и появляется ситуационная карта среды, представляющая собой пока еще хаотичный набор наиболее часто встречающихся высказываний, дающих отстраненную характеристику предмета исследования.
Следующим этапом стало построение концептуального плана исследования, где были выделены четыре тематических блока:
Названия блоков формулировались самими исследователями.
— Например, «публичная приватность» это одно из наиболее интересных свойств современного интернет-пространства, — отметил Рогозин. — Когда на ресурсе Одноклассники.RU ввели модерирование фотографий пользователей, это вызвало волну протеста, поскольку люди воспринимают свои странички как приватную зону, хотя реально это, конечно, публичная площадка.
Под «коммерциализацией частного интереса» понимается то, что интернет изначально воспринимался как общественное благо и занятие для души, но постепенно люди поняли, что на этом можно зарабатывать. Сейчас коммерческая составляющая выходит на первый план.
Александр Долгин и Дмитрий Рогозин |
Итак, определения, собранные на первом этапе картографирования, были распределены по тематическим блокам. К примеру, в блок «коммерциализация» были помещены такие утверждения как «увлеченность посещаемостью» и «инертность рекламного бизнеса». В «госрегулировании» оказались разнообразные суждения, сводящиеся к тому, что государству лучше не вмешиваться в сетевую жизнь.
Количественные показатели — прямой путь к кризису
Заключительным этапом исследования стало построение позиционной карты, в которой были сопоставлены выявленные на основе экспертных суждений темпы развития интернет-технологий, темпы развития навыков среды (то есть пользователей). Это позволило специалистам ФОМ сделать вывод о том, что одновременно с взрывным ростом технологий темпы развития навыков остаются низкими.
— Это очень опасная тенденция, — заметил Рогозин. — Расширение охвата аудитории, рост ее численности происходит за счет совершенствования технологий. Но люди пробуют различные сервисы и могут так же быстро уйти, как и пришли. Их навыки не соответствуют предоставляемым возможностям. Таким образом, по мнению профессора, в России воссоздается эффект «интернет-пузыря», когда стремительный рост интернет-компаний может обернуться столь же стремительным их падением. Чтобы этого избежать, необходимо развивать навыки пользователей, повышать уровень их образования, но не столько фундаментального, сколько прикладного.
Рогозин полагает, что люди должны осваивать слепую печать, умение чтения с экрана, должны овладевать новыми программами. Но самая большая опасность для зоны Ру состоит в том, что сами опрошенные эксперты не уделяют должного внимания социальной компоненте сети, для них важны только количественные показатели, а это прямой путь к кризису.
Александр Долгин не согласился с докладчиком в том, что пользователей надо учить каким-то специальным навыкам.
— Все это умения на уровне человекообразной обезьяны, с каждым днем пользоваться интернет становится все проще. Сейчас важно другое. Пользователями должно осуществляться не только формирование контента, но и его сертификация. Пока существующие системы рейтингования слишком несовершенны, они сильно усредняют оценки, нет персонализации. А без этого сеть не сможет дальше развиваться.
«Публичная приватность» — конструктивный конфликт
Конечно же, всеобщее внимание аудитории привлекла тема «публичной приватности». Именно этот феномен ученые сочли главной интригой 10-летнего юбилея Рунета.
Заместитель заведующего кафедрой прагматики культуры Александр Никулин считает, что раньше приватность и публичность были строго разграничены.
— Их объединение происходило только по особым случаям: карнавал, где все вставало с ног на голову, или свадьба, про которую Бернард Шоу говорил, что это «публичное заявление о приватных намерениях». А сейчас, и это отмечают многие философы, происходит некий симбиоз, взаимопроникновение. Интернет — наиболее яркий пример. Даже если вы заходите на серьезный сайт, вы можете увидеть, что вас приглашают к участию в чем-то приватном.
На этой свадьбе каждый занимает собственную позицию. Кому-то нравится быть в центре противоречия приватности и публичности. Кто-то просто сидит на краю этого свадебного стола, — стыдливый пользователь, который изо всех сил старается быть интравертом, но даже ему интересно. Кто-то выкладывает сотню весьма приватных фотографий самого себя на сайте, кто-то вообще не размещает ни одной.
Хорошо это или плохо? Открытый вопрос. Мы находимся в стадии установления писаных и неписаных правил развития публичной приватности. Тут велика роль и рынка, и государства, которые пытаются каждый по своему эксплуатировать, подчинить себе, манипулировать сетью. Но велика и сила самого общества, это саморазвивающийся процесс, здесь многое будет зависеть от свободы выбора, от вкуса и такта людей. Как говорится — поживем, увидим. Одно очевидно, это — интересно.
Дмитрий Рогозин после семинара высказал нам свое мнение о роли «публичной приватности» в развитии как Рунета, так и общества в целом.
— Это и фактор риска, и фактор конституирования новой реальности. На западе это уже устоялось: там, например, политика уже давно перестала интересовать народ как сфера публичной активности. Интересует рождение внука, поход с друзьями на пикник. Причем друзей выбирают ситуативно — я прочитал книжку, которая мне понравилась, пошел в интернет обсудить, и вот собралось уже узкое сообщество, с которым я могу и в паб пойти, а могу вообще не переходить в «реал».
Это создает принципиально другую форму социальности. Покушение на приватность влечет за собой негативную реакцию тех, кто еще не осознал этот слом социальности, потому что это нормальная современная ситуация, когда приватное становится публичным.
— Когда переходный этап завершится, останется только публичность без приватности?
— Не очень понятно. Это динамический процесс. Мы видим, что с одной стороны возникают тысячники в ЖЖ ( www.livejournal.com ), которые быстро начинают позиционироваться как СМИ, — тот же dolboeb (username в ЖЖ Антона Носика). Для меня он наиболее яркий маркер человека, который живет в публичной приватности. Немного диковато, когда он рассказывает о какой-то политической афере, о взломе чьего-то ЖЖ и здесь же о своем сыне. Ну как же можно, это же личное! А он просто продвигает ту среду, которая не типична и является инновационным риском.
Есть тенденция, куда попадут все, хотя одни в меньшей, другие в большей степени. Эксперименты идут, они вызывают зону конфликтов, но это продуктивный конфликт. Ведь не смотря на то, что много всего негативного сказано, люди из этой среды не уходят. Им просто некуда уйти.
То, что мы называем проблемами, это не проблемы в традиционном смысле, и предсказуемость нашего интернета гораздо выше, чем англоязычного. Я не знаю, будет ли тотальная публичность, но то, что публичная приватность станет нормой, вызывающей конфликты только у маргинальных групп, а основная масса пользователей ее примет, для меня очевидно.
От публичного к личному: появление частной жизни и история интимности
История феномена приватности в человеческом обществе богата и необъятна. В разных регионах мира стремление наших пращуров к уединению развивалось своим путем, и про каждый путь можно написать не одну книгу. Наиболее подробно проследить, как зарождались приватность и интимность, удобнее всего на примере Западной Европы: сохранилось множество источников, в том числе литературных, которые описывают отношения людей.
Слова «приватный» (от лат. privatus — «частный») и «интимный» (лат. intimus — «сокровенный, внутренний») сейчас в основном используют имея в виду сексуальный подтекст. Однако такое значение у них было не всегда.
Не только соитие, но и купание, роды — все эти занятия не были чем-то личным и сокровенным.
В Западной Европе так продолжалось почти до XVI века, но переход, разумеется, не был мгновенным. Считается даже, что окончательно приватные отношения закрепились лишь 150 лет назад. Сотни и тысячи предпосылок вели к формированию тех представлений о сексе, которых мы придерживаемся в современном мире.
Далеко в прошлом, когда древние люди еще жили в племенах, их интимные отношения не отличались от поведения животных. Хотя раскопки показывают, что уже у неандертальцев жилища иногда разделялись на различные помещения, но все спали вместе вокруг костров, и занимались сексом тоже все вместе. Кстати, моногамия также достаточно новое приобретение: генетики считают, что отношения с одним и тем же партнером закрепились около 18 тысяч лет назад. До этого главную роль в выборе «второй половинки» играла конкуренция и отбор — женщины выбирали наиболее подходящего отца для своих детей по его качествам.
Много позже, в античной истории, аполлоновский тип любви все еще сохранялся: древние римляне так же легко относились к теме отношений. Их семьи были большими, с отцом во главе. Взрослые сыновья могли покинуть дом, но могли и остаться под родительским кровом со своими детьми и женой. Дома, как правило, представляли собой одно большое помещение.
Браки закреплялись устным договором. Однако это не мешало римлянам иметь множество внебрачных жен, а также «обмениваться» спутницами жизни: иногда они за деньги уступали другим своих суженых, способных выносить ребенка.
До нас дошли бани, которые римляне строили по всей своей империи: огромные бассейны, термы, парные, раздевалки, комнаты для отдыха и массажа. Разумеется, люди там ходили нагими, причем поначалу было три разных помещения — для мужчин, женщин и рабов. В I столетии нашей эры все больше распространяются общие бани (однако с отдельными — мужским и женским — входами). Просуществовали они недолго, уже к концу столетия император Адриан вновь восстанавливает принцип «мальчики направо, девочки налево» и осуждает падение нравов в римских банях. Он же вводит гендерное разделение среди зрителей в театрах: женщины то не допускались вовсе, то находились в другом помещении.
Несмотря на то что к сексу относятся вполне спокойно, возникает особый вид получения удовольствия — проституция. Она была легальной и законной, однако женщин, работавших в публичных домах, осуждали даже их постоянные посетители. В древних Помпеях обнаружено более тридцати помещений, которые использовали для проституции, — так называемых лупанариев (от лат. lupa — «волчица», прозвище жриц любви). Открыто рекламировать такого рода учреждения было не принято, тем не менее туда вели указатели в виде полового члена, вырубленные прямо в камне. Публичные дома были разделены на небольшие комнаты без окон и со слабым освещением. Это уже признак зарождающейся приватности и интимности.
Несмотря на то что римляне жили в домах с одной комнатой, в лупанариях они предпочитали заниматься сексом без свидетелей.
В XII веке под влиянием церкви начинает поощряться уединение. Монахи считали, что страшен не только грех, но и мысли о нем, потому полагалось больше времени проводить наедине с собой, в размышлениях о добродетели. Впервые появляются уединенные молитвы, чтение (читать про себя научились еще в IV столетии, но с XII века такой вид досуга практикуют целые ордены монахов). Из церкви склонность к уединению приходит и в светскую сферу: медленно, но верно люди все больше времени начинают проводить в одиночестве или же внутри семьи. «Общий» образ жизни постепенно отходит на второй план, появляются зачатки «частности».
В XIV веке в Западной Европе бушует эпидемия «черной смерти» и уносит более 60 миллионов жизней. Казалось бы, как болезнь может влиять на отношения людей? Одной из причин высокой смертности называют совместный сон: люди все еще спят целыми семьями в одной постели (так теплее и не нужно покупать дополнительную мебель) и быстрее заражаются. Появляется новшество — раздельные кровати, сначала в госпиталях, а затем и в обычных домах.
Как же до этого люди занимались сексом, если они проводили ночь в одних кроватях с детьми? Очень просто: они даже не задумывались о том, что это «взрослый процесс».
Дети спали или не спали, но точно знали, что их не в капусте нашли, и это считалось нормой. Понятия интимности процесса в ту пору просто-напросто не было, родители удовлетворяли свои сексуальные потребности так же естественно, как и потребности в еде или сне.
Переломным моментом в отношении к сексу можно назвать период между XVI и XVII веками. В это время в культуре появляется такое новое понятие, как неприкосновенность личной жизни.
Этому способствовало множество факторов — развитие общества не только в социальном плане, но и, как ни странно, в экономическом. К XVII веку дешевеют строительные материалы, в домах появляются внутренние стены, разделение на несколько комнат и спальни — не кровать, стоящая в углу, а целое помещение. Взрослые пары начали уединяться в отдельных комнатах, и, вероятно, это положило начало сексу как «взрослому занятию».
Кстати, в высших слоях спальни всегда были местом встреч или собраний. Известно, что в покоях Людовика XIV каждое утро проходила церемония пробуждения короля, на которую допускались самые важные вельможи. Да, средневековые кровати славились своими плотными пологами, но предназначались они не для создания интимной обстановки (ведь у знати почти всегда неподалеку находились вездесущие слуги), а лишь для защиты от сквозняков, гуляющих в каменных комнатах.
Итак, судя по всему, лишь к XVIII веку в Западной Европе состоялся переход от потребительского отношения к сексу как орудию размножения к его романтизации.
Интересно, что именно в это время повсеместно появляются свидания. До сей поры браки организовывались родителями или родственниками, супруги порой даже не были знакомы друг с другом. Более того, в книге «Искусство придворной любви» (XII век) говорится, что «истинной любви не может быть места между мужем и женой».
Тем не менее существовали тайные внебрачные встречи между мужчинами и женщинами, которые, возможно, и явились прообразом свиданий. Сколько же лет потребовалось, чтобы они, вместе со знакомством как таковым, стали обязательным «атрибутом» брака? Вероятно, распространение подобная практика получила лишь в XX веке (если говорить именно о Европе). Наступила эпоха сексуальной свободы, и люди начали действительно по своему желанию выходить замуж и знакомиться перед браком.
Кстати, интересно, что обязательный аксессуар свиданий — поцелуй — старше и самих свиданий, и вообще романтических отношений. Скорее всего, он-то как раз имеет биологическую природу.
Впервые поцелуй упомянут в ведическом санскритском тексте, 3500 лет назад. Определенного слова для описания процесса там нет, но упоминается человек, «выпивающий влагу губ» у рабыни. В текстах Древней Греции и Рима также находятся отсылки к поцелуям.
Чарлз Дарвин, автор всем известной теории эволюции, интересовался не только происхождением видов, но и поведением человека. Он пытался понять, одинаковы ли паттерны (как поведенческие, так и связанные со сферой эмоций) у народов, которые живут в абсолютно разных условиях. Среди прочего внимание Дарвина привлекли и поцелуи. В 1872 году в книжке «Выражение эмоций у людей и животных» он описал более 150 их видов и разграничил «поцелуи в губы» и другие проявления «поцелуйного поведения».
Дарвин отметил, что в качестве поцелуя могут использоваться трение носов или щек, поглаживание рук, груди, живота и даже удары по лицу.
Исследователь считал, что такие взаимодействия отражают наше инстинктивное желание получить удовольствие от контакта с любимым человеком, то есть стремление целоваться — врожденное. Разумеется, есть много критиков такой теории, но она выглядит достаточно правдоподобной. Антрополог Бронислав Малиновский в 1929 году описал довольно необычный аналог поцелуев: на островах Тробриан в Новой Гвинее любовники откусывают ресницы друг друга во время интима и оргазма. «Я так и не смог понять чувственную ценность этой ласки», — недоумевал он.
Судя по всему, поцелуи или другое подобное поведение появилось независимо от социально-культурного развития человека. Однако были времена, когда и лобзания практически пропали из жизни любовников. Более 500 лет, с момента падения Римской империи до XI века, прикосновения губ использовали как знак уважения/подчинения: вассалы целовали одежду или руки сюзеренов, священники могли одарить «святым поцелуем» прихожан.
В наши дни смысл приватности снова меняется. Неизвестно, что будет с ней через пару столетий. Отношение к интимной сфере может стать еще более трепетным — или, наоборот, она исчезнет как явление, как будто и не было ее в предыдущие несколько тысяч лет, а люди даже и не заметят, что из их жизни что-то пропало.