не все так просто в датском королевстве
Крылатые слова и афоризмы. Неладно что-то в датском государстве
Неладно что-то в датском государстве.
Цитируется также: «в датском королевстве» и «гнило» («всё гнило в датском королевстве») вместо «неладно». Из «Гамлета» Шекспира, действие 1-е, явление 4-е.
Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу.
«Русский язык», стихотворение в прозе И. С. Тургенева (июнь 1882 г.).
Нельзя ли для прогулок
Подальше выбрать закоулок?
Фамусов в «Горе от ума» Грибоедова, действие 1-е, явление 4-е.
Нельзя объять необъятного.
См. Никто не обнимет необъятного.
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно;
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Начало стихотворения Н. М. Языкова «Пловец» (1829).
Не много выиграл народ,
И легче нет ему покуда
Ни от чиновных мудрецов,
Ни от фанатиков народных,
Ни от начитанных глупцов,
Лакеев мыслей благородных.
Н. А. Некрасов, «Медвежья охота» (1867), действие 1-е, сцена 3-я, слова Пальцова.
Не много истинных пророков,
С печатью тайны на челе,
С дарами выспренних уроков,
С глаголом неба на земле.
В. Д. Веневитинов, «Последние стихи» («Люби питомца вдохновенья», 1805).
Не много, но многое.
Латинское Non multa, sed multum, поговорка со времен Плиния, см. Многое в немногом.
Заглавие знаменитой статьи Л. Толстого о смертных казнях при Столыпине. Первоначально появилась в заграничной (английской) прессе в виде письма, затем была напечатана в газете «Русские ведомости» (1908 г.).
Не можем! (Или: Нельзя!)
Обычно цитируется в латинской форме: Non possumus, в которой это выражение употреблено папой Пием IX в энциклике от 19 февраля 1860 г. Этими же словами он за полторы недели до этого ответил на письмо Наполеона III, в котором тот требовал уступки папской провинции Романьи итальянскому королю Виктору-Эммануилу. В XVI веке это выражение употребил папа Климент VII. Фраза библейская.
Не мудрствуя лукаво.
А. С. Пушкин, «Борис Годунов» (1825). Слова Пимена в сцене «Ночь. Келья в Чудовом монастыре» («Описывай, не мудрствуя лукаво»).
См. Прощай, немытая Россия.
Не мышонка, не лягушку.
См. Родила царица в ночь.
Г. В. Плеханов после революции 1905 года («Дневник социал-демократа», 1906).
Необузданную, дикую.
К угнетателям вражду
И доверенность великую
К бескорыстному труду.
Н. А. Некрасов, «Песня Еремушке» (1858).
Необходимость — отговорка тиранов; она предмет веры рабов.
Английский государственный деятель Вильям Питт (1759—1806). В ноябрьской речи 1783 г. о политике правительства в Индии. Повидимому, Питт позаимствовал эту мысль у поэта Мильтона, который в 4-й части «Потерянного рая» говорит: «необходимостью, отговоркой тиранов, оправдывает он свои дьявольские дела».
Не оспаривай глупца.
См. Хвалу и клевету.
Не оставить камня на камне.
Библейский образ. По евангелиям, Иисус говорит в Иерусалиме: «Здесь не останется камня на камне, который бы не был разрушен».
Библейское выражение, из евангелия от Иоанна.
Не о хлебе едином жив человек.
Библейское выражение. Встречается в 5-й книге Моисеевой и в евангелиях.
Не очень много шили там,
И не в шитье была там сила.
Н. А. Некрасов, «Убогая и нарядная» (1857).
Не пей из колодца, пригодится плюнуть.
Перевернутая народная пословица («не плюй в колодец»). Слова публициста и критика Н. К. Михайловского (1842—1904), сказанные в предостережение писателям, примирительно относившимся к близости со «сферами» и с реакционной журналистикой.
1 комментарий
Non multa, sed multum — не многое, но много, у Плиния это высказываете относилось к чтению, (т.е. читать следует много, но не многое) — при перевёртывании фразы смысл теряется.
ДВА ВЕКА
В ДАТСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ
Не всё в порядке в Датском королевстве,
Но – послушанья требует король.
В чести лишь те, что услужают лести,
В опале все, врачующие боль.
Так повелось с далёких-дальних лет –
Опальны правдолюбец и поэт.
Бунтует слово, снова ему тесно
В тисках – между казённых жерновов:
Колесовали хрупкую телесность,
Огрузили свинцовостью оков.
Так повелось с далёких-дальних лет –
Всегда опальны слово и поэт.
Не всё в порядке в Датском королевстве.
Король за всех перекроил права.
Трон залощён, фавор – красивой лести.
Опять и снова правда – не права.
Так повелось с далёких-дальних лет –
Опальны слово правды и поэт.
И так идёт с ветхозаветных дней:
Поэт – всегда изгой среди людей.
30 июля 2001 г.
Враз сдавался хрупкий валежник,
И бралась сухая трава.
Было так, как было. Но – прежде.
Всё… растрачены те права.
Языками в чёрную небыль
Устремился – всё в пух и прах!
Пламя вяло, сникало, слепло,
К высоте обретая страх.
Прогорело.
Мы что здесь ищем.
Вся оплачена боль сполна.
Серый пепел, зола кострища
И в пропалинах рыжих – вина.
Мой век уходит,
Век двадцатый.
Прощай! Машу тебе рукой.
Мой век уходит на покой,
Лишь застолбив событий даты.
Прощай, мой век.
Я был с тобой,
Я остаюсь твоей частицей,
И нам уже – не разлучиться,
Как ореолу со звездой.
Не знаю, много ль в том значенья,
Но я – твоё послесвеченье,
Покуда помню и живой.
Иду помалу на ущерб.
Что делать? – лучшей половиной…
Но даже время не повинно
В извечной логике вещей.
Примерься и в архив снеси
Свои, из прошлого писанья…
В затылок – жаркое дыханье
Двадцатилетних,
Полных сил.
2 января 2001 г.
От века до века – лишь час перемочь.
От века до века – мостки меж сердцами.
Бессонница сводит начала с концами,
И круг замыкает капризница-ночь.
Нас двое с тобою – из разных веков,
Встречает один, а другой – провожает.
Как время за молодостью поспешает!
И как не прощает – сединам висков…
Два века на росстани судеб сошлись,
Пришли попрощаться родные по крови.
Нас двое да звоны бокалов, а кроме
Два века, одну переждавшие жизнь.
Бесстрастно восставился глаз фонаря,
Но сумрак смыкает густые ресницы –
Два века сошлись, чтоб навеки проститься,
Плечами в моих разминулись дверях.
Подгнило что-то в Датском государстве
Цитата из трагедии «Гамлет, принц датский» (1601 г.) английского драматурга Уильяма Шекспира (1868 – 1936), в переводе (1933 г.) Михаила Лозинского. Слова Марцелло (офицер), который, вместе с Горацио (другом Гамлета), с тревогой наблюдают появление тени короля и ее встречу с принцем Гамлетом акт I, сцена 4):
Он одержим своим воображеньем.
Идем за ним; нельзя оставить так.
Идем. – Чем может кончиться все это?
Подгнило что-то в Датском государстве.
Фраза «Подгнило что-то в Датском государстве» означает — имеются проблемы, трудности (у кого либо).
Фраза «Подгнило что-то в Датском государстве» на языке оригинала (английском):
«Something is rotten in the state of Denmark» (анг.).
Существуют и иные варианты перевода этой фразы на русский язык:
«Знать, в Дании свершилось нечто злое» (М. Вронченко — 1828 г.)
«Я бедствия отечества предвижу» (Н. Полевой — 1837 г.)
«Нечисто что-то в Датском королевстве» (А. Кронеберг — 1844 г.).
✍ Примеры
МАРГАРИТА ЖЮЖАН, Собрание сочинений в восьми томах. Том 1 «Из записок судебного деятеля» (Издательство «Юридическая литература», Москва, 1966 г.) :
«В современной печати в последнее время часто встречаются указания на крайнюю распущенность учащихся средних учебных заведений. Если даже и считать, что некоторые случаи систематически организованного пьянства и разврата, о которых сообщалось в газетах, описаны чрезмерно сгущенными красками, то все-таки приходится со скорбью признать, что, говоря словами Гамлета, «в королевстве Дании что-то гнило». «
«— Не поговорить ли нам сначала о делах? — сказал он. — Что у вас тут в Кузьминках новенького? Всё ли благополучно в Датском королевстве?»
В Датском королевстве 1
В ДАТСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ 1
1. ОКОЛОТОЧНЫЙ КРУГ
Надо сказать, это был весьма избранный круг лиц, причисляющих себя к литературной элите.
Здесь не любой мог выбирать, но зато каждый мог быть избранным. Правда, к праву выбирать в посвящённые прилагался некоторый ряд необходимых и обязательных условий, как то:
– быть полномочным членом круга и иметь личный околоточный номер;
– иметь хоть что-то за душой и там, где по обыкновению предполагаются извилины. Конечно, можно быть и “без царя в голове”, но здесь уж надо уметь держать “морду лица” и строжайше блюсти на ней маску многозначительности;
– каждый из посвящённых должен был ну хоть когда-то что-то написать. Пусть даже мелким неразборчивым почерком.
И правду сказать, зачем тогда прочая челядь: редакторы, корректоры, все эти вымучившиеся в университетах языкознаи. Да и сами печатные труды редко удостаивались радости быть читанными. Главным во всём этом было другое: даже не читая, уметь судить. Конечно, среди избранных редко кто так вот в лоб осмеливался заявить: “Я не читал, но я скажу!”. Хотя находились отдельные, в своём же дому взращённые самородки, знающие всё наперёд, так сказать, провидящие. Но за примерно послушным большинством, исправно поднимающим руки для голосования, когда на то вышла отмашка самого кругодержца, словонедержательной патологии как-то не водилось.
Зато водилась другая – разгрузочно-антистрессовая, обусловленная, как здесь утверждали, длительным состоянием творческого простоя. Беспременно, жить следовало полнокровно и радостно, как наставляли на то мудрейшие из философов от Эпикура. Все эти нескончаемые дела, делишки, суетные заботы опять же подождут. Главное, как изрёк некогда один из околооколоточных: “Быть, пока ярка свеча…”. Но свечи зажигать не торопились, от лишних глаз, да оно и дороговато. Зато оттягивались по полной программе “кажный божий”, ну если и не каждый, чтоб ненароком не оговорить, то уж через день – точно. Да оно и как иначе, ведь святое дело! Мужицкое. И всё – ближе к массам. Приобщаться, быть в самой гуще, как того по инерции требовал изрядно потрёпанный новым временем соцреализм. Массы, в свою очередь, страсть как тянулись к избранному кругу (да и не каждого ведь допустят, прежде в доверье надо войти). А сподобившийся приблизиться и вкусивший тут же склонен был считать себя как бы с особинкой, приобщённым.
Случайно забредший в околоточную и вдруг оказавшийся в пекле святого стрессогасящего действа мог услышать в свой адрес безапелляционно риторический рёв приобщившегося: “Ты зна-а-ешь, кто-о Я. ”. Да и как было не знать. И самые смелые со сдержанной усмешечкой ответствовали: “Да кто ж тебя… кхе. не знает”. Предполагалось и более точное определение, но во избежание говоренное про себя. А то ведь, помнится, не раз табуреты летали, прицельно метя в самые замудрённые головы.
Приобщённый, чувствуя в ответе подвох, успокаивался ненадолго и через несколько тягостных минут осмысления снова требовал подтверждения своего статуса, исторгая не совсем внятный рык: “Н-нет, ты зна-ешь, кто Я-а?!” Затем неуверенно порывался встать, чтобы разобъяснить свою высочайшую приобщённость при помощи других, более радикальных и доходчивых средств. Но здесь заботливые дружеские руки кого-то из посвящённых вовремя ложились на плечи приобщившегося. “Будет, будет… мы все тебя знаем, ты ж нашенский”. Приобщённого это успокаивало и вдохновляло ещё более рьяно продолжать столь милую глотке антистрессовую терапию. И всё чаще слышалось в перехвате дыхания: “Ух, ха-а-ра-шо па-шла!”. Сам Околоточный, как бы оправдывая всех и своё должностное предназначение, глубокомысленно вставлял: “Видит Бог, лечимся”.
Иногда лечебная процедура подзатягивалась, а душа всё горела и никак не хотела остывать. А в карманах уже не шелестело, а редко позванивало. Тогда самый молодой из околоточной компании командировался в ближайшую аптеку… за каплями.
Вам ещё скажи какие и какого настою… Ну, какие капли могут быть чтимы в околотке Датского королевства? Конечно же, “капли Датского короля”, капли впрямь под стать лихим околоточным кавалерам. Только скажу, запах после приёма ударной дозы шёл аж до входной двери и все неслучайные знали, ежели с порога шибает “кружовником”, то кавалеров лучше сегодня не беспокоить.
Не все так просто в датском королевстве
Но как вовек не дрогнет добродетель,
Хотя бы грех ей льстил в обличьях рая,
Так похоть, будь с ней ангел лучезарный,
Пресытится и на небесном ложе,
Тоскуя по отбросам.
Но тише! Я почуял воздух утра;
Дай кратким быть. Когда я спал в саду,
Как то обычно делал пополудни,
Мой мирный час твой дядя подстерег
С проклятым соком белены в сосудце
И тихо мне в преддверия ушей
Влил прокажающий настой, чье свойство
Так глубоко враждебно нашей крови,
Что, быстрый, словно ртуть, он проникает
В природные врата и ходы тела
И свертывает круто и внезапно,
Как если кислым капнуть в молоко,
Живую кровь; так было и с моею;
И мерзостные струпья облепили,
Как Лазарю, мгновенною коростой
Так я во сне от братственной руки
Утратил жизнь, венец и королеву;
Я скошен был в цвету моих грехов,
Врасплох, непричащен и непомазан;
Не сведши счетов, призван был к ответу
Под бременем моих несовершенств.
О ужас! Ужас! О великий ужас!
Не потерпи, коль есть в тебе природа:
Не дай постели датских королей
Стать ложем блуда и кровосмешенья.
Но, как бы это дело ни повел ты,
Не запятнай себя, не умышляй
На мать свою; с нее довольно неба
И терний, что в груди у ней живут,
Язвя и жаля. Но теперь прощай!
Уже светляк предвозвещает утро
И гасит свой ненужный огонек;
Прощай, прощай! И помни обо мне.
О рать небес! Земля! И что еще
Прибавить? Ад? — Тьфу, нет! — Стой, сердце, стой.
И не дряхлейте, мышцы, но меня
Несите твердо. — Помнить о тебе?
Да, бедный дух, пока гнездится память
В несчастном этом шаре. О тебе?
Ах, я с таблицы памяти моей
Все суетные записи сотру,
Все книжные слова, все отпечатки,
Что молодость и опыт сберегли;
И в книге мозга моего пребудет
Лишь твой завет, не смешанный ни с чем,
Что низменнее; да, клянуся небом!
О пагубная женщина! — Подлец,
Улыбчивый подлец, подлец проклятый! —
Мои таблички, — надо записать,
Что можно жить с улыбкой и с улыбкой
Быть подлецом; по крайней мере — в Дании.
Так, дядя, вот, вы здесь. — Мой клич отныне:
«Прощай, прощай! И помни обо мне».
Входят Горацио и Марцелл.