любит ли кто нибудь театр так как люблю его я
Любите ли вы театр.
Кто из нас не знает этого знаменитого монолога Белинского о театре. Но случилось так, что волею судеб, моя дочь, окончив Академию русского балета имени Агреппины Яковлевны Вагановой, поступила в труппу одного из знаменитых театров Петербурга и стала профессиональной артисткой балета. Там, в академии, её воспитывали по законам исповеди Белинского о театре: она с детства так и представляла себе театр, как священный Храм искусства, где нет, и не может быть чего-то, что этого храма не достойно; ей и в голову не могло прийти, что в этом театре рядом с высоким искусством могут вполне спокойно уживаться интриги, сплетни, меркантилизм, зависть, злоба, лицемерие, фальшь, притворство, скандалы и склоки…
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Музыка, эскизы костюмов, шумотека и многое другое для детского спектакля
Общение
Сейчас 184 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте
СКАЧАТЬ!
ПЬЕСЫ С МУЗЫКОЙ
Наша кнопка
Если Вам понравился наш ресурс, Вы можете разместить нашу кнопку на своём сайте или в блоге.
html-код кнопки:
Апдейт : Друзья, благодаря вашей финансовой помощи удалось полностью очистить сайт от рекламы! Всем СПАСИБО! Надеемся, что ваша поддержка и впредь поможет содержать сайт в чистоте, не прибегая к вынужденному засорению его «жёлтым» мусором.
В.Г.Белинский о театре
Театр. Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины? И в самом деле, не сосре-доточиваются ли в нем все чары, все обаяния, все обольщения изящных искусств? Не есть ли он исключительно самовластный властелин наших чувств, готовый во всякое время и при всяких обстоятельствах возбуждать и волновать их, как воздымает ураган песчаные метели в безбрежных степях Аравии. Какое из всех искусств владеет такими могущественными средствами поражать душу впечатлениями и играть ею самовластно. Лиризм, эпопея, драма: отдаете ли вы чему-нибудь из них решительное предпочтение, или все это любите одинаково? Трудный выбор? Не правда ли. И, однако же, я люблю драму предпочтительно и, кажется, это общий вкус. Лиризм выражает природу неопределенно и, так сказать, музыкально; его предмет — вся природа во всей ее бесконечности предмет же драмы есть исключительно человек и его жизнь. Между искусствами драма есть то же, что история между науками. Человек всегда был и будет самым любопытнейшим явлением для человека, а драма представляет этого человека. в его вечной деятельности. Сама эпопея драмы занимает свое достоинство: роман без драматизма вял и скучен. В некотором смысле эпопея есть только особенная форма драмы.
Вот умоляющие вопли кроткой и любящей Дездемоны мешаются с бешеными воплями ревнивого Отелло; вот, среди глубокой полночи, появляется леди Макбет, с обнаженной грудью, с растрепанными волосами, и тщетно старается стереть с своей руки кровавые пятна, которые мерещатся ей в муках мстительной совести; вот выходит бедный Гамлет с его заветным вопросом: бить или не быть; вот проходит перед вами. весь роскошный и безграничный мир, созданный плодотворною фантазиею Шекспиров, Шиллеров, Гёте, Вернеров. Вы здесь живете не своей жизнью, страдаете не своими скорбями, радуетесь не своим блаженством, трепещете не за свою опасность; здесь ваше холодное я исчезает в пламенном эфире любви. Если вас мучит тягостная мысль о трудном подвиге вашей жизни и слабости ваших сил, вы здесь забудете ее; если душа ваша алкала когда-нибудь любви упоения, если в вашем воображении мелькал когда-нибудь, подобно легкому видению ночи, какой-то пленительный образ, давно вами забытый, как мечта несбыточная, здесь эта жажда вспыхнет в вас с новою неукротимою силою, здесь этот образ снова явится вам, и вы увидите его очи, устремленные на вас с тоскою и любовию, упьетесь его обаятельным дыханием, содрогнетесь от огненного прикосновения его руки. Но возможно ли описать все очарования театра, всю его магическую силу над душою человеческою. О, как было бы хорошо, если бы у нас был свой, народный, русский театр. В самом деле, — видеть на сцене всю Русь, с ее добром и злом, с ее высоким и смешным, слышать говорящими ее доблестных героев, вызванных из гроба могуществом фантазии, видеть биение пульса ее могучей жизни. О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете.
Литературные мечтания, 1834
Театр! Театр! Каким магическим словом был ты для меня во время оно! Каким невыразимым очарованием потрясал ты тогда все струны души моей и какие дивные аккорды срывал ты с них. В тебе я видел весь мир, всю вселенную, со всем их разнообразием и великолепием, со всею их заманчивою таинственностью! Что перед тобою был для меня и вечно голубой купол неба с его светозарным солнцем, бледноликою луною и мириадами томно блестящих звезд, — и угрюмо безмолвные леса, и зеленые рощи, и веселые поля, и даже само море с его тяжко дышащей грудью, с его немолчным говором валов и грустным ропотом волн, разбивающихся о неприступный берег? Твои, о театр, тряпичные облака, масляное солнце, луна и звезды, твои холстинные деревья, твои деревянные моря и реки больше пророчили жадному чувству моему, больше говорили томящейся ожиданием чудес душе моей! Так сильно было твое на меня влияние, что даже и теперь. этот еще неполный, но уже ярко осве-щенный амфитеатр и медленно собирающаяся в него толпа, эти нескладные звуки настраиваемых инструментов, даже и теперь все это заставляет трепетать мое сердце, как бы от предчувствия какого-то великого таинства, как бы от ожидания какого-то великого чуда, сейчас готового совершиться перед моими глазами. А тогда.
Вот с последним ударом смычка быстро взвилась таинственная занавесь, сквозь которую тщетно рвался нетерпеливый взор мой, чтоб скорее увидеть скрывающийся за нею волшебный мир, где люди так не похожи на обыкновенных людей, где они или так невыразимо добры, или такие ужасные злодеи, и где женщины так обаятельно, так неотразимо хороши, что, казалось, за один взгляд каждой из них отдал бы тысячу жизней. Сердце бьется редко и глухо, дыхание замерло на устах, — и на волшебной сцене все так чудесно, так полно очарования; молодое, неискушенное чувство так всем довольно, и — Боже мой! — с какою полнотою в душе выходишь, бывало, из театра, сколько впечатлений выносишь из него. Даже и днем, если случится пройти мимо безобразного и неопрятного театра в губернском городе, — с каким благоговейным чувством смотришь, бывало, на этот «великолепный» храм искусства, — снять перед ним шапку как-то стыдно при людях, а остаться с покрытой головою казалось непростительною дерзостью. В каждом актере я думал видеть существо высшее и счастливое — жреца высокого искусства, служению которого он предан бескорыстно и усердно и служением которому он счастлив.
Ему, — думал я, — улыбается слава, ему гремят рукоплескания; он, словно чародей какой-нибудь, мановением руки, взором, звуком голоса, по воле своей, заставляет и плакать и смеяться послушную ему толпу; он возбуждает в ней благородные чувства, высокие помыслы; он рождает в ней любовь к добру и отвращение от зла.
Велико его призвание, высок его подвиг, — и как ему не смотреть с благоговейным уважением и на искусство, которому он служит, и на самого себя, которого возвышает служение искусству. Сделаться актером — значило для меня сделаться великим человеком,— и я чуть было в самом деле не сделался им — то есть актером, а не великим человеком.
Александринский театр, 1845
Вы меня еще в прежнем письме упрекали в том, что я был в театре, а не был во всех соборных и приходских церквах. Театр мне необходимо должно посещать для образования своего вкуса и для того, чтобы, видя игру великих артистов, иметь толк в этом божественном искусстве.
Из письма к родителям, январь, 1830
Кто не любит театра, кто не видит в нем одного из живейших наслаждений жизни, чье сердце не волнуется сладостным, трепетным предчувствием предстоящего удовольствия при объявлении о бенефисе знаменитого артиста или о поставке на сцену произведения великого поэта? На этот вопрос можно смело отвечать: всякий и у всякого, кроме невежд и тех грубых, черствых душ, недоступных для впечатлений искусства, для которых жизнь есть беспрерывный ряд счетов, расчетов и обедов.
Любит ли кто нибудь театр так как люблю его я
Теперь мне остается сказать об одном поэте, не похожем ни на одного изо всех упомянутых мною, поэте оригинальном и самобытном, не признавшем над собою влияния Пушкина и едва ли не равном ему: говорю о Грибоедове. Этот человек слишком много надежд унес с собою во гроб. Он был назначен быть творцом русской комедии, творцом русского театра.
Театр. Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины? И в самом деле, не сосредоточиваются ли в нем все чары, все обаяния, все обольщения изящных искусств? Не есть ли он исключительно самовластный властелин наших чувств, готовый во всякое время и при всяких обстоятельствах возбуждать и волновать их, как воздымает ураган песчаные метели в безбрежных степях Аравии. Какое из всех искусств владеет такими могущественными средствами поражать душу впечатлениями и играть ею самовластно. Лиризм, эпопея, драма: отдаете ли вы чему-нибудь из них решительное предпочтение или все это любите одинаково? Трудный выбор? Не правда ли? Ведь в мощных строфах богатыря Державина и в разнообразных напевах Протея-Пушкина предображается та же
занавес — и перед взорами вашими разливается бесконечный мир страстей и судеб человеческих! Вот умоляющие вопли кроткой и любящей Дездемоны мешаются с бешеными воплями ревнивого Отелло; вот, среди глубокой полночи, появляется леди Макбет, с обнаженной грудью, с растрепанными волосами, и тщетно старается стереть с своей руки кровавые пятна, которые мерещатся ей в муках мстительной совести; вот выходит бедный Гамлет с его заветным вопросом: быть или не быть; вот проходят перед вами и божественный мечтатель Поза и два райские цветка — Макс и Текла — с их небесною любовию, словом, весь роскошный и безграничный мир, созданный плодотворною фантазиею Шекспиров, Шиллеров, Гете, Вернеров. Вы здесь живете не своею жизнию, страдаете не своими скорбями, радуетесь не своим блаженством, трепещете не за свою опасность; здесь ваше холодное я исчезает в пламенном эфире любви. Если вас мучит тягостная мысль о трудном подвиге вашей жизни и слабости ваших сил, вы здесь забудете ее; если душа ваша алкала когда-нибудь любви и упоения, если в вашем воображении мелькал когда-нибудь, подобно легкому видению ночи, какой-то пленительный образ, давно вами забытый, как мечта несбыточная, здесь эта жажда вспыхнет в вас с новою неукротимою силою, здесь этот образ снова явится вам, и вы увидите его очи, устремленные на вас с тоскою и любовию, упьетесь его обаятельным дыханием, содрогнетесь от огненного прикосновения его руки. Но возможно ли описать все очарования театра, всю его магическую силу над душою человеческою. О, как было бы хорошо, если бы у нас был свой, народный, русский театр. В самом деле, — видеть на сцене всю Русь, с ее добром и злом, с ее высоким и смешным, слышать говорящими ее доблестных героев, вызванных из гроба могуществом фантазии, видеть биение пульса ее могучей жизни. О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете.
Но, увы! все это поэзия, а не проза, мечты, а не существенность! Там, то есть в том большом доме, который называют русским театром, там, говорю я, вы увидите пародии на Шекспира и Шиллера, пародии смешные и безобразные; там выдают вам за трагедию корчи
воображения; там вас потчуют жизнью, вывороченною наизнанку; словом, там
. Мельпомены бурной
Протяжно раздается вой,
Там машет мантией мишурной
Она пред хладною толпой.
Говорю вам: не ходите туда; это очень скучная забава. Но не будем слишком строги к театру: не его вина, что он так плох. Где у нас драматическая литература, где драматические таланты? Где наши трагики, наши комики? Их много, очень много; их имена всем известны, и потому не хочу перебирать их, ибо мои похвалы ничего не прибавят к той громкой славе, которою они по справедливости пользуются. Итак, обращаюсь к Грибоедову.
Грибоедова комедия или драма (я не совсем хорошо понимаю различие между этими двумя словами; значение же слова трагедия совсем не понимаю) давно ходила в рукописи. О Грибоедове, как и о всех примечательных людях, было много толков и споров; ему завидовали некоторые наши гении, в то же время удивлявшиеся «Ябеде» Капниста; ему не хотели отдавать справедливости те люди, кои удивлялись гг. АВ, CD, EF и пр. Но публика рассудила иначе: еще до печати и представления рукописная комедия Грибоедова разлилась по России бурным потоком.
Комедия, по моему мнению, есть такая же драма, как и то, что обыкновенно называется трагедиею; ее предмет есть представление жизни в противоречии с идеею жизни; ее элемент есть не то невинное остроумие, которое добродушно издевается над всем из одного желания позубоскалить; нет: ее элемент есть этот желчный гумор, это грозное негодование, которое не улыбается шутливо, а хохочет яростно, которое преследует ничтожество и эгоизм не эпиграммами, а сарказмами. Комедия Грибоедова есть истинная divina comedia!1 Это совсем не смешной анекдотец, переложенный на разговоры, не такая комедия, где действующие лица нарицаются Добряковыми, Плутоватиными, Обираловыми и проч.; ее персонажи давно были вам известны в натуре, вы видели, знали их еще до прочтения «Горя от ума», и, однако ж, вы удивляетесь им, как явлениям, совершенно новым для вас: вот
высочайшая истина поэтического вымысла! Лица, созданные Грибоедовым, не выдуманы, а сняты с натуры во весь рост, почерпнуты со дна действительной жизни; у них не написано на лбах их добродетелей и пороков, но они заклеймены печатию своего ничтожества, заклеймены мстительною рукою палача-художника. Каждый стих Грибоедова есть сарказм, вырвавшийся из души художника в пылу негодования; его слог есть par excellence1 разговорный. Недавно один из наших примечательнейших писателей, слишком хорошо знающий общество, заметил, что только один Грибоедов умел переложить на стихи разговор нашего общества; без всякого сомнения, это не стоило ему ни малейшего труда; но тем не менее это все-таки великая заслуга с его стороны, ибо разговорный язык наших комиков. Но я уже обещался не говорить о наших комиках. Конечно, это произведение не без недостатков в отношении к своей целости, но оно было первым опытом таланта Грибоедова, первою русскою комедиею; да и сверх того, каковы бы ни были эти недостатки, они не помешают ему быть образцовым, гениальным произведением и не в русской литературе, которая в Грибоедове лишилась Шекспира комедии.
Любит ли кто нибудь театр так как люблю его я
Любите ли вы театр? Так и хочется воскликнуть: «Любите ли вы театр так, как люблю его я?!» А я, честно говоря, не знаю, люблю я театр или нет, но знаю, что испытываю колоссальное удовольствие, когда смотрю хороший спектакль с талантливыми актерами. Буквально пару дней назад была в театре, наслаждалась потрясающей игрой Нонны Гришаевой и ее партнера по сцене. Спектакль назывался « Варшавская мелодия». Если будет возможность обязательно сходите. Рекомендую от всего сердца. За душу берет просто невероятно. И остается такое легкое послевкусие от спектакля, как от хорошего вина. В душе что-то поднимается светлое и тревожит своей бесконечностью и талантливостью…
Я, на самом деле, больше люблю смотреть комедии. От них и на душе веселее и настроение поднимается и жить становится как-то легче и позитивнее. Но… спектакль я вам предложить, к сожалению, не могу. Его лучше все же смотреть в театре. А вот пару-тройку анекдотов на театральную тему для поднятия настроения вполне мне по силам.
Актриса со своим спутником проходит мимо кафе и вдруг замирает на полуслове:
— Ах, посмотри, вон там в углу… Не Виктор ли это Гюго…
— Да ты что?! — удивляется молодой человек. — Он же умер!
— Ах, нет же! Смотри, он шевелится…
Идет Риголетто, сцена, в которой отец в отчаянии рвет на себе волосы только что узнав о позоре, постигшем его дочь. Две дамы в партере перешептываются:
— Что это он так беснуется? — удивляется менее образованная дама.
На что более образованная ей отвечает:
— Видите ли, раньше это считалось тяжким грехом…
На вопрос журналиста о том, кто сейчас наиболее популярный актер служитель Мельпомены скромно ответил:
— Нас несколько…
Молодой актер пришел устраиваться на работу в провинциальный театр. Решил для себя, что будет вести себя крайне уверенно и со всем возможным напором требовать для себя наилучших условий.
— Здравствуйте, господин директор! Вижу, что вы человек разумный и примите мои скромные требования. Я согласен работать в вашем театре с условием, что вы положите мне тройной оклад, дадите квартиру в центре и введете в состав мимимум двух спектаклей в главных ролях!
— Безусловно, молодой человек! Но у меня есть к вам встречное предложение. Половина оклада, место в общежитии и для начала роль спящего грибочка в детском утреннике!
— Согласен!
Мужчина пришел в театр, посмотрел спектакль и вот настал момент, когда весь зал встал и аплодирует вктерам. Но случился казус и мужчина видит, что у впереди стоящей дамы платье, о ужас, зажевано попой. Мужчина, дабы помочь даме выйти из щекотливого положения, поправил даме платье со всей возможной деликатностью. Но дама, не долго думая, решила, что покушаются на ее честь и влепила мужчине звонкую оплеуху.
Прошло какое время и мужчина, как заядлый театрал, вновь пришел в театр. И увидел, что перед ним та же дама. Ситуация повторилась почти с точностью. Но в этот раз рядом стоящий мужчина решил придти даме на помощь. Наш герой с ужасом осознал, что сейчас может произойти и со словами « она этого не любит. » затолкал платье обратно…
Мужику достался билет в оперу. В опере он никогда не был и решил сходить просветиться. Но взял с собой на всякий случай ( вдруг будет совсем скучно) бутылочку водки. Посередине спектакля мужик ешил, что пора бы и выпить. Достал бутылку и толкает соседа справа:
— Стакан есть?
— Нет!
Тогда он обращается к соседу слева:
— Стакан есть?
— Нет!
Мужик пошарил глазами по зрителям:
— Эй, лысый в первом ряду! Стакан есть?
— НЕТ.
Прошло еще какое-то время. Мужик не унывает. Толкает соседа справа:
— Из горла будешь?
— Нет!
Обращается к соседу слева:
— Из горла будешь?
— Нет.
— Эй, лысый в первом ряду! Из горла будешь?
и весь зал хором:
— Лысый, соглашайся.
Любит ли кто нибудь театр так как люблю его я
Театр!
Любите ли вы театр так, как люблю его я,
то есть всеми силами души своей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому способна пылкая молодость?!
Показать полностью.
Мы переступаем порог театра, оставляя за спиной слякотную городскую унылость, и оказываемся во власти Талии и Мельпомены. Нас неодолимо влечет вглубь мимо заслуженно-народных ликов на актерском иконостасе, мимо музыкальной залы со старинным роялем и парадными креслами с грациозно изогнутыми ножками, выстроившимися вдоль стен с ниспадающими тяжелыми портьерами из пурпурного бархата, и вот, мы достигаем театрального буфета.
Время еще есть и можно подготовиться к встрече с прекрасным.
Где еще можно в столь утонченной и изысканной обстановке напоить душу восхитительной амброзией вечного искусства! Разве можно сравнить мир театра с полуподвальной пивнушкой, находящейся тут неподалеку, на углу Пушкинской со Столешниковым, где сначала надо непременно отстоять очередь на заплеванной лестнице, пока не приткнёшься, наконец, к липкому столику, расстелишь на нем обрывок газетки с костлявой рыбкой и будешь потом ревниво оберегать своё место, отлучаясь к автопоилке за новой порцией пива и отбиваясь от сумрачных личностей, вожделенно глядящих на вашу кружку с извечным российским вопросом: «Мужик, ты повторять будешь?»
Душа наша, жадная и страстная до впечатлений изящного, готова переплачивать гривенник за бутылку с благородным содержимым, столь же далеким от мутного пойла из автомата, как салон мадам Главари от той пивнушки.
Мы поднимаемся к себе в ложу на самый верхний ярус. Звучит увертюра, соседи спустились в партер в поисках свободных мест, никто теперь не мешает наслаждаться искусством, и в предвкушении прекрасного вечера мы открываем первую бутылку.
Оркестр играет для нас бессмертную музыку Легара, и мы помогаем дирижеру пивной бутылкой.
«Пойду к Максиму я, там ждут меня друзья. » – поёт на сцене граф Данило, поглядывая на нас, – и его чувства просты и понятны.
«Тут смех, тут блеск огней, веселый круг друзей. » – подпеваем мы и салютуем графу полным стаканом.
Ей богу, все на сцене со своими бутафорскими кубками в руках завидуют нам, сидящим с бутылкой настоящего пива, и с радостью променяли бы свой аристократический круг на нашу галерку, чтобы вместе размять под пивко бочок воблы.
«. И на душе-е светле-ей!» – завершаает свою арию граф Данило, – и мы чувствуем его подлинное переживание, живой процесс создания образа в момент творчества на сцене, в полном соответствии с системой Станиславского. Наши сердца бьются одним чувством, грудь задыхается от упоения пенным бокалом, и мы сливаемся в одно общее целое Я в гармоническом сознании беспредельного блаженства.
О, ступайте, ступайте в театр, живите и упейтесь в нем, если можете!
