Семь грехов памяти дэниела шахтера о чем
Семь грехов памяти дэниела шахтера о чем
Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает
The Seven Sins of Memory. How the Mind Forgets and Remembers
© Daniel L. Schacter, 2001
© Измайлов В. А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021
Доступно, занимательно и провокационно… Побуждает по-новому осознать сложность и нестабильность человеческой памяти.
Нарушения памяти способны вызвать не только легкое раздражение – неверное восстановление событий в свидетельских показаниях может иметь фатальные последствия, как и внушаемость у дошкольников и у взрослых с синдромом ложной памяти… Опираясь на недавние исследования в области нейровизуализации, которые позволяют наблюдать за мозгом в те моменты, когда он учится и запоминает, Шектер приглашает читателей в увлекательное путешествие по человеческому разуму.
Обязательное чтение для правоохранителей, юристов, психологов и всех, кто хочет узнать, насколько значительные сбои способна давать память.
The Atlanta Journal-Constitution
Увлекательное путешествие по тропам памяти, ее широким проспектам и темным тупикам… Доступное, увлекательное и приятное чтение.
Джером Групмэн, доктор медицины
Убедительное в научном плане, тщательное исследование повседневной жизни, восхитительное, живое и ясное повествование.
Посвящается моей семье: Сьюзен, Ханне и Эмили
Иногда кажется несправедливым, что на обложке указано лишь имя автора, ведь с идеей, развитием и созданием книги прямо или косвенно связаны многие люди. И эта книга – не исключение. Мне улыбнулась удача: о темах, раскрытых на страницах моего произведения, я не раз говорил с коллегами и студентами – их слишком много, и мне не хватит места даже на имена, если приводить каждое. Если кто-то из них читает сейчас эти строки – надеюсь, вы знаете, что я говорю о вас, и понимаете, что я очень ценю ваш труд. Особенно я благодарен тем, кто работал в моей лаборатории в последние годы: ваш отклик и идеи были неоценимы и для этой книги, и для прочих моих научных работ.
Я особенно признателен тем, кто нашел время прочесть рукопись и внести в нее свои изменения и дополнения. Четкие, ясные и краткие отзывы на некоторые главы, которые предоставили Моше Бар, Чед Додсон, Марк Хаузер, Лаэль Шулер, Дэвид Шерри и Габриэлла Вильокко, помогли мне переосмыслить важные вопросы и избавили от многих упущений и ошибок. Рэнди Бакнер, Вилма Каутстал, Ричард Макнелли и Энтони Вагнер прочитали книгу от начала до конца, и благодаря их полезным предложениям и критике окончательный вариант стал намного лучше. Некоторые из моих научных сотрудников – Стив Принс, Кэрри Расин, Дэниел Унгер – помогли мне настолько, что здесь не перечислить всех их заслуг: я просто хочу, чтобы они знали, как высоко я ценю их время и усилия.
Лаура ван Дам, мой редактор в издательстве Houghton Mifflin, поддержала замысел книги и сделала важные замечания к черновикам рукописи. Она была очень внимательна и к стилю, и к содержанию: в итоге книга стала намного лучше. Мой агент, Сьюзен Рабинер, поделилась мудрыми замечаниями и вложила в проект немало сил. Я очень это ценю.
Работу над этой книгой я начал в творческом отпуске, при поддержке Мемориального фонда Джона Саймона Гуггенхайма и фонда Джеймса Маккина Кэтелла, удостоившего меня награды; без них я бы не справился. Некоторые главы я написал в Институте когнитивной нейробиологии в лондонском Университетском колледже, где провел несколько месяцев. Я в долгу перед профессором Тимом Шэллисом – именно благодаря ему стало возможным мое пребывание в институте, а также перед коллегами и сотрудниками института, благодаря их поддержке мой визит прошел в очень приятной обстановке и многое мне дал. Я благодарен и спонсорам, поддержавшим мое исследование, в их числе Программа науки передового человечества (Human Frontiers Science Program), Национальный институт проблем старения (National Institute on Aging), Национальный институт психического здоровья (National Institute of Mental Health) и Национальный институт проблем неврологических расстройств и инсульта (National Institute on Neurological Disorders and Stroke). В книге я расскажу о существенной части работы, проведенной с их помощью.
И наконец, я столь многим обязан жене, Сьюзен Макглинн, и дочерям, Ханне и Эмили Шектер, что даже не знаю, с чего начать мои благодарности. Начну с того, что посвящу им эту книгу.
Введение. «Благословенный дар богов»
У Ясунари Кавабаты есть короткий рассказ «Юмиура» – пронизанная трагизмом зарисовка из жизни одного романиста, к которому приходит нежданная гостья. По ее словам, они знакомы уже тридцать лет и впервые встретились в городе Юмиуре во время портового праздника[1]. Но романист не может ее вспомнить. У него слабеет память, он уже не раз убеждался в этом, вот и сейчас в словах незнакомки ему слышится лишь очередной знак угасания разума. Неловкость перерастает в смятение и страх, когда в порыве откровений женщина вспоминает, как однажды они остались наедине в ее комнате. «Вы звали меня замуж», – с тоской говорит она, и романиста бьет дрожь при мысли о том, как много он забыл. Гостья же признается, что ее воспоминания о времени, проведенном с ним, никуда не исчезли и до сих пор тревожат ее.
Она уходит, и пораженный романист бросается к картам города Юмиуры. Он хочет вспомнить, где это место и зачем он мог туда ездить. Но города нет ни на одной из карт. Ни в одном атласе о нем не написано ни слова. И вдруг герой осознает: в те дни, о которых упоминала гостья, он просто не мог находиться в той части страны. Да, она помнила все до мелочей, она была совершенно искренна, она свято верила в истинность своих воспоминаний, но оказалось, что они ложные.
История Кавабаты – яркий пример того, как богат арсенал памяти на разные трюки, которыми она осложняет нам жизнь. Порой мы можем забыть свое прошлое или исказить его, а иные тревожные воспоминания, напротив, преследуют нас годами. И все же мы полагаемся на память в поразительном разнообразии повседневных дел. В воспоминаниях мы оживляем беседы с друзьями и семейные праздники; в памяти фиксируем встречи, на которых нам следует быть, поручения, которые нам предстоит исполнить; из ее глубин мы вызываем слова, без которых ни к кому не обратиться и никого не понять; благодаря ей помним о том, какая еда нам нравится, а какая нет; она же позволяет нам приобретать знания, необходимые для нового дела, – от нее так или иначе зависит все. В нашей обыденной жизни память играет столь важную роль, что мы часто принимаем ее наличие как должное, – до тех пор, пока чего-то случайно не забудем или не запомним неверно.
В книге я рассмотрю природу несовершенств памяти, представлю новый способ их оценки и покажу, как снизить их пагубное влияние или даже полностью его избежать. Ошибки памяти давно привлекали ученых, а с последней декады минувшего века волнуют нас всех. Дети эпохи беби-бума – немалая часть человеческой популяции – приближаются к старости, и проблем с памятью у них все больше. В 1998 г. журнал Newsweek сделал главной темой номера память, провозгласив ее главной заботой вечно занятых, утомленных и забывчивых беби-бумеров… да, впрочем, и многих других. Забытые встречи, очки, лежащие бог знает где, вылетевшие из головы имена знакомых – обычное явление для многих, кто изо всех сил пытается совместить работу и семью и совладать с лавиной новых технологий. Сколько паролей и идентификационных номеров вам нужно держать в голове, чтобы просто вести дела в интернете? А голосовая почта в офисе? А мобильный телефон? И признайтесь, вам ведь приходилось запрашивать на сайтах временный пароль, потому что постоянный вы не могли вспомнить? Признаюсь: мне приходилось, и не раз.
Семь грехов памяти дэниела шахтера о чем
Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает
The Seven Sins of Memory. How the Mind Forgets and Remembers
© Daniel L. Schacter, 2001
© Измайлов В. А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021
Доступно, занимательно и провокационно… Побуждает по-новому осознать сложность и нестабильность человеческой памяти.
Нарушения памяти способны вызвать не только легкое раздражение – неверное восстановление событий в свидетельских показаниях может иметь фатальные последствия, как и внушаемость у дошкольников и у взрослых с синдромом ложной памяти… Опираясь на недавние исследования в области нейровизуализации, которые позволяют наблюдать за мозгом в те моменты, когда он учится и запоминает, Шектер приглашает читателей в увлекательное путешествие по человеческому разуму.
Обязательное чтение для правоохранителей, юристов, психологов и всех, кто хочет узнать, насколько значительные сбои способна давать память.
The Atlanta Journal-Constitution
Увлекательное путешествие по тропам памяти, ее широким проспектам и темным тупикам… Доступное, увлекательное и приятное чтение.
Джером Групмэн, доктор медицины
Убедительное в научном плане, тщательное исследование повседневной жизни, восхитительное, живое и ясное повествование.
Посвящается моей семье: Сьюзен, Ханне и Эмили
Иногда кажется несправедливым, что на обложке указано лишь имя автора, ведь с идеей, развитием и созданием книги прямо или косвенно связаны многие люди. И эта книга – не исключение. Мне улыбнулась удача: о темах, раскрытых на страницах моего произведения, я не раз говорил с коллегами и студентами – их слишком много, и мне не хватит места даже на имена, если приводить каждое. Если кто-то из них читает сейчас эти строки – надеюсь, вы знаете, что я говорю о вас, и понимаете, что я очень ценю ваш труд. Особенно я благодарен тем, кто работал в моей лаборатории в последние годы: ваш отклик и идеи были неоценимы и для этой книги, и для прочих моих научных работ.
Я особенно признателен тем, кто нашел время прочесть рукопись и внести в нее свои изменения и дополнения. Четкие, ясные и краткие отзывы на некоторые главы, которые предоставили Моше Бар, Чед Додсон, Марк Хаузер, Лаэль Шулер, Дэвид Шерри и Габриэлла Вильокко, помогли мне переосмыслить важные вопросы и избавили от многих упущений и ошибок. Рэнди Бакнер, Вилма Каутстал, Ричард Макнелли и Энтони Вагнер прочитали книгу от начала до конца, и благодаря их полезным предложениям и критике окончательный вариант стал намного лучше. Некоторые из моих научных сотрудников – Стив Принс, Кэрри Расин, Дэниел Унгер – помогли мне настолько, что здесь не перечислить всех их заслуг: я просто хочу, чтобы они знали, как высоко я ценю их время и усилия.
Лаура ван Дам, мой редактор в издательстве Houghton Mifflin, поддержала замысел книги и сделала важные замечания к черновикам рукописи. Она была очень внимательна и к стилю, и к содержанию: в итоге книга стала намного лучше. Мой агент, Сьюзен Рабинер, поделилась мудрыми замечаниями и вложила в проект немало сил. Я очень это ценю.
Работу над этой книгой я начал в творческом отпуске, при поддержке Мемориального фонда Джона Саймона Гуггенхайма и фонда Джеймса Маккина Кэтелла, удостоившего меня награды; без них я бы не справился. Некоторые главы я написал в Институте когнитивной нейробиологии в лондонском Университетском колледже, где провел несколько месяцев. Я в долгу перед профессором Тимом Шэллисом – именно благодаря ему стало возможным мое пребывание в институте, а также перед коллегами и сотрудниками института, благодаря их поддержке мой визит прошел в очень приятной обстановке и многое мне дал. Я благодарен и спонсорам, поддержавшим мое исследование, в их числе Программа науки передового человечества (Human Frontiers Science Program), Национальный институт проблем старения (National Institute on Aging), Национальный институт психического здоровья (National Institute of Mental Health) и Национальный институт проблем неврологических расстройств и инсульта (National Institute on Neurological Disorders and Stroke). В книге я расскажу о существенной части работы, проведенной с их помощью.
И наконец, я столь многим обязан жене, Сьюзен Макглинн, и дочерям, Ханне и Эмили Шектер, что даже не знаю, с чего начать мои благодарности. Начну с того, что посвящу им эту книгу.
«Мною овладело чувство, будто все это уже происходило» Как ошибки памяти ломают судьбы людей и приводят невиновных за решетку
Дэниел Шектер — выдающийся гарвардский психолог, крупнейший в мире специалист по вопросам функционирования человеческой памяти. Его книга «Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает» основана на теоретических и экспериментальных научных исследованиях, примерах из судебной практики и художественной литературы. С разрешения издательства «КоЛибри» «Лента.ру» публикует фрагмент текста, посвященный «ложной памяти».
24 февраля 1896 года в Парижском медико-психологическом обществе узнали о странном случае нарушения памяти. Рассказы о потерявших память вовсе не были в те времена такой уж редкостью, но 34-летний Луи, о котором говорили в тот день, страдал от иного расстройства. Он помнил события, которых никогда не случалось. За несколько лет до того он переболел малярией и теперь постоянно испытывал чувство, будто ему знакомы ситуации, которые на самом деле были совершенно новыми.
На свадьбе брата он был уверен, что уже присутствовал на ней год назад. Когда его с душевным расстройством перевели в новую больницу, Луи полагал, что и там он уже бывал. При первой встрече с доктором Арно, французским психиатром, который и делал доклад об этом случае в Медико-психологическом обществе, пациент настаивал: «Вы знаете меня, доктор! Вы приветствовали меня в прошлом году, в это же время, в этой же комнате. Вы задавали мне те же вопросы, а я отвечал вам то же самое».
Луи представлял большой интерес и для психологов, и для психиатров, которые собрались в Париже послушать доклад Арно. Конец XIX столетия был золотым веком в изучении памяти, и французская психология сыграла в этом немалую роль. В наши дни хорошо известны новаторские эксперименты Эббингауза, о которых мир узнал в 1885 году, но еще за четыре года до них французский психолог Теодюль Рибо написал ставшую классической книгу «Болезни памяти». В ней он утверждал, что повреждение мозга или психологические расстройства могут приводить к потере памяти на недавнее или далекое прошлое.
Рибо описал и случаи, когда память не пропадала, но оказывалась неверной. Эти искажения, названные «парамнезией», или «ложными воспоминаниями», вызвали оживленные, а иногда и горячие споры. Насколько часты ложные воспоминания у людей в целом? Это признак клинической патологии? Сколько видов существует? Один? Или много? Приверженцы различных взглядов бились над ответами на страницах специального выпуска «Философского обозрения» (Revue Philosophique) за 1893 год.
В 1896 году, когда Арно представил Луи на собрании общества в Париже, он рассмотрел проблему в контексте существующих споров — и отверг привычные термины, не желая характеризовать ими искаженные воспоминания Луи.
«Я считаю уместным отказаться от слов “ложная память” и “парамнезия”», — смело заявил он, утверждая — на первый взгляд парадоксально, — что «рассматриваемый феномен, возможно, и вовсе не связан с памятью». Арно предложил новое выражение для описания неуместного чувства «я знаю это, я видел это», которое преследовало таких пациентов, как Луи: иллюзия дежавю.
Дежавю, настаивал Арно, — это особый опыт, отличающийся от других видов искажений памяти интенсивностью и убежденностью, будто нынешний опыт идентичен прошлому, и дающий ощущение уверенности в том, что случится дальше. Арно помог ввести термин «дежавю» в обиход, но не был первым, кто описал этот опыт. Данте Габриэль Россетти уловил это чувство и передал его в своем стихотворении 1854 года «Нежданный свет» (Sudden light); а еще раньше, в 1849 году, Чарльз Диккенс описал подобный опыт в романе «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим»:
«Казалось, он разбухает и растет на моих глазах, — рассказывает Дэвид о встрече с Урией Хипом, — а комната наполняется отзвуками его голоса; и мною овладело странное чувство (быть может, отчасти знакомое каждому), будто все это уже происходило раньше, неведомо когда, и будто я уже знаю, что он сейчас скажет».
Но что имел в виду Арно, когда утверждал, что дежавю Луи «возможно, и вовсе не связано с памятью»? Прежде многие толкования дежавю сводились к мистике и предположениям, будто это явление отражает память о прошлой жизни и доказывает реинкарнацию либо же подразумевает телепатическое подслушивание чужих воспоминаний.
В других, не столь экзотических объяснениях утверждалось, что люди испытывают дежавю, когда их настоящие впечатления похожи на прошлые, пусть и не идентичны им. Но для Арно эффект дежавю не имел ничего общего ни с паранормальными явлениями, ни с частичными воспоминаниями о схожем пережитом опыте. Он охарактеризовал дежавю как некое неверное суждение, при котором настоящие ощущения и впечатления неверно приписывались прошлому. (…)
Дежавю — довольно редкое явление, и до сих пор никто убедительно не объяснил, какие именно особенности наших впечатлений могут привести к ошибочным суждениям, — если верить теории, которую Арно выдвинул перед парижской публикой. Но удивительно другое: мы так часто неверно соотносим воспоминания, что это уже стало обычным делом. Иногда мы вспоминаем события, которых никогда не было, ошибочно принимая быструю обработку поступающей информации или яркие образы, приходящие на ум, за воспоминания о прошлом.
Иногда мы правильно помним, что произошло, но относим событие не к тому времени или не к тому месту. Ложная память действует и в другом направлении: мы можем присвоить спонтанно возникший образ или пришедшую мысль своему воображению, хотя на самом деле мы, не осознавая этого, просто вспомнили то, о чем когда-то слышали или читали. О дежавю мы и сегодня знаем немногим больше, чем было известно во времена Арно, но мы многое выяснили о других формах неверного соотнесения воспоминаний с источником.
Возможно, это знание, добытое с таким трудом, будет иметь важные последствия для общества, ведь порой ложная память способна изменить жизнь неожиданным и странным образом.
Фото: David Longstreath / AP
ФБР устроило национальную охоту за вторым подозреваемым, который, как полагали следователи, вместе с Маквеем за два дня до взрыва арендовал фургон в автосервисе Эллиота в Джанкшен-Сити, штат Канзас. Образ Джона Доу No 2, набросанный полицейским художником, — молодой, коренастый, лицо квадратное, темные волосы, сине-белая кепка, — постоянно мелькал на телевидении и в газетах по всей стране.
Но несмотря на невероятные усилия, благодаря которым Маквей и его друг Терри Николс оказались на скамье подсудимых, и на опросы, согласно которым семь из десяти американцев были уверены, будто еще один соучастник преступления ускользнул из рук правосудия, Джона Доу No 2 так и не нашли. Как же так?
Отследив арендованный фургон Маквея, следователи из ФБР допросили сотрудников в автосервисе Эллиота. Владелец и помощник вспомнили, что только один человек, похожий на Маквея, арендовал фургон 17 апреля 1995 года, за два дня до взрыва; он сделал предварительный заказ под псевдонимом Роберт Клинг.
Механик Том Кессинджер, свидетель сделки, вспомнил, что видел двоих мужчин. Один подходил под описание Маквея: высокий, коротко стриженный блондин. Другой был ниже, коренастый, темноволосый, в синебелой кепке и с татуировкой на левой руке. По воспоминаниям Кессинджера начались поиски Джона Доу No 2.
Впрочем, есть подозрения, что Кессинджер упомянул другое событие, никак не связанное с терактом в Оклахоме. Оно произошло днем позже, когда в автосервисе Эллиота появились армейский сержант Майкл Хертиг и его друг, рядовой Тодд Бантинг. Они тоже взяли в аренду фургон, и при этом тоже присутствовал Кессинджер. Хертиг, как и Маквей, был высоким и светловолосым. Бантинг — ниже, коренастее, с темными волосами, в сине-белой кепке и с татуировкой на левой руке, — в точности как Джон Доу No 2!
Охота на неуловимого второго подозреваемого к тому моменту шла неудачно, и агенты ФБР просмотрели записи, на которых Хертиг и Бантинг посещали автосервис, и, к несчастью, сочли, что Джон Доу No 2 — это рядовой Тодд Бантинг, невиновный человек, не связанный со взрывами. Кессинджер правильно вспомнил черты, отраженные в наброске Джона Доу No 2, который уже разошелся по всей стране, но неверно соотнес их с эпизодом, имевшим место за день до того, как Майкл и Тодд появились в автосервисе.
Конечно, не первый раз людей опознают неверно. В 1950-х гг. произошел случай, когда билетный кассир, ограбленный под дулом пистолета, — дело было в Великобритании, — позже опознал совершенно невиновного моряка как преступника. Моряк купил билеты чуть раньше у этого кассира, и он вспомнил его черты и неверно приписал их грабителю.
Был случай и позже, когда психолога Дональда Томсона обвинили в изнасиловании: жертва детально запомнила его лицо. Впрочем, с Томсона обвинения сняли. У него было безупречное алиби: в тот момент, когда случилось изнасилование, он давал интервью на одном из каналов (и, по странному совпадению, говорил об ошибках памяти). Жертва смотрела шоу, запомнила черты Томсона и ошибочно соотнесла их с лицом насильника.
И Томсону, и британскому моряку повезло: их не отправили за решетку. Но сколько раз неверные показания вели к осуждению невиновных? Точной цифры не знает никто, но вот два факта. Во-первых, по данным, полученным в конце 1980-х, каждый год в Соединенных Штатах на основании показаний очевидцев начиналось более 75 тысяч уголовных процессов. Во-вторых, не так давно были пересмотрены сорок преступлений, и анализ ДНК показал, что в тридцати шести из них (90 %) из-за ошибки свидетелей за решетку отправились невиновные люди. Несомненно, есть и другие ошибки, и их еще никто не исправил.
Эти страшные цифры говорят: пора понять, в чем суть неверных свидетельских показаний, и принять хоть какие-то меры для того, чтобы их стало меньше. В случае с Джоном Доу No 2 проявился определенный тип неверного соотнесения — как его иногда называют, «бессознательный перенос».
Идея его в том, что свидетель, как в данном случае Кессинджер, ошибочно соотносит знакомый облик с неправильным источником, потому что неосознанно переносит память о человеке из одного контекста в другой. Последние лабораторные исследования показали: свидетели, неверно приняв человека за преступника, не всегда осознают, что могли встречаться с этим человеком раньше, в другой обстановке.
Например, люди смотрели фильм об ограблении, и в одной из сцен был невиновный свидетель: позже некоторые ошибочно сочли грабителем именно его. Но там процесс, повлекший неверное опознание, шел в какой-то мере осознанно: многие участники эксперимента ошибочно полагали, что свидетель и грабитель — это один и тот же человек.
Но сознательно они даны или нет, ложные показания — и в случае с Джоном Доу No 2, и во многих других — хорошо согласуются с исследованиями, показывающими, что люди часто фрагментарно помнят детали впечатлений, например время и место, где они встретили человека или видели объект. Эта неопределенность создает благодатную почву для возникновения отсылок к ложному источнику, когда люди верно вспоминают факт, который узнали раньше, или точно опознают человека или объект, если прежде их видели, но неверно определяют, где и как они получили свои впечатления.
Дэниел Шектер
Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает
The Seven Sins of Memory. How the Mind Forgets and Remembers
© Daniel L. Schacter, 2001
© Измайлов В. А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021
Доступно, занимательно и провокационно… Побуждает по-новому осознать сложность и нестабильность человеческой памяти.
Нарушения памяти способны вызвать не только легкое раздражение – неверное восстановление событий в свидетельских показаниях может иметь фатальные последствия, как и внушаемость у дошкольников и у взрослых с синдромом ложной памяти… Опираясь на недавние исследования в области нейровизуализации, которые позволяют наблюдать за мозгом в те моменты, когда он учится и запоминает, Шектер приглашает читателей в увлекательное путешествие по человеческому разуму.
Обязательное чтение для правоохранителей, юристов, психологов и всех, кто хочет узнать, насколько значительные сбои способна давать память.
The Atlanta Journal-Constitution
Увлекательное путешествие по тропам памяти, ее широким проспектам и темным тупикам… Доступное, увлекательное и приятное чтение.
Джером Групмэн, доктор медицины
Убедительное в научном плане, тщательное исследование повседневной жизни, восхитительное, живое и ясное повествование.
Посвящается моей семье: Сьюзен, Ханне и Эмили
Благодарности
Иногда кажется несправедливым, что на обложке указано лишь имя автора, ведь с идеей, развитием и созданием книги прямо или косвенно связаны многие люди. И эта книга – не исключение. Мне улыбнулась удача: о темах, раскрытых на страницах моего произведения, я не раз говорил с коллегами и студентами – их слишком много, и мне не хватит места даже на имена, если приводить каждое. Если кто-то из них читает сейчас эти строки – надеюсь, вы знаете, что я говорю о вас, и понимаете, что я очень ценю ваш труд. Особенно я благодарен тем, кто работал в моей лаборатории в последние годы: ваш отклик и идеи были неоценимы и для этой книги, и для прочих моих научных работ.
Я особенно признателен тем, кто нашел время прочесть рукопись и внести в нее свои изменения и дополнения. Четкие, ясные и краткие отзывы на некоторые главы, которые предоставили Моше Бар, Чед Додсон, Марк Хаузер, Лаэль Шулер, Дэвид Шерри и Габриэлла Вильокко, помогли мне переосмыслить важные вопросы и избавили от многих упущений и ошибок. Рэнди Бакнер, Вилма Каутстал, Ричард Макнелли и Энтони Вагнер прочитали книгу от начала до конца, и благодаря их полезным предложениям и критике окончательный вариант стал намного лучше. Некоторые из моих научных сотрудников – Стив Принс, Кэрри Расин, Дэниел Унгер – помогли мне настолько, что здесь не перечислить всех их заслуг: я просто хочу, чтобы они знали, как высоко я ценю их время и усилия.
Лаура ван Дам, мой редактор в издательстве Houghton Mifflin, поддержала замысел книги и сделала важные замечания к черновикам рукописи. Она была очень внимательна и к стилю, и к содержанию: в итоге книга стала намного лучше. Мой агент, Сьюзен Рабинер, поделилась мудрыми замечаниями и вложила в проект немало сил. Я очень это ценю.
Работу над этой книгой я начал в творческом отпуске, при поддержке Мемориального фонда Джона Саймона Гуггенхайма и фонда Джеймса Маккина Кэтелла, удостоившего меня награды; без них я бы не справился. Некоторые главы я написал в Институте когнитивной нейробиологии в лондонском Университетском колледже, где провел несколько месяцев. Я в долгу перед профессором Тимом Шэллисом – именно благодаря ему стало возможным мое пребывание в институте, а также перед коллегами и сотрудниками института, благодаря их поддержке мой визит прошел в очень приятной обстановке и многое мне дал. Я благодарен и спонсорам, поддержавшим мое исследование, в их числе Программа науки передового человечества (Human Frontiers Science Program), Национальный институт проблем старения (National Institute on Aging), Национальный институт психического здоровья (National Institute of Mental Health) и Национальный институт проблем неврологических расстройств и инсульта (National Institute on Neurological Disorders and Stroke). В книге я расскажу о существенной части работы, проведенной с их помощью.
И наконец, я столь многим обязан жене, Сьюзен Макглинн, и дочерям, Ханне и Эмили Шектер, что даже не знаю, с чего начать мои благодарности. Начну с того, что посвящу им эту книгу.
Введение. «Благословенный дар богов»
Она уходит, и пораженный романист бросается к картам города Юмиуры. Он хочет вспомнить, где это место и зачем он мог туда ездить. Но города нет ни на одной из карт. Ни в одном атласе о нем не написано ни слова. И вдруг герой осознает: в те дни, о которых упоминала гостья, он просто не мог находиться в той части страны. Да, она помнила все до мелочей, она была совершенно искренна, она свято верила в истинность своих воспоминаний, но оказалось, что они ложные.
История Кавабаты – яркий пример того, как богат арсенал памяти на разные трюки, которыми она осложняет нам жизнь. Порой мы можем забыть свое прошлое или исказить его, а иные тревожные воспоминания, напротив, преследуют нас годами. И все же мы полагаемся на память в поразительном разнообразии повседневных дел. В воспоминаниях мы оживляем беседы с друзьями и семейные праздники; в памяти фиксируем встречи, на которых нам следует быть, поручения, которые нам предстоит исполнить; из ее глубин мы вызываем слова, без которых ни к кому не обратиться и никого не понять; благодаря ей помним о том, какая еда нам нравится, а какая нет; она же позволяет нам приобретать знания, необходимые для нового дела, – от нее так или иначе зависит все. В нашей обыденной жизни память играет столь важную роль, что мы часто принимаем ее наличие как должное, – до тех пор, пока чего-то случайно не забудем или не запомним неверно.
В книге я рассмотрю природу несовершенств памяти, представлю новый способ их оценки и покажу, как снизить их пагубное влияние или даже полностью его избежать. Ошибки памяти давно привлекали ученых, а с последней декады минувшего века волнуют нас всех. Дети эпохи беби-бума – немалая часть человеческой популяции – приближаются к старости, и проблем с памятью у них все больше. В 1998 г. журнал Newsweek сделал главной темой номера память, провозгласив ее главной заботой вечно занятых, утомленных и забывчивых беби-бумеров… да, впрочем, и многих других. Забытые встречи, очки, лежащие бог знает где, вылетевшие из головы имена знакомых – обычное явление для многих, кто изо всех сил пытается совместить работу и семью и совладать с лавиной новых технологий. Сколько паролей и идентификационных номеров вам нужно держать в голове, чтобы просто вести дела в интернете? А голосовая почта в офисе? А мобильный телефон? И признайтесь, вам ведь приходилось запрашивать на сайтах временный пароль, потому что постоянный вы не могли вспомнить? Признаюсь: мне приходилось, и не раз.
Мало того что от нарушений памяти страдаешь каждый день – нас подстерегает еще и грозная тень болезни Альцгеймера. Общественность все яснее осознает приближающийся ужас благодаря резонансным случаям, как тот, что описывал отчаянную борьбу Рональда Рейгана с болезнью, а перспектива жить во власти гибельного забвения заставляет еще сильнее тревожиться обо всем, что связано с памятью.
Однако на этом история не закончилась и в конце августа 1998 г. получила продолжение. Даниэль Ганцфрид, швейцарский журналист и сын выжившей в холокост, опубликовал в одной из цюрихских газет сенсационную статью. Он раскрыл, что Вилькомирский, или Бруно Доссеккер, если называть его настоящим именем, родился в 1941 г. и молодая мать, Ивонна Берта Грожан, позже отдала его в приют. Там мальчика усыновили, и всю войну маленький Бруно прожил с приемными родителями, семьей Доссеккер, в безопасной родной Швейцарии, так что истоком его травмирующих «воспоминаний» об ужасах нацистских концлагерей могло быть что угодно, но только не детские переживания. Так что же, Доссеккер-Вилькомирский – просто-напросто лжец? Может, да, а может, и нет: он по-прежнему твердо верит, что все события, сохраненные им в памяти, происходили на самом деле.
Оказалось, что воспоминания взрослых мужчин плохо совпадали с их же ответами, данными в детстве. О том, как родители поддерживали их в стремлении заниматься спортом, вспомнили меньше 40 % мужчин, причем в юности об этом помнили 60 %. О полезности религии заявил в лучшем случае каждый четвертый, иными словами, 25 % против 70 % в юности. О телесных наказаниях, со времени которых прошли десятки лет, вспомнили только треть мужчин – с учетом того, что в юности об этом упомянули почти 90 %.
Ошибки памяти не просто важны. Они восхищают, пленяют, приводят в восторг! Как работает эта система? Чем вызваны ее искажения, отраженные в прозе Кавабаты и проявившиеся в деле Вилькомирского? Почему случаются огрехи, подобные тем, что задокументировал в своем исследовании Оффер? Почему порой мы не в силах вспомнить имена людей, чьи лица нам знакомы? Как объяснить ситуации, когда мы напрочь забываем, куда положили кошелек или ключи, и тому подобные провалы в памяти? Почему некоторые переживания как будто исчезают из сознания, не оставив и следа, а в иные времена мы помним о пережитой боли, хотя больше всего хотим ее забыть? И как избавиться от этих неприятных особенностей наших запоминающих систем? Как предотвратить их проявления или хотя бы свести их к минимуму?
Я исследую память более двадцати лет и давно увлечен темой ее нарушений. Но только в 1998 г., солнечным майским утром во время ежедневной прогулки, я задумался над простым вопросом: а сколькими путями память чинит нам неприятности и какие это пути? Внезапно я понял, что именно этот вопрос и нужно разрешить, иначе нам просто не продвинуться, не понять ошибок нашей памяти и не расширить представление о них. А еще я понял другое: никто и не задавался таким вопросом. За несколько месяцев я собрал все, что знал о недостатках памяти, попытался навести порядок в огромном количестве упущений, искажений и ошибок и в стремлении отразить концепцию этих разрозненных наблюдений создал немало схем, но ни одна мне не нравилась, однако со временем все встало на свои места.
Эфемерность, рассеянность и блокада – грехи бездействия. Подпав под их влияние, мы не можем вспомнить факт, событие или идею. Эфемерность выражается в том, что память со временем теряется или слабеет. Сейчас вы, скорее всего, с легкостью вспомните, чем занимались в последние несколько часов. Но если я спрошу вас об этом через шесть недель, а потом через шесть месяцев, а потом через шесть лет, вы, вероятно, будете помнить все меньше. Эфемерность – главная черта памяти и виновница многих ее проблем.
Рассеянность приходит, когда нарушена связь памяти с вниманием. Если мы не можем вспомнить, куда положили ключи или очки, или забываем о том, что договорились встретиться с кем-то за ужином, то обычно так происходит лишь по одной причине: нас больше заботят иные проблемы и мы не уделяем внимания тому, что нужно запомнить. Желаемая информация не теряется со временем – она либо изначально не фиксируется в памяти, либо не запрашивается в нужный момент, поскольку внимание всецело занято другими проблемами.
Третий грех, блокада, затрудняет поиск информации, временами очень нужной. Всем случалось забыть имя знакомого. Это тяжело, это злит, и этого порой не миновать даже в том случае, если мы не просто бросаем в бой все силы внимания, но еще и нужное имя сидит в голове и не собирается оттуда исчезать, – это мы ясно осознаем через несколько часов или дней, когда оно вдруг ни с того ни с сего выныривает из глубин памяти.
В отличие от этих трех грехов остальные четыре – ложная память, внушаемость, предвзятость и зацикленность – это грехи действия: в них некая форма памяти проявляет себя, но она либо неверна, либо нежеланна. Грех ложной памяти – неверное соотнесение воспоминаний с их источником: так мы принимаем фантазию за реальность или верим, будто о какой-то мелочи нам рассказал друг, хотя на самом деле мы прочли о ней в газете. Ложная память встречается гораздо чаще, чем кажется, и может повлечь серьезные проблемы, если дело касается закона. Сплетенный с ней грех внушаемости проявляется в воспоминаниях, внедренных путем наводящих вопросов, замечаний или фраз, прозвучавших, пока некто пытается воскресить в памяти прошлый опыт. Внушаемость, как и ложная память, особенно опасна, если проявляется в моментах, связанных с законом, и временами способна нанести немалый вред.
Грех предвзятости отражает сильное влияние наших нынешних знаний и убеждений на то, как мы помним минувшие события жизни. Мы можем не понимать и даже этого не осознавать, но часто мы исправляем или совершенно перекраиваем наш прежний опыт в свете того, что знаем или во что верим сегодня, а в итоге можем получить искаженное отображение эпизода или даже целого периода жизни, и это больше говорит о том, что мы чувствуем сейчас, нежели о том, что случилось тогда.
Седьмой грех, зацикленность, кроется в непрестанных воспоминаниях о чем-то, что нас тревожит, или о страшных событиях, воспоминания о которых, будь на то наша воля, мы предпочли бы совершенно изгнать из разума, – но мы не можем забыть о них, даже если очень хотим. В какой-то мере это знакомо всем: вспомните, как вы вскакивали с постели в три часа ночи, вспоминая служебную оплошность или несданный экзамен. В крайнем случае, когда речь идет о серьезной депрессии или травмирующем переживании, зацикленность может привести к инвалидности и даже поставить под угрозу жизнь.
В книге я рассмотрю открытия, основанные на недавних прорывах в нейробиологии. Они прольют свет на истоки семи грехов памяти, позволят увидеть, что именно происходит в мозге, когда он учится и запоминает, и что творится в голове при фатальных сбоях памяти и ошибках, сильно влияющих на повседневную жизнь. И конечно же, я расскажу о том, как новые знания о семи грехах памяти могут помочь в борьбе с ними. Но чтобы глубже проникнуть в их суть, стоит задать вопрос: а почему наши системы памяти обладают столь неприятными и порой опасными чертами? Может быть, эти семь грехов – ошибки матери-природы в ходе эволюции? Неужели память так испорчена, что подвергает наш вид ненужному риску? Не думаю. И даже напротив, я утверждаю, что каждый из семи грехов памяти – это побочный продукт желательных и адаптивных характеристик человеческого разума.
Здесь можно провести параллель с библейскими семью смертными грехами. Гордыня, гнев, зависть, жадность, обжорство, похоть и лень могут причинить нам немало бед. Но каждый смертный грех можно расценить как неумеренное преувеличение черт, полезных, а порой и необходимых для выживания. Обжорство влечет болезни, но если заметно ограничивать себя в еде, о здоровье можно забыть. Жена может бросить похотливого мужа-изменника, но сексуальное влечение – решающий фактор в сохранении генов. В гневе у вас может подскочить давление – но он же даст вам силы для решительного противостояния угрозе…
Именно так я рассматриваю и грехи памяти. Не желая изображать их как исконные слабости или недостатки в устройстве системы, я предполагаю, что они дают представление об адаптивных достоинствах памяти. Семь грехов позволяют понять, почему большую часть времени память работает так хорошо и почему она развивалась именно так, а не иначе. Да, я обозначу проблемы, порожденные семью грехами в повседневной жизни, но я не намерен ни высмеивать память, ни унижать ее. Я пытаюсь показать, что память – надежный проводник в прошлое и будущее, хотя иногда она и подводит, и эти обличительные «иногда» очень раздражают.
Мало что так раздражает, как точное знание факта, имени знакомого или ответа на ерундовый вопрос – и невозможность вспомнить информацию, когда она так нужна. Третья глава объяснит, почему нас порой так «клинит». Особенно часто блокируются имена и названия мест; причины, по которым это происходит, помогут объяснить истоки проблемы. Я рассмотрю поразительное неврологическое расстройство – «амнестическую афазию на имена», когда пациенты с повреждениями определенных областей в левом полушарии мозга не могут извлечь из памяти имена (иногда и топонимы), даже несмотря на то, что с легкостью вспоминают названия обычных предметов. Нередко они много знают о людях или о местах, чьих имен или названий не могут вспомнить из-за блокады: например, они могут сказать, кем работает тот или иной человек, или указать расположение города на карте. Их скорбная участь напоминает то знакомое всем состояние, когда слово вертится на языке, а мы не в силах его вспомнить, хотя часто способны рассказать о нем немало, вплоть до того, что знаем первую букву и число слогов. Я сравню теории, призванные объяснить это состояние, и укажу, как противостоять этой форме блокады и подобным, связанным с ней.
Иногда недоступны и личные воспоминания о пережитом. Я рассмотрю необычные случаи, когда пациенты временно теряют доступ к целым периодам прошлого, и приведу новые данные исследований, проведенных на основе нейровизуализации и впервые позволивших увидеть, что происходит в мозге при таких блокировках. Лабораторные исследования более «приземленных» форм блокады – скажем, таких, при которых извлечение из памяти одних слов из недавно прочитанного списка затрудняет доступ к другим, – могут занятно отразиться и на реальных ситуациях, например на опросах очевидцев любого преступления.
Психологи изобрели хитроумные методы, призванные вызывать в лабораторных условиях довольно сильную и яркую ложную память. Да и без лабораторий люди то и дело уверяют, и часто с невероятной убежденностью, будто пережили события, которых на самом деле не происходило. Я расскажу о том, почему возникают такие ложные воспоминания, и исследую вопрос, влекущий важные последствия и для теории, и для практики: возможно ли отличить истинные воспоминания от ложных? Наша исследовательская группа, применив методы нейровизуализации, сканировала мозг людей в то самое время, когда они воскрешали в памяти истинные и ложные воспоминания, и результаты дали некоторое представление о том, почему ложные воспоминания могут быть настолько убедительными для тех, кто их переживает. Мы поговорим и о больных с повреждением мозга, особенно подвластных ложной памяти и ее ошибкам. Один пациент считал, будто «повсюду видит кинозвезд»: он ошибочно принимал незнакомые лица за знакомые. Если понять, что пошло не так у больных людей, возможно, нас озарит, и мы увидим, где кроются истоки ложной памяти у тех, кто вполне здоров.
В пятой главе мы рассмотрим, наверное, самый опасный из семи грехов: внушаемость. Наши воспоминания порой уязвимы для внешних воздействий: наводящие вопросы или замечания, вскользь брошенные другими, могут породить ложные воспоминания о событиях, которых никогда не было. Внушаемость особенно опасна в сфере правосудия. Мы увидим, как наводящие вопросы следователей порой вели к серьезным ошибкам в свидетельских показаниях и как психотерапевтические техники, основанные на внушении, вызывали воспоминания о травматических событиях, на самом деле никогда не происходивших. Такому влиянию значительно подвержены маленькие дети. Это показала трагедия в одном из центров дневного ухода в Массачусетсе, когда целая семья оказалась в тюрьме из-за детских воспоминаний, как мне кажется, искаженных именно наводящими вопросами. Из-за внушаемости люди могут даже сознаться в преступлениях, которых не совершали. Я расскажу и о таких случаях, а еще приведу данные недавних экспериментов, свидетельствующие о том, с какой легкостью можно добиться ложных признаний в ситуациях, совершенно не связанных с преступлениями.
В своей предыдущей книге, «В поисках памяти» (Searching for Memory), я показал: мы склонны думать, что воспоминания – это нечто вроде фотоснимков из семейных альбомов, и если мы правильно их храним, то и извлечь можем такими же, какими спрятали. Но теперь нам известно: мы не записываем впечатления наподобие камеры. Наши воспоминания работают по-другому: мы выделяем ключевые элементы события, которое довелось пережить, и храним их в памяти. А когда хотим вспомнить это событие, мы не извлекаем копии, а воссоздаем его заново – порой добавляя эмоции, убеждения или даже знания, обретенные после того, как оно произошло. Иными словами, мы искажаем свои воспоминания о прошлом и приписываем им эмоции либо знания, полученные впоследствии.
Седьмая глава посвящена самому изнурительному из семи грехов: зацикленности. Постарайтесь вспомнить самое большое разочарование в вашей жизни – провал на работе, в школе, в романтических отношениях… Скорее всего, вы не раз вспоминали о нем и после – днями, неделями напролет, даже если хотели обо всем забыть. Зацикленность расцветает на почве депрессии и руминации – тягостных раздумий – и может серьезно сказаться на психическом здоровье: одного бейсболиста, как мы увидим, непрестанные воспоминания о неудачном броске в прямом смысле свели в могилу. Чтобы понять истоки зацикленности, я приведу доказательства того, что чувства тесно связаны с восприятием и фиксацией поступающих данных, а последние, в свою очередь, влияют на то, как будет формироваться новая память.
Зацикленность сильнее всего проявляется после травмирующих переживаний: войн, стихийных бедствий, аварий, пережитой в детстве жестокости… Почти любой зацикливается на болезненном событии сразу после того, как оно произошло, но лишь немногие застревают в прошлом на годы или десятилетия; мы рассмотрим, почему это так. Травмирующие воспоминания могут угнетать нас так сильно, что желание не думать о них совершенно естественно. Парадоксально, но факт: если пытаться изо всех сил забыть о травме, то вы, возможно, лишь увеличите вероятность того, что запомните ее навсегда. Исследования структуры и физиологии мозга откроют нам важные сведения о невральном фундаменте травмирующей зацикленности и предложат новые методы, которые, возможно, сумеют ее ослабить.
Прочитав первые семь глав, вы, возможно, решите, что эволюция наделила людей крайне неэффективной системой памяти – настолько подверженной ошибкам, что та часто ставит под угрозу наше благополучие. Но именно в восьмой главе я оспариваю этот вывод и утверждаю, что семь грехов памяти – побочный итог ее адаптивных качеств. Я покажу, что эфемерность позволяет памяти приспособиться к важным свойствам среды, в которой действует запоминающая система, и рассмотрю необычные случаи извлечения воспоминаний – как иллюстрацию того, почему ограничения памяти, порождающие рассеянность и на первый взгляд предстающие в виде слабостей, на самом деле являются достоинствами. Ложная память, как вы увидите, появляется именно потому, что наши запоминающие системы обрабатывают информацию избирательно и эффективно, а не хранят подробности в хаотичном виде. Еще я расскажу о том, как предвзятость может способствовать психологическому благополучию. А что касается зацикленности на воспоминаниях, то я уверен: это наша плата за то, что система памяти – в наших же интересах – придает первостепенное значение запоминанию событий, грозящих выживанию. И в завершение, призвав на помощь последние открытия в эволюционной биологии и психологии, я помещу эти выводы в широкий понятийный контекст, который позволит нам принять во внимание и яснее представить вероятные истоки семи грехов памяти.