Смело верь тому, что вечно, Безначально, бесконечно, Что прошло и что настанет, Обмануло иль обманет. Если сердце молодое Встретит пылкое другое, При разлуке, при свиданье Закажи ему молчанье. Всё на свете редко стало: Есть надежды — счастья мало; Не забвение разлука: То — блаженство, это — мука, Если счастьем дорожил ты, То зачем его делил ты? Для чего не жил в пустыне? Иль об этом вспомнил ныне?
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Настоящее собрание сочинений М. Ю. Лермонтова является расширенным и дополненным переизданием четырехтомного так называемого «малого академического» собрания сочинений, выпущенного Институтом русской литературы (Пушкинским Домом) АН СССР в 1958–1959 гг. на основе шеститомного академического издания 1954–1957 гг. [1]В него вошли новые тексты Лермонтова, обнаруженные в 1960–1970-х годах; при подготовке текста учтены вновь найденные автографы и данные исследовательской литературы последних лет. Все эти изменения и дополнения оговорены в примечаниях и преамбулах к ним.
По своим общим принципам настоящее собрание сочинений следует за четырехтомным изданием. Справочный аппарат в нем облегчен: отсутствует полный свод вариантов и черновых редакций произведений (основные из них приводятся в примечаниях), отсутствует подробное описание рукописей Лермонтова и других источников текста, сокращены библиографические сведения. В то же время круг сведений, входящих в реальный и историко-литературный комментарий, расширен по сравнению с «малым академическим» изданием.
В примечаниях к произведениям Лермонтова сообщаются место первой публикации произведения, текст собственных примечаний и помет Лермонтова, если они имеются в автографе; время написания произведения; существенные факты его творческой истории: обстоятельства создания, имя адресата (для посланий, посвящений, некоторых лирических стихотворений), сведения о литературном источнике (если он имеется) и т. д. Здесь же приводятся наиболее важные с историко-литературной точки зрения оценки произведения; дается разъяснение авторского подтекста, игры слов, поддающихся раскрытию намеков; сообщаются краткие сведения о малоизвестных лицах и географических названиях.
Собрание состоит из четырех томов: в первый том входят стихотворения, во второй том – поэмы и повести в стихах, в третий – драмы, в четвертый – художественная проза, письма, планы и заметки. Внутри каждого тома произведения располагаются в хронологическом порядке. Перед разделом примечаний в конце тома дается краткая вступительная статья, характеризующая особенности произведений данного жанра.
Тексты Лермонтова печатаются по новой орфографии, но с сохранением особенностей языка, характерных для эпохи 30 – 40-х годов прошлого века.
«Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.»
Лев Николаевич Толстой:
«Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает Настоящий поэт сам невольно и страданьем горит, и жжет других, и в этом все дело.»
«Поэзия — это первоначальная попытка расковать немоту мысли.»
«Поэзия и искусство — это особая форма не только выражения, но и познания.»
«Поэзия ― она как рвота. Попробуй, удержи её, Зажми хоть рот, стяни живот, Но всё равно прорвётся, пронесёт. И дырочку ― найдёт.»
Федерико Гарсиа Лорка:
«Поэтический образ — это всегда трансляция смысла.»
«Между ученым и поэтом простирается зеленый луг: перейдет его ученый — станет мудрецом, перейдет его поэт — станет пророком.»
«Стихи если и приносят пользу, то не как стихи.»
Георгий Валентинович Плеханов:
«Когда поэту не нужен и не понятен окружающий его человеческий мир, то он сам остается ненужным и непонятным для окружающего человеческого мира.»
«Великая поэзия нашего века — это наука с удивительным расцветом своих открытий, своим завоеванием материи, окрыляющая человека, чтоб удесятерить его деятельность.»
Александр Александрович Бестужев:
«Да, да, в стихах моих знакомых Собранье мыслей — насекомых!»
«Ты хочешь, чтобы твои песни не умерли? Пой о сердце человека.»
«Что может быть хуже для прирожденного поэта, чем родиться в век разума!»
«Истинный поэт грезит наяву, только не предмет мечтаний владеет им, а он — предметом мечтаний.»
«Поэзия стала повседневностью.»
«Подлинные поэты встречаются со своими персонажами лишь после того, как создали их.»
Готхольд Эфраим Лессинг:
«Я давно уже считал, что двор — не место для поэта, который должен изучать природу. Но если пышность и этикет превращают людей в машины, то обязанность поэта — снова сделать из этих машин людей.»
«Кто идет к вратам поэзии, не вдохновленный музами, воображая, что одно искусство сделает его поэтом, тот и сам несовершенен, и поэзия его — ничто в сравнении с поэзией вдохновленного.»
«Художникам, как и поэтам, издавна право дано дерзать на все что угодно.»
«Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным — значит быть очевидным, а быть очевидным — значит быть нехудожественным.»
Георг Кристоф Аихтенберт:
«У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.»
«Поэзия – это проза среди искусств.»
«Поэзия — удел человека или одаренного, или одержимого.»
«Что касается поэзии, она всего лишь тень во времени, которая естественным образом повторяет форму нашего сумеречного сознания.»
«Весь мир надорван по самой середине. А так как сердце поэта — центр мира, то в наше время оно тоже должно самым жалостным образом надорваться. В моем сердце прошла великая мировая трещина.»
«Времена великих прозаиков наступали тогда, когда мужчины брились. Времена великих поэтов наступали тогда, когда мужчины носили бороды.»
Михаил Аркадьевич Светлов:
«Поэзия — моя держава, Я вечный подданный ее.»
«Поэт – средство существования языка.»
«Хороших стихов мало у кого много.»
«Бывают хорошие стихи, плохие стихи и стихи как стихи, последние ужаснее всего.»
«Стихи делают не из мыслей, мой дорогой. Стихи делают из слов.»
«Отец стихотворения — поэт, мать — язык.»
«Первым поэтом был тот, кто сравнил женщину с цветком, а первым прозаиком – тот, кто сравнил женщину с другой женщиной.»
«Поэзия — это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающее весь мир.»
«Науки все корысть на свет произвела, Поэзия одна от чувств произошла.»
Томас Стернз Элиот:
«Поэзия — превращение крови в чернила.»
«Поэты имеют то общее с еретиками, что они всегда защищают свои произведения, но что совесть их никогда не оставляет их в покое.»
«От поэта часто остается одно-единственное стихотворение. Жаль, что неизвестно заранее, какое именно, а то бы можно было не писать всех остальных.»
Валерий Яковлевич Брюсов:
«Поэтический талант дает многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляется сильной мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало большие победы, необходимы для него широкие умственные горизонты. Только культура ума делает возможной культуру духа.»
«Знание предмета для поэта то же, что прочность материала для архитектора.»
«Маловысокохудожественные стихи.»
«Романтик – это неудавшийся священник, а романист – неудавшийся поэт.»
«Мастера прошлого работали так старательно над поэзией хайкай, что им удавалось сочинить всего два или три хайку за всю жизнь. Для начинающего копировать природу легко — вот от чего они предостерегают нас.»
«В поэзии нет фактов, а есть слова, нет реальности, а есть образы.»
«Первый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом.»
«И что такое поэзия, пусть даже не хорошая, а просто ― поэзия? Какие знаки различия носит Медный Всадник?»
Мигель де Сервантес:
«Поэзия подобна нежной и юной деве, изумительной красавице, которую стараются одарить, украсить и нарядить многие другие девы, то есть все остальные науки, и ей надлежит пользоваться их услугами, им же — преисполняться ее величия. Но только дева эта не любит, чтобы с нею вольно обходились, таскали ее по улицам, кричали о ней на площадях или же в закоулках дворцов. Она из такого металла, что человек, который умеет с ней обходиться, может превратить ее в чистейшее золото, коему нет цены.»
У нас вы можете бесплатно скачать произведения по классической литературе в удобном файле-архиве, далее его можно распаковать и читать в любом текстовом редакторе, как на компьютере, так и на любом гаджете или «читалке».
Мы собрали лучших писателей русской классической литературы, таких как:
. и многих других известнейших авторов написавших популярные произведения русской классической литературы.
Все материалы проверены антивирусной программой. Также мы будем пополнять нашу коллекцию по классической литературе новыми произведениями известных авторов, а возможно, и добавим новых авторов. Приятного прочтения!
Русский писатель (9 (21) августа 1871 — 12 сентября 1919)
Руусский поэт, драматург (20 августа (1 сентября) 1855 — 30 ноября (13 декабря) 1909)
Русский поэт (15 (27) ноября 1840 (1841?) — 17 (29) августа 1893)
Русский поэт, писатель (11 (23) июня 1889 — 5 марта 1966)
Поэт-символист (3 [15] июня 1867 — 23 декабря 1942)
Русский поэт (19 февраля [2 марта] 1800 — 29 июня [11 июля] 1844)
Русский поэт (18 (29) мая 1787 — 7 (19) июня 1855)
Русский писатель, поэт (14 (26) октября 1880 — 8 января 1934)
Русский поэт. (16 (28) ноября 1880 — 7 августа 1921)
Русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, историк. (1 (13) декабря 1873 — 9 октября 1924)
Русский писатель, поэт (10 (22) октября 1870 — 8 ноября 1953)
Русский поэт, художник (16 [28] мая 1877 — 11 августа 1932)
Русская поэтесса, писательница (8 [20] ноября 1869 — 9 сентября 1945)
Русский прозаик, драматург, поэт, критик и публицист. (20 марта (1 апреля) 1809 — 21 февраля (4 марта) 1852)
Русский писатель, прозаик, драматург (16 (28) марта 1868 — 18 июня 1936)
Русский драматург, поэт, дипломат и композитор. (4 (15) января 1795 — 30 января (11 февраля) 1829)
Русский поэт (16 [28] июля 1822 — 25 сентября [7 октября] 1864)
Русский писатель-прозаик (11 августа [23 августа] 1880 — 8 июля 1932)
Русский поэт (3 (15) апреля 1886 — август 1921)
Генерал-лейтенант, участник Отечественной войны 1812 года, русский поэт (16 (27) июля 1784 — 22 апреля (4 мая) 1839)
Русский поэт (3 (14) июля 1743 — 8 (20) июля 1816)
Русский писатель, мыслитель. (30 октября (11 ноября) 1821 — 28 января (9 февраля) 1881)
Русский поэт. (21 сентября (3 октября) 1895 — 28 декабря 1925)
Русский поэт, критик, переводчик. (29 января (9 февраля) 1783 — 12 апреля (24 апреля) 1852)
Русский поэт, прозаик (29 октября (10 ноября) 1894 — 26 августа 1958)
Русский литератор (1 (12) декабря 1766 — 22 мая (3 июня) 1826)
Русский поэт (10 (22) октября 1884 — 23 и 25 октября 1937)
Русский поэт, баснописец (2 (13) февраля 1769 — 9 (21) ноября 1844)
Русский поэт (6 (18) октября 1872 — 1 марта 1936)
Русский писатель (26 августа (7 сентября) 1870 — 25 августа 1938)
Русский поэт, прозаик, драматург. (3 (15) октября 1814 — 15 (27) июля 1841)
Русский писатель (4 (16) февраля 1831 — 21 февраля (5 марта) 1895)
Русская поэтесса (19 ноября [1 декабря] 1869 — 27 августа [9 сентября] 1905)
Русский поэт (23 мая (4 июня) 1821 — 8 (20) марта 1897)
Русский поэт, прозаик (3 (15) января 1891 — 27 декабря 1938)
Русский советский поэт (7 [19] июля 1893 — 14 апреля 1930)
Русский поэт (26 декабря 1862 — 31 января 1887)
Русский поэт, писатель, публицист. (28 ноября (10 декабря) 1821 — 27 декабря 1877 (8 января 1878)
Русский драматург. (31 марта (12 апреля) 1823 — 2 (14) июня 1886)
Русский писатель, поэт (29 января [10 февраля] 1890 — 30 мая 1960)
Русский поэт, драматург и прозаик. (26 мая (6 июня) 1799 — 29 января (10 февраля) 1837)
Русский поэт, общественный деятель, декабрист (18 сентября (29 сентября) 1795 — 13 (25) июля 1826)
Русский писатель. (15 (27) января 1826 — 28 апреля (10 мая) 1889)
Русский поэт (4 мая (16 мая н.ст.) 1887 — 20 декабря 1941)
Русский поэт и писатель (26 июля [7 августа] 1837 — 25 сентября [8 октября] 1904)
Русский поэт (16 [28] января 1853 — 31 июля [13 августа] 1900)
Русский поэт, писатель и драматург (17 февраля (1 марта) 1863, — 5 декабря 1927)
Русский писатель, поэт, драматург. (24 августа (5 сентября) 1817 — 28 сентября (10 октября) 1875 )
Русский писатель, мыслитель. (28 августа (9 сентября) 1828 — 7 (20) ноября 1910)
Русский писатель, поэт. (28 октября (9 ноября) 1818 — 22 августа (3 сентября) 1883)
Русский поэт, дипломат, публицист (23 ноября (5 декабря) 1803 — 15 (27) июля 1873)
Русский поэт, переводчик и мемуарист. (23 ноября (5 декабря) 1820 — 21 ноября (3 декабря) 1892, Москва)
Русский поэт (28 октября (9 ноября) 1885 — 28 июня 1922)
Русский поэт (16 (28) мая 1886 — 14 июня 1939)
Русский поэт, прозаик (26 сентября (8 октября) 1892 — 31 августа 1941)
Русский философ. (27 мая (7 июня) 1794 — 14 (26) апреля 1856)
Русский поэт, прозаик (1 (13) октября 1880 — 5 августа 1932)
Русский философ. (12 (24) июля 1828 — 17 (29) октября 1889)
Русский писатель, драматург. (29 января 1860 — 15 июля 1904)
Русский писатель, поэт (19 [31] марта 1882 — 28 октября 1969)
Штайн К. Э., Петренко Д. И.: Лермонтов и барокко Глава ІІІ. Космизм М. Ю. Лермонтова. 3. Вечность
3. Вечность
Лермонтову было дано небывалым образом расширить границы поэтического мышления. Временные параметры его поэтического мира составляют фундаментальную триаду: прошлое (не только годы, но и века, эпохи) — настоящее — будущее, пределом которого не является земная жизнь. Прошлое историческое время обозначено конкретными датами, именами, но оно только краткий эпизод в прожитых его лирическим героем веках и эпохах:
Редеют бледные туманы Над бездной смерти роковой,
Веков протекших великаны.
Это поразительное чувство памяти прошлых эпох в особенности интересовало философов религиозного направления С. А. Андреевского, Д. С. Мережковского, Д. Л. Андреева. Д. С. Мережковский писал: “Чувство незапамятной давности, древности — “веков бесплодных ряд унылый”, — воспоминание земного прошлого сливается у него с воспоминанием прошлой вечности, таинственные сумерки детства с еще более таинственным всполохом иного бытия, того, что было до рождения.
И я счет своих лет потерял
Как я сердце унесть бы им дал, Как бы вечность им бросил мою!
Так же просто, как другие люди говорят: “моя жизнь”, Лермонтов говорит: “моя вечность” (135, с. 359).
М. Ю. Лермонтов точно характеризует вечность — это то, что “безначально, бесконечно”:
Безначально, бесконечно, Что прошло и что настанет, Обмануло иль обманет.
В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона статья “Вечность” была написана В. С. Соловьевым: “Вечность — это слово употребляется в двух совершенно различных смыслах. 1. Оно означает свойство и состояние существа, безусловно не подлежащего времени, то есть не имеющего ни начала, ни продолжения, ни конца во времени, но содержащего за раз, в одном нераздельном акте, всю полноту своего бытия; такова вечность существа абсолютного. 2. Под вечностью разумеется также бесконечное продолжение или повторение данного бытия во времени; такова принимаемая во многих философских системах вечность мира, которая иногда, (например, у стоиков) представляется как простое повторение в бесчисленных циклах одного и того же космогонического и исторического содержания. В порядке развития человеческой мысли ни то, ни другое понятие вечности не может быть признано первоначальным. Оба они последовательно выводились из наблюдения над долговечностью различных существ и предметов. Если эта долговечность неодинакова, если некоторые вещи продолжают существовать, когда другие исчезают, то мысль, хотя бы и младенческая, должна прийти к представлению предметов, которые продолжают существовать всегда; эта мысль подтверждалась тем фактом, что никто из смертных никогда не видал исчезновения таких предметов, как земля, небо, океан. С другой стороны, недолговечность большинства прочих вещей, непременно исчезающих во времени, заставляла представлять это последнее как силу сокращающую и разрушающую, как какое-то чудовище, пожирающее всякую жизнь, соответственно чему большая долговечность некоторых предметов представлялась как их успешное сопротивление этой силе, а, следовательно, те предметы, долговечности которых не полагалось конца, должны были представляться как окончательно победившие силу времени, как недоступные и не подлежащие ее действию. Отсюда прямой переход к метафизическому понятию о вечности, как о признаках трансцендентного бытия, безусловно сверхвременного. Это понятие естественно выработалось позднее другого. Мы встречаем его впервые (помимо Откровения о Вечном Боге у евреев) в индийской теософии, именно в некоторых из Упанишад; разработанное в греческой философии (особенно у неоплатоников), оно сделалось любимой темой для размышления как восточных, так и западных мистиков и теософов” (200, с. 28—29).
“хорала Вечности” в работе М. Н. Лобановой “Западноевропейское музыкальное барокко”: “Специфический смысл этот ход приобретает в кантате № 60 И. С. Баха: начальный и заключительный хоралы олицетворяют начало и конец страстного пути. Все интонационное развитие подчинено движению от первой к заключительной мелодии. Многочисленные инструментальные контрапункты усиливают первую фразу “хорала Вечности” — ее интонации обыграны во вступлении, рассеяны в контрапунктах.
Ключевая фраза — “тема Вечности” — выделена многочисленными созвучиями. Ее инструментальные варианты постепенно подготавливают начальную фразу второго хорала в I части; во II части самая первая фраза “О, тяжкий путь” оказывается многообещающей — в ней осуществлен интонационный синтез двух тем; многочисленные намеки на второй хорал слышны в III и IV частях; его первая фраза предваряется в заключении предшествующей части.
Но самой многозначительной становится повторенная заключительная фраза второго хорала: возвращая нас к началу первого напева, являясь его инверсией, она оправдывает сложную подготовку второй мелодии, открывает, что ключевые фразы второго хорала входили в первую фразу “хорала Вечности”, а еще один дополнительный круг создавало инструментальное вступление к I части. Долгий путь и движение оказались предопределенными: конец содержал начало, а начало — конец. Кантата № 60 не только рисует аллегорический круг вечности, в ней сказывается еще один закон барочной поэтики — закон иллюзии” (119, с. 70).
Понятие вечности в творчестве М. Ю. Лермонтова интересовало русских философов религиозного направления. С. А. Андреевский отмечает: “Один Лермонтов нигде положительно не высказал (как и следует поэту), во что он верил, но зато во всей своей поэзии оставил глубокий след своей непреодолимой и для него совершенно ясной связи с вечностью. Лермонтов стоит в этом случае совершенно одиноко между всеми. Если Дант, Шиллер и Достоевский были верующими, то их вера, покоящаяся на общеизвестном христианстве, не дает читателю ровно ничего более этой веры. Вера, чем менее она категорична, тем более заразительна. Все резко обозначенное подрывает ее. Один из привлекательнейших мистиков, Эрнест Ренан, в своих религиозно-философских этюдах всегда сбивался на поэзию. Но Лермонтов, как верно заметил В. Д. Спасович, даже и не мистик: он именно — чистокровнейший поэт, “человек не от мира сего”, забросивший к нам откуда-то, с недосягаемой высоты, свои чарующие песни. Смелое, вполне усвоенное Лермонтовым родство с небом дает ключ к пониманию и его жизни, и его произведений” (5, с. 296—297).
Исследователи барокко отмечают, что художественная культура барокко была пронизана рационализмом в большей степени, чем живое слово Ренессанса. “Логика выступает в тяжелых доспехах риторики”. Ораторское слово по своей природе патетично, такой слог более всего подходит для выражения конфликта между суетным миром и тем сущностным, что предобразовало личность человека. Вечность — одна самых значительных тем искусства барокко, “время без времени”:
“ Примерами воплощения подобного противоречия могут служить две духовные песни талантливого поэта Иоганнеса Риста.
В обеих воспевается Вечность — в одной как блаженство, в другой как “громослово” (Donner Wohrt в старом написании), обрекающее человека на муки (приводим начало второй песни, легшей в основу кантаты № 20):
О Вечность, ты громовое Слово, О Меч, пронзающий Душу. О Начало без Конца.
От охватившей меня печали Где найти спасенье?” (71, с. 157—158).
Интересно не только само воплощение темы вечности, но и то, что вечность находит воплощение в миге, мгновении: “„между собой они, эти мгновения, взаимосвязаны, а рядоположение их статично. У Баха в миге — вечность. Метафорически говоря, так соотносятся капля и море” (там же, с. 141). Время будто остановилось в своем течении, а мир изменчив; надо уметь преодолевать его искушения нравственным противостоянием.
У М. Ю. Лермонтова стихи, связанные с темой вечности, риторичны и патетичны. Мгновение здесь перетекает в вечность.
Но вечность — ничто перед ним; Все чувства мы вдруг истощили, Сожгли поцелуем одним. Прости! — мы не встретимся боле.
Ищу тех звуков, тех очей. Увы! они в груди моей! Они на сердце, как печать, Чтоб я не смел их забывать,
Они мой рай, они мой ад! Для вспоминания об них Жизнь — ничего, а вечность — миг!
Боярин Орша. 1835—1836
— образ вневременной, но тем не менее М. Ю. Лермонтов пытается определить векторы человеческого существования. Однако для него не существует прошлого и будущего как отдельных фрагментов временной оси. Для поэта, причастного к вечности, не имеющей временных рамок, прошлое, настоящее и будущее — не отдельные фрагменты “вечности”, а один “миг”. Поэтому он способен одновременно свободно обращаться, как к настоящему, — к прошлому и будущему. Д. С. Мережковский так раскрывает суть мистического опыта М. Ю. Лермонтова: “Существует древняя, вероятно гностического происхождения, легенда, упоминаемая Данте в “Божественной комедии”, об отношении земного мира к этой небесной войне. Ангелам, сделавшим окончательный выбор между двумя станами, не надо рождаться, потому что время не может изменить их вечного решения; но колеблющихся, нерешительных между светом и тьмою, благость Божья посылает в мир, чтобы могли они сделать во времени выбор, не сделанный в вечности. Эти ангелы — души людей рождающихся. Та же благость скрывает от них прошлую вечность, для того чтобы раздвоение, колебание воли в вечности прошлой не предрешало того уклона воли во времени, от которого зависит спасенье или погибель их в вечности будущей. Вот почему так естественно мы думаем о том, что будет с нами после смерти, и не умеем, не можем, не хотим думать о том, что было до рождения. Нам дано забыть, откуда — для того, чтобы яснее помнить, куда.
Таков общий закон мистического опыта. Исключения из него редки, редки те души, для которых поднялся угол страшной завесы, скрывающей тайну премирную. Одна из таких душ — Лермонтов. “Я счет своих лет потерял”, — говорит пятнадцатилетний мальчик. Это можно бы принять за шутку, если бы это сказал кто-нибудь другой. Но Лермонтов никогда не шутит в признаниях о себе самом. Воспоминание, забвение — таковы две главные стихии в творчестве Лермонтова.
О, когда б я мог Забыть, что незабвенно. —
говорит пятнадцатилетний мальчик и впоследствии повторяет почти теми же словами от лица Демона:
Да он и не взял бы забвенья.
На дне всех эмпирических мук его — эта метафизическая мука — неутолимая жажда забвенья:
Спастись от думы неизбежной И незабвенное забыть.
“Незабвенное” — прошлое — вечное.
Печорин признается: “Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало бы такую власть, как надо мною. Всякое напоминание — болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки. Я ничего не забываю, ничего” (курсив автора. — К. Ш., Д. П.).
К тому, что было до рождения, дети ближе, чем взрослые. Вот почему обладает Лермонтов никогда не изменяющей ему способностью возвращаться в детство, то есть в какую-то прошлую вечную правду” (135, с. 358—360).
И. И. Замотин не раз отталкивается от стихотворения “Ангел” (1831), считая его ключом к лирике М. Ю. Лермонтова: “На фоне старой, как мир, и таинственной, как загадка бытия, легенды о предсуществовании души, обвеянной неизъяснимыми воспоминаниями и сладостными надеждами платонической и христианской мистики, вычерчивает юный поэт основной мотив своих двойственных переживаний. Случайная гостья земли, душа человека, томясь в юдоли печали и слез, неизбывно хранит в себе живую память о своей незримой надзвездной родине и среди “скучных песен земли” живет “чудным желанием” неба и его звуков, которое усиливается претворить в живые слова и речи.
В эпоху подъема идеализма — в романтическом его истолковании, — который в русской жизни падает, главным образом, на 20—30-е годы XIX столетия, в эту эпоху человеческий дух порывается вернуться в свою далекую и светлую отчизну, откуда когда-то ушел на маленькую темную планету, теряющуюся в мировом пространстве. Рядом с разочарованием в земных радостях поэт в тайниках своего духа лелеял очарование предчувствиями неба и воспоминаниями о своем родстве с ним. И если демон его скептической мысли разрушал эти дорогие ему ценности, то ангел его души творил их заново во всем их нездешнем величии и обаянии” (77, с. 32—33).
“Лермонтов и Лев Толстой” (1914) Л. П. Семенов сделал много интересных замечаний по поводу прошлой памяти М. Ю. Лермонтова: “Лермонтов верил в доземное существование душ. Еще до создания стихотворения “Ангел” он говорил:
Хранится пламень неземной Со дней младенчества во мне. (I, 131).
В стихотворении “Смерть”:
Оборвана цепь жизни молодой, — пора домой. (I, 175).
В стихотворении “Ангел” поэт развивает ту идею, что смутные, но неугасимые стремления человеческой души к прекрасному объясняются небесным ее происхождением. И впоследствии он высказывает аналогичные мысли; например, в “Герое нашего времени” рассуждает о том, что, когда человек находится лицом к лицу с природой, “все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была тогда и, верно, будет когда-нибудь опять (курсив автора. — К. Ш., Д. П.)”. (IV, 172). Платоновская вера в небесную отчизну роднит Лермонтова со многими предшествующими и последующими нашими поэтами; но никто из них не томился в земной темнице так, как он. Когда шестнадцатилетний поэт говорит, что его звезда
Померкнула с давнишних пор (I, 155),
— мы не должны видеть здесь преувеличения, ибо поэт верил, что он стар, как само время:
Как часто силой мысли в краткий час ” (167, с. 24).
Даниил Андреев, опираясь на опыт Мережковского как на опыт исследования “трансфизического корня вещей”, рассмаствовании от встреч со столь грозной и могущественной иерархией, что след этих встреч проступал из слоев глубинной памяти поэта на поверхность сознания всю его жизнь” (3, с. 182).
Было ли это аспектом религиозного сознания Лермонтова, или это следствие генетической памяти, о которой высказываются сейчас весьма смелые научные предположения, несомненно одно: Лермонтов создал такой поэтический мир, в котором историческое прошлое, определенным образом детерминированное, имеющее жесткие причинные связи, сочетается с временной бесконечностью, не обусловленной жесткими причинными связями. Современное знание стремится к объяснению феномена “прошлой памяти”, пронзающей столетия и всплывающей в виде образов в сознании людей с особо тонкой нервной организацией. Л. Н. Гумилев, высказывающий это научное предположение, приводит стихи отца Н. С. Гумилева, имеющие общие с Лермонтовым мотивы:
. И тут я проснулся и вскрикнул: “Что если Страна эта истинно родина мне?
В зеленой и солнечной этой стране?” И понял, что я заблудился навеки В пустых переходах пространств и времен, А где-то струятся родимые реки,
Л. Н. Гумилев находит этому следующее объяснение: “Генетическая память, иногда всплывающая из глубин подсознания и вызывающая неясные образы, получила научное обоснование. Н. В. Тимофеев-Ресовский назвал это явление “аварийным геном”. Пусть этот ген выскакивает наружу крайне редко и не по заказу, но он переносит фрагменты информации, объединяющие человечество, которое в каждую отдельную эпоху, и даже за 50 тысяч лет известной нам истории представляется как мозаика этносов. Именно наличие генетической памяти объединяет антропосферу” (62, с. 207—208).
Л. П. Семенов в работе “Лермонтов и Лев Толстой” обращает внимание на связь музыкального начала в творчестве М. Ю. Лермонтова с памятью о прошлом: “Музыка обращает мысли к прошлому. Это связано с верою поэта в доземное существование души; песни земли напоминают о полузабытых небесных, и человек весь уходит в былое, припоминает что-то далекое, чудесное и — одинокий, никем не понимаемый, изнывающий под бременем скучной жизни, тоскует и горько плачет. Понятие о душе и идеале сливается у поэта с понятием о музыке (курсив автора. — К. Ш., Д. П.). Ангел говорит о Тамаре:
Ее душа была из тех, — одно мгновенье Невыносимого мученья, Недосягаемых утех; Творец из лучшего эфира Соткал живые струны их. (II, 380).
— нужный, прекрасный инструмент; ее чувства, ее волнения — это дрожание ее тончайших живых струн. В стихотворении “Ангел” тяготение души, измученной скучной и тягостной земной жизнью, к идеалу связывается с желанием припомнить райскую мелодию, слышанную до рождения” (167, с. 76).
В. А. Солоухин в статье “По небу полуночи ангел летел. ” к 170-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова также отмечает, что стихотворение “Ангел” — “это та точка, где пробился наружу из глубин души родник поэзии великого нашего поэта. В сущности, и строго говоря, биографический факт. Jj» Вернее сказать, полное совпадение с биографическим фактом. Ангел несет живую душу, чтобы вселить ее в земного человека, и поет песню. Душа не запомнила этой песни, но ощущение песни, память о песне осталась. И вот — земные песни не могут заменить ей тех небесных звуков. Душа в земной юдоли томится, вспоминая о них. Но разве не точно так же мать, молодая, красивая, нежная женщина (ангел!), лелеяла своей песней душу мальчика, готовя его к трудной и жестокой жизни, к земному пути? Стихотворение “Ангел” — ключ к пониманию всей почти поэзии Лермонтова. Вот именно — изначальный родник. Потом вольются в поэтический поток новые струи, лирические, эпические, социальные, но главный мотив таится здесь” (183, с. 6).
Далее В. А. Солоухин пишет: “Обратите внимание, что из двух непроницаемых бездн, проблеском между которыми является человеческая жизнь, люди заглядывают все время в ту, которая ждет, а не в ту, которая осталась позади. Одни — рационально отрицая, другие — смутно надеясь, третьи — твердо веруя, что их там впереди ждет какое-то продолжение, но все люди, все философские концепции, религии всех времен и народов обращают свой взор к той бездне, в которой человек исчезнет, а не к той, из которой он появился. Лермонтов же прожил свою жизнь так, как будто он знал что-то о прошлом и о чем-то помнил. “Забыть? — забвенья не дал Бог — да он и не взял бы забвенья. ”, “. Спастись от думы неизбежной и незабвенное забыть!”, “. И лучших дней воспоминанья пред ним теснилися толпой”, “В душе моей, с начала мира, твой образ был напечатлен. ” (там же, с. 6).
Герб рода Лермонтовых
Лирический герой постоянно совершает инверсии к прошлому, причем это прошлое не несколько прошедших лет или десятилетий, а нечто беспредельное. В этом случае М. Ю. Лермонтов использует глагол “летел”: “душой летел”, “думой сердечной. летел”:
И я душой летел во дни былые; Но мне милей страдания земные: Я к ним привык и не оставлю их.
Что жизнь с надеждами, мечтами Не что иное — как тетрадь С давно известными стихами.
— и так бесконечно в поэзии М. Ю. Лермонтова:
Под занавесою тумана, Под небом бурь, среди степей, Стоит могила Оссиана В горах Шотландии моей.
Родимым ветром подышать И от могилы сей забвенной Вторично жизнь свою занять.
“Оставленная пустынь предо мной.” (1830) имеют место и инверсия к прошлому (ретроспекция), и проспекция.
Таков старик, под грузом тяжких лет Еще хранящий жизни первый цвет; Хотя он свеж, на нем печать могил Тех юношей, которых пережил. ……………………………………. И там (как знать) найдет прошлец Пергамент пыльный. Он увидит, Как сердце любит по конец И бесконечно ненавидит,
Не облегчают наших мук. Он тех людей узрит гробницы, Их эпитафии пройдет, Времен тогдашних небылицы
Не мысля, что в сем месте сгнили Сердца, которые любили.
Стихотворение имеет зигзагообразную структуру, так как содержит инверсию к прошлому, проспекцию, которая снова ведет к идее смерти, к первоначальному состоянию: герой снова “узрит гробницы”, но уже по прошествии времени.
Находишь корень мук в себе самом, И небо обвинять нельзя ни в чем.
1831-го июня 11 дня
Известен феномен “Сна” (1841), где была пророчески предугадана картина гибели самого поэта, известно мучительное ощущение ранней смерти, с детских лет преследовавшее его:
И грусти ранняя на мне печать; И как я мучусь, знает лишь творец, Но равнодушный мир не должен знать. И не забыт умру я.
А если спросит кто-нибудь. Ну, кто бы ни спросил, Скажи им, что навылет в грудь Я пулей ранен был;
В проспекции, в контексте вечности М. Ю. Лермонтов постоянно устремляет мысли к смерти человека, конечности его существования. В этой рефлексии он то называет жизнь души после смерти “новым миром”, то его пугает незнание, будет ли существовать его собственное “я” после жизни. Жизнь для него и ощущаемая реальность, и “манящая пустота”: “Прощайте же, прощайте, — я не совсем хорошо себя чувствую: счастливый сон, божественный сон испортил мне весь день. не могу ни говорить, ни читать, ни писать, — пишет М. Ю. Лермонтов М. А. Лопухиной 2 сентября 1832 года. — Странная вещь эти сны! обратная сторона жизни, часто более приятная, нежели реальность. ибо я отнюдь не разделяю мнения тех, кто говорит, будто жизнь всего только сон: я вполне осязательно чувствую ее реальность, ее манящую пустоту! Я никогда не смогу отрешиться от нее настолько, чтобы от всего сердца презирать ее, ибо жизнь моя — я сам, тот, кто говорит с вами, — и кто через мгновение может превратиться в ничто, в одно имя, то есть опять-таки в ничто. Бог знает, будет ли существовать это “я” после жизни! Страшно подумать, что наступит день, когда не сможешь сказать: Я! При этой мысли вселенная есть только комок грязи” (110, с. 553—554).
Пророческие видения связаны с ощущением жизни души в ином мире, в каком-то другом пространстве, в другом “краю”, который также связан и созвучен с миром, жизнью на земле, вернее, уже не с жизнью, а со смертью. Проспекция у М. Ю. Лермонтова парадоксальна, как и все его творчество, антиномична. Он говорит о вселенной, о вечной жизни души, но очень напряженно анализирует тему смерти, предвидит очень точные картины собственной смерти:
Как жизнь я кончу, где душа моя Блуждать осуждена, в каком краю Любезные предметы встречу я? Но кто меня любил, кто голос мой
Кровавая меня могила ждет, Могила без молитв и без креста, На диком берегу ревущих вод И под туманным небом; пустота Кругом.
Диего Веласкес. Шут Себастиан де Морра. 1644
Хотелось бы подчеркнуть, что в беспощадном самопознании, рефлексии лирический герой М. Ю. Лермонтова сохраняет высокое человеческое достоинство. Это не раз утверждаемая важная содержательная черта стиля барокко. В исследованиях по живописи барокко говорится о том, что художники утверждали человеческое достоинство как в парадных портретах, так и в изображении людей различных сословий: философов, мыслителей, простых людей. Так, например, говоря о творчестве Д. Веласкеса, Ф. Кастриа отмечает, что “Веласкес никогда не иронизировал над физическими недостатками шутов. Напротив, он подчеркивал достоинство и высокий ум этих людей, обреченных на горестное существование” (88, с. 34). Изображая античных философов, Веласкес “делал упор на исследование человеческой души и человеческого достоинства, сохранявшегося даже в условиях нищенского существования” (там же, с. 35). То же отмечается в работах Хусепе де Риберы, Харменса ван Рейн Рембрандта и др. У Лермонтова читаем:
Настанет день — и миром осужденный, Чужой в родном краю, — гордый, хоть презренный — Я кончу жизнь мою. Настанет день. 1831
Но хочет всё душа моя
Пронзая будущего мрак, Она бессильная страдает И в настоящем всё не так, Как бы хотелось ей, встречает.
Он уверен, что в его произведениях уже есть отзвуки “небес живых звуков”:
Я не страшился бы суда, Когда б уверен был веками, Что вдохновенного труда
Что станут верить и внимать Повествованью горькой муки И не осмелятся равнять С земным небес живые звуки.
Есть стихотворения, в которых описывается суть “пророческой тоски” лирического героя. В стихотворении “Не смейся над моей пророческой тоскою. ” (1837) несколько раз повторяется “я знал”, “я говорил тебе” — это предзнание “удара судьбы”. М. Ю. Лермонтов говорит о “кровавом часе”, о “довременном конце”. В этих стихотворениях особенно поражает готовность “мир увидеть новый”: “Но я без страха жду довременный конец.”. Образ тернового венца позволяет говорить о том, что в основе пророчеств художника, его предвидений лежит глубокое понимание христианской идеи крестного пути, архетипическая модель которого не только принята, но и в высшей степени мистически, философски и на основе чувственного опыта переживается художником:
Я говорил тебе: ни счастия, ни славы Мне в мире не найти; — настанет час кровавый, И я паду; и хитрая вражда С улыбкой очернит мой недоцветший гений;
Моих надежд, моих мучений; Но я без страха жду довременный конец. Давно пора мне мир увидеть новый; Пускай толпа растопчет мой венец:
Пускай! я им не дорожил.
Есть стихотворения, в которых описывается суть “пророче-ской тоски” лирического героя. В стихотворении “Не смейся над моей пророческой тоскою…” (1837) несколько раз повторяется “я знал”, “я говорил тебе” — это предзнание “удара судьбы”. М. Ю. Лермонтов говорит о “кровавом часе”, о “довременном конце”. В этих стихотворениях особенно поражает готовность “мир увидеть новый”: “Но я без страха жду довременный конец…”. Образ тернового венца позволяет говорить о том, что в основе пророчеств художника, его предвидений лежит глубокое понимание христианской идеи крестного пути, архетипическая модель которого не только принята, но и в высшей степени мистически, философски и на основе чувственного опыта переживается художником:
С твоей груди на плаху перейдет; Я говорил тебе: ни счастия, ни славы Мне в мире не найти; — настанет час кровавый, И я паду; и хитрая вражда
И я погибну без следа Моих надежд, моих мучений; Но я без страха жду довременный конец. Давно пора мне мир увидеть новый;
Венец певца, венец терновый. Пускай! я им не дорожил.
Обладая глубочайшим сознанием, владея совершенными принципами мышления, конечно же, опережающими свое время, в процессе духовного совершенствования лирический герой чувствует, проникает в мир N-измерений “духовным взором”: “И в даль грядущую, закрытую пред нами, // Духовный взор его смотрел. // Его слова пророчески звучали” (“На буйном пиршестве задумчив он сидел.” — 1839).
“Лермонтов и Лев Толстой”: “Лермонтов неоднократно писал о вещих снах (курсив автора. — К. Ш., Д. П.). “Странная вещь эти сны! — пишет он М. А. Лопухиной. — Другая сторона жизни, и часто лучшая, нежели действительная жизнь”. (IV, 393). В “Испанцах” Эмилия рассказывает Фернандо:
Вчерась я видела во сне, что ты Меня хотел зарезать. (III, 18).
Сон этот сбылся. В “Испанцах” же Ноэми подробно описывает Сарре свой страшный сон: ей снилось, что к ней явился человек, обрызганный кровью, и сказал, что он ее брат, но христианин; затем он скрылся, оставив в ее руках плащ, оказавшийся саваном. (III, 30—32). И этот сон быль вещим. В другом письме к М. А. Лопухиной поэт передает следующее: “Нужно непременно рассказать вам довольно странный случай: в субботу, перед тем как проснуться, я вижу во сне, будто я у вас; вы сидите на большом диване в гостиной; я подхожу и спрашиваю, не хотите ли вы, чтобы я окончательно с вами поссорился; а вы, вместо ответа, протянули мне руку. — Вечером нас распустили; прихожу к нашим, и мне подают ваши письма. Это меня поразило! хотелось бы мне знать, что с вами было в этот день?” (IV, 396). Сны, вообще, производили сильное впечатление на поэта; например, восьмилетним ребенком он видел сон, запечатлевшийся в его памяти надолго, если не навсегда; он упоминает о нем восемь лет спустя — в черновых заметках (IV, 350), в стихотворении “Булевар”. (I, 148). В вещем стихотворении “Сон” Лермонтов предрек свою трагическую гибель” (167, с. 83).
Прошлая память, различные сновидческие мотивы Лермонтова — все это находит подтверждение в современных исследованиях. Ш. Бегли в статье “Из чего сделаны сны” утверждает, что “. сновидения — это часть эволюционного наследия человечества, настолько основополагающая, что ее можно проследить на 135 миллионов лет назад” (21, с. 8). Таким образом, оказывается, что прошлая память и предвидение связаны между собой.
“Смерть”: “В стихотворении “Смерть” Лермонтов передает свой сон: ему снилось, “что он умер и что душа его освободилась от уз тела; и вот ему захотелось взглянуть на свои бренные останки.
И я сошел в темницу — длинный гроб, Где гнил мой труп, и там остался я. Здесь кость была уже видна, здесь мясо Кусками синее висело, жилы там
С отчаяньем сидел я и взирал, Как быстро насекомые роились И с жадностью глотали пищу смерти. Червяк то выползал из впадин глаз,
Это напоминает стихотворение Гейне “Сумерки богов”; в то время, как пышный май цветет и будит в людях жажду жизни и веселость, на душе поэта — камень, поэт видит оборотную сторону медали:
Сквозь старую кору земли проникнул Я взорами, как будто бы она Из хрусталя — и вижу я тот ужас,
Под зеленью веселой. Вижу мертвых: Там, под землей, лежат они в гробах, Раскрыв глаза, скрестивши руки. Белы Их саваны и белы лица их,
Все это сходно с мироощущением человека эпохи барокко. Ф. Кастриа в работе “Живопись барокко: Глубины души в беспредельности мира” (2002) так характеризует испанца эпохи барокко: “Испанец эпохи барокко — человек, мечтавший о славе и отягощенный борьбой с трудностями повседневного существования. Он то возносился к небу ощущением гордости за то, что он подданный бескрайней Империи, то низвергался в пропасть осознанием нищеты его опаленной солнцем страны. Его раздирали сильнейшие противоречия: подобно герою Сервантеса, он мог стать жертвой трагикомических осложнений жизни либо найти прибежище в мистицизме или сновидениях. “Жизнь есть сон” — провозглашает эпическая и полная отчаяния поэма Кальдерона. Такова испанская живопись XVII века, сумевшая воплотить трогательные образы мечты и правды жизни, химеры и реальность” (88, с. 13). Мистический опыт человек эпохи барокко развивает, отталкиваясь от средневековых воззрений.
А. Я. Гуревич так характеризует “загробные видения” средневекового художника: “Скачкообразности пространственных перемещений в рыцарском романс в известной мере соответствует способ движения в дискретном пространстве загробных видений — другого в высшей степени популярного жанра средневековой литературы. Загробный мир видений представляет собой конгломерат разрозненных “мест”, которые связывает, собственно, только путь странствующей души визионера. Пространство того света, в изображении средневековых авторов, иррационально: с одной стороны, место блаженства душ избранных и место мучений душ грешников максимально удалены одно от другого, коль скоро рай — на небесах, а ад расположен в подземном царстве; с другой же стороны, ад и рай оказываются в близком соседстве, так что муки обитателей преисподней усиливаются от созерцания райского света и обоняния ароматов “обители отдохновения святых”, а Божьи избранники радуются при виде мучений тех, кто низвергнут в ад. ” (64, с. 69).
Говоря о провидении М. Ю. Лермонтова, А. П. Платонов пишет: “Все это было бы мистикой, если бы не оправдалось реально” (152, с. 21). Андрея Платонова, как показало наше время, тоже оказавшегося провидцем, интересовал пророческий дар русских поэтов. И он многое увидел. Приведем здесь рассуждение А. П. Платонова, хотя оно и пространно, ибо кому, как не художнику, дано почувствовать “родную душу”: “Мы не можем здесь открыть посредством рассуждения тайну предчувствования Лермонтовым и Пушкиным своей судьбы. Мы только знаем, что они имели способность этого предчувствия и что дар ощущения будущего, дар, кажущийся магическим, был реальным, почти рационалистическим, потому что он действовал точно, как наука Вообще будущее для великих поэтов не безвестно, и не только в смысле личной судьбы. В “Умирающем гладиаторе” Лермонтов писал:
Когда-то пламенных мечтателей кумир, К могиле клонишься бесславной головой, Измученный в борьбе сомнений и страстей,
Х. де Рибера. Сон Иакова. 1639
П. М. Бицилли подчеркивает, что темы, затронутые Лермонтовым в первом “Сне” (1830—1831) и в “Ночах” (1830), занимали его всю жизнь, им посвящены его гениальнейшие вещи. М. Ю. Лермонтов, считает он, “действительно был пророк”, такие вещи, как предсказание о России (“Предсказание” (1830): “Настанет год, России черный год, // Когда царей корона упадет. ”) и “Сон” (1841), “свидетельствуют о подлинном даре ясновидения, “второго зрения”. Лермонтов обладал несомненной способностью видеть то, что скрыто от взоров обыкновенных людей. Но что именно и как он видел? Кто занимался вопросами мистики, знает, что мистический опыт, как об этом независимо друг от друга сообщают все переживавшие его, такого рода, что передать его невозможно. Все мистики, усиливавшиеся познакомить других с сущностью своих экстазов, всегда намеренно прибегали к уподоблениям, символам, иносказаниям. И Лермонтов мучается сознанием бессилия выразить свои переживания, “рассказать толпе свои думы”. Несоответствие между мыслью и словом тяготит более или менее всех великих поэтов: об этом — каждый по-своему — говорят и Гете, и Шиллер, и Тютчев, и Блок. Его (Лермонтова. — К. Ш., Д. П.) переживания мимолетны, их нельзя зафиксировать; его “демон” ему “покажет образ совершенства и вдруг отнимет навсегда”; та “чудная, тайная сила”, которой “близость” он чувствует, дает себя знать лишь при условии абсолютного самососредоточения, лишь тому, “кто, как в гробу (курсив автора. — К. Ш., Д. П.), в душе своей живет”; она постигается душою лишь совершенно непосредственно (“. далекий путь, который измеряет жилец не взором, но душой”). Его мечты “не ясны”, его “образы” — лишены реальности в обыденном значении (это — “предметы мнимой злобы иль любви”, которые не походят “на существ земных”). Всю его недолгую жизнь его занимали, собственно н “Ангеле” и в “Сне”: тема смерти и тема “другого мира”. Все его произведения так или иначе группируются вокруг этих двух центров, где его внутренний мир отразился с наибольшей отчетливостью, простотой и наглядностью” (27, с. 834—836).
С. А. Андреевский, как и многие исследователи, замечает, что поэзия М. Ю. Лермонтова, как бы по безмолвному соглашению всех его издателей, всегда начинается “Ангелом”, составляющим эпиграф ко всей книге. По-видимому, это действительно так — лермонтовское творчество нельзя рассматривать плоскостно, исходно в анализе его творчества надо делать установку на “царство” пророческой фантазии Лермонтова. “Действительно, — пишет С. А. Андреевский, — его великая и пылкая душа была как бы занесена сюда для “печали и слез”, всегда здесь “томилась” и
Ей скучные песни земли.
“и скучно и грустно”, почему любовь только раздражала его, ибо “вечно любить невозможно”, почему ему было легко лишь тогда, когда он твердил какую-то чудную молитву, когда ему верилось и плакалось; почему морщины на его челе разглаживались лишь в те минуты, когда “в небесах он видел Бога”; почему он благодарил Его за “жар души, растраченный в пустыне”, и просил поскорее избавить от благодарности; почему, наконец, в одном из своих последних стихотворений он воскликнул с уверенностью ясновидца:
Но я без страха жду довременный конец: Давно пора мне мир увидеть новый.
и так гадким для его сердца” (5, с. 298).
“небо — земля — смертное — Божественное”, что символизирует изначальность и единство бытия. В первую очередь, здесь надо вспомнить об антиномичности мышления М. Ю. Лермонтова, которое соответствует мышлению, запечатленному в Священном Писании. Вл. Н. Лосский пишет: “Вершина Откровения есть догмат о Пресвятой Троице, догмат “преимущественно” антиномичный. Для того чтобы созерцать эту извечную реальность во всей ее полноте, нужно достичь предназначенной нам цели, нужно дойти до состояния обожения, ибо, по слову св. Григория Богослова, “будут сонаследниками совершенного света и созерцания Пресвятой и Владычной Троицы. те, которые совершенно соединятся с совершенным Духом, и это будет, как я думаю, Царство небесное”. Апофатический путь приводит не к отсутствию и не к абсолютной пустоте, ибо непознаваемый Бог христиан — не безличный Бог философов. Ведь Святой Троице, “Пресущественной, Пребожественной и Преблагой” предает себя автор “Мистического богословия”, вступая на путь, долженствующий привести его к абсолютному присутствию и абсолютной полноте” (123, с. 122). Автор говорит о св. Дионисии Ареопагите, и его “Мистическом богословии”, положившем начало имяславию.
Обладая совершенным инструментарием мышления, намного опережавшим свое время, артикулированным в творчестве, М. Ю. Лермонтов, конечно же, был обречен на драматическое, даже трагическое существование, как пишет об этом С. А. Андре евский: “Сожительство в Лермонтове бессмертного и смертного человека составляло всю горечь его существования, обусловило весь драматизм, всю привлекательность, глубину и едкость его поэзии. Одаренный двойным зрением, он всегда своеобразно смотрел на вещи. Людской муравейник представлялся ему жалким поприщем напрасных страданий. Когда, например,
А. Миньон. Vanitas. 1665—1679
после одной битвы, генерал, сидя на барабане, принимал донесения о числе убитых и раненых, офицер Лермонтов “с грустью тайной и сердечной” думал о людях:
Чего он хочет. Небо ясно; Под небом много места всем: Но беспрестанно и напрасно ” (5, с. 310)
— сознательно создаваемые диссонансы, характерные для стиля барокко (см.: 47, с. 131). М. Н. Лобанова говорит о мотиве бренности, который остро переживался барочной культурой: “Ее эмблемы — человек — мыльный пузырь (homo bulla), цветок, обреченный увясть, череп, догорающая свеча, исчезающий глас — встречаются в поэзии, живописи, литературе. Быстротечное время — предмет комментариев и музыкальной практики” (119, с. 63).
Исследование творчества М. Ю. Лермонтова, как видим, нужно осуществлять на основе анализа глубочайшей европейской и русской традиции и одновременно обращаться к новейшим современным открытиям в области психологии, философии, естественных наук. Да, в принципе, он сам учил нас этому, постоянно в рефлексии уходя в даль прошлых веков, стремился “Во всем дойти до совершенства // Пронзая будущего мрак” (“Слава”. 1830—1831). “И в даль грядущую, закрытую пред нами, // Духовный взор его смотрел.” (“На буйном пиршестве задумчив он сидел. ” — 1839). Таким образом, мы пытаемся анализировать творчество М. Ю. Лермонтова, основываясь на его собственном методе — осуществлять анализ “в пределе его”, рассматриваем творчество с взаимоисключающих сторон, в данном случае в контексте стиля искусства и науки прошлого, предшествующего М. Ю. Лермонтову, а также науки будущего, контексты которой способствуют объяснению его пророческого художественного видения. Поэзия М. Ю. Лермонтова уже не только предвосхищает, а дает образцы неклассического способа мышления, сами принципы такого мышления были сформулированы в начале двадцатого века и позволяют науке и искусству объяснять одно через другое.
Старый дож 
