не так сидим ельцин
«Я был против»
Владимир Рудаков
Накануне думских слушаний по импичменту Борис Ельцин отправил в отставку правительство Евгения Примакова. Новым председателем правительства России был назначен Сергей Степашин. В интервью «Историку» он рассказал о событиях тех дней
(Фото: Алексей Никольский/ТАСС)
То, что над Примаковым весной 1999 года сгущались тучи, было понятно многим: импичмент стал всего лишь поводом для его отставки. А вот кто придет ему на смену – догадаться об этом было не так уж просто. Ельцин умел запутать не только своих политических оппонентов, но и тех, кто считал себя его сторонником.
«Это было коллегиальное решение»
– Каким было ваше отношение к идее вынесения импичмента президенту Ельцину?
– Проблем в стране было много, совершенных ошибок тоже – причем связанных с деятельностью не только Ельцина, но и правительства в целом. Особенно много ошибок было совершено в начале 1990-х – я имею в виду прежде всего «дикую приватизацию». Но, несмотря на это, я, конечно, не был сторонником процедуры импичмента. Помню, этот вопрос мы обсуждали с лидером КПРФ Геннадием Андреевичем Зюгановым и я ему прямо сказал, что не поддерживаю идею. Причин было три. Во-первых, я знал, что импичмент как таковой просто не состоится. Даже если бы Дума проголосовала за отрешение Ельцина от должности, эту инициативу должен был еще поддержать Совет Федерации, а там были совершенно другие настроения. Да и вообще это достаточно длинная процедура.
– Нужен был еще и положительный отзыв высших судов.
– Конечно. И понятно было, что все это закончилось бы пшиком, никакой правовой перспективы эта идея не имела. Это первое.
Второе: можно по-разному было относиться к сути выдвинутых против Ельцина обвинений, но по одному пункту я был категорически не согласен. Речь идет о том, что Ельцин якобы развязал войну в Чечне. Я в конце 1994 года занимал пост директора Федеральной службы контрразведки (ФСК) и знаю ситуацию, наверное, лучше всех из ныне живущих. Помню, как Ельцин сомневался и по поводу военной кампании, и по поводу ввода войск в Чечню, и поэтому обвинять его лично в этой истории было бы, с моей точки зрения, неправильно, просто нечестно. Тем более что решение о вводе войск в Чечню принималось не единолично Ельциным, а всеми членами Совета безопасности России, среди которых на тот момент были и Примаков как директор Службы внешней разведки, и я сам как директор ФСК, и другие товарищи.
– Это решение было коллегиальным?
– Да, оно было коллегиальным. Мы голосовали. Мы все поднимали руку. Поэтому уж если отвечать, то всем вместе, а не одному Ельцину. Это второе.
Ну и третье. В 1999 году я как министр внутренних дел понимал, что последствия импичмента могут быть необратимыми. Мы могли бы раскачать лодку хуже, чем в 1993-м: тяжелейшее экономическое положение, нестабильная политическая система – и тут еще отрешение президента от должности. И это притом, что уже в первой половине 1999-го было ясно, что год станет переломным в политической истории нашей страны. Чувствовалось, что Ельцин скоро уйдет, ведь срок его полномочий истекал летом 2000-го. Что, собственно, и произошло. Так что какой смысл было затевать этот импичмент?
Кстати, когда меня назначали председателем правительства, депутаты меня спросили о моем отношении к импичменту, и я им ответил примерно то же, что вы сейчас слышите от меня. И за меня все равно проголосовали 307 человек. Это – конституционное большинство Государственной Думы. Так что, думаю, депутаты сами все прекрасно понимали.
«Надо было знать Примакова»
– Как вы считаете, чего добивались коммунисты и все те, кто голосовал за импичмент?
– Как мне видится, мотивов было три. Первый – это, конечно, действительно недовольство ситуацией. Она была тяжелейшая. Невыплаты зарплат, трагическое состояние армии, падение промышленного производства, последствия приватизации и колоссальное расслоение населения. Нищета, страшная нищета! Нам сейчас уже трудно осознать и представить, с чем столкнулись люди в 1990-е годы. Но это, что называется, объективные причины.
Второе – борьба за власть. А борьба за власть предусматривает разные методы и формы. В тот момент были политические силы, которые считали возможным через процедуру импичмента идти на выборы. А выборы в Госдуму, напомню, должны были состояться в конце того же, 1999 года.
Ну и третий мотив – субъективный. Многие Бориса Николаевича недолюбливали, особенно в КПРФ. И наверно, было за что…
– Надо отдать ему должное, он отвечал коммунистам тем же.
– Вы абсолютно правы, Ельцин отвечал им тем же.
– Скажите, как вы полагаете или даже, может быть, знаете, вели ли коммунисты переговоры с Примаковым?
– По поводу импичмента – точно нет. Сто процентов нет. С Евгением Максимовичем мы дружили, и очень близко. И мы с ним обсуждали эти вопросы. Он был премьер-министром, я – министром внутренних дел.
Примаков открыто высказался против импичмента. Другое дело, что коммунисты рассматривали его кандидатуру в качестве возможной на пост президента. Это очевидно: он был очень популярным человеком. Но надо было знать Примакова. Он был слишком чистоплотным и порядочным политиком, чтобы позволять себе кулуарные переговоры и интриги за спиной у того же Ельцина. К сожалению, Борис Николаевич этого так тогда и не понял. Ему-то шептали про Примакова бог знает что.
Кстати, меня о позиции Примакова Ельцин тоже спрашивал. И я ему вот так же, как сейчас вам, ответил, что нет, Евгений Максимович категорически против этой затеи. Аргументы у него были примерно такими же, как и у меня.
Истерика Березовского
Борис Березовский (на фото справа) делал все, чтобы через доверенных лиц убедить Бориса Ельцина в необходимости отставки Евгения Примакова (Фото: ТАСС)
– Почему, на ваш взгляд, Ельцин все-таки снял Примакова?
– И тут причин несколько. Хотя, если честно, я все же думаю, что не Борис Николаевич снимал Примакова. Это было коллективное решение. Как и в отношении меня, кстати, спустя три месяца. Коллективное решение людей, которые в тот момент, скажем мягко, помогали Ельцину управлять страной.
Скорее всего, первым мотивом для тех, кто подсказывал Ельцину по поводу Примакова, было то, что он якобы идет «не тем курсом». Хотя каким курсом мы все шли тогда – одному богу известно. Да и ему тоже, наверно, неизвестно. Но Ельцину нашептывали, что Примаков-де задавит экономические реформы. Впрочем, какие это были «экономические реформы» – мы-то с вами знаем.
Второе, и, как мне кажется, это главное. На одном из заседаний правительства мы обсуждали вопрос амнистии и тогдашний министр юстиции Павел Крашенинников назвал цифру – порядка 160 тыс. – осужденных по незначительным статьям, что вскоре должны были выйти на свободу по амнистии. Тут Евгений Максимович немного не сдержался: вот, говорит, 160 тыс. выпустим, чтобы освободить места для тех, кто замешан в экономических преступлениях, кто, по сути, разграбил нашу страну. Это был эмоциональный выплеск. И я помню, какая истерика была у Бориса Березовского и его тогдашних сотоварищей – тех, кто нажился в 1990-е годы. Конечно, они все побежали к Борису Николаевичу.
Ну и третья причина. Она в какой-то степени была связана со мной лично. В определенный момент Евгений Максимович попросил меня как министра внутренних дел предоставить ему список наших крупных коррупционеров – тех, на кого у нас была собрана оперативная информация. Список этот я ему передал лично, с грифом «Совершенно секретно», причем документ был написан от руки. Мы его даже не печатали – я опасался утечек. И все-таки утечка произошла: список попал в руки его фигурантов. Я не знаю, как это случилось. Но для окружения Ельцина это был еще один аргумент, президента стали накручивать: мол, премьер-министр готовит массовые репрессии в отношении бизнесменов.
Наконец, последнее. Я думаю, что Бориса Николаевича кто-то сумел убедить, что если придет к власти Примаков, то он не даст гарантий безопасности семье первого президента – пересажает едва ли не всех. Это был абсолютно неправильный подход. Примакова просто плохо знали те, кто тогда сидел в Кремле. Я уверен, никаких гонений на Ельцина и его окружение Евгений Максимович осуществлять бы не стал: для этого он был слишком порядочным человеком.
Других причин отставки Примакова я, честно говоря, не знаю. Может быть, что-то еще было, но об этом нужно спрашивать у тех, кто давал тогда Ельцину соответствующие советы.
«Не так сели!»
В мае 1999 года премьер-министром России вполне мог стать министр путей сообщения Николай Аксёненко (на фото слева), однако в последний момент выбор президента пал на главу МВД Сергея Степашина (на фото справа) (Фото: Александр Данилюшин/ТАСС)
– Когда вас назначили 27 апреля 1999-го первым вице-премьером, понимали ли вы, что это уже ступенька к премьерской должности?
– Нет, я понимал только, что вот-вот должна произойти замена главы правительства. О том, что она произойдет, говорили еще с начала весны. В том числе и я это понимал. Все-таки я был министром внутренних дел – не последним человеком в стране – и видел, что Примакова готовят к отставке. Кстати, я ему говорил об этом, но он мне не поверил…
– Вы знали, что вас готовят ему на смену?
– Нет, я знал, что сменщиком Примакова хотят сделать Николая Аксёненко – тогда он занимал пост министра путей сообщения. За несколько дней до отставки Примакова мне было известно о таком сценарии. Собственно говоря, мое назначение первым вице-премьером 27 апреля было страховочным: вдруг кандидатура Аксёненко не пройдет утверждения в Госдуме, тогда вот вам, пожалуйста, Степашин. Но в последний момент ситуация была переиграна: Ельцина убедили, что Аксёненко не пройдет в Госдуме, что за него не проголосуют и, значит, придется Думу распускать. А это новый виток политической напряженности. Так я и оказался кандидатом в премьер-министры.
Кстати, Геннадий Селезнёв – тогдашний председатель Госдумы – прямо во время заседания сказал депутатам, что ему позвонили из Кремля и сообщили о том, что в Думу вносится кандидатура Аксёненко, но к этому моменту уже была внесена моя. «У президента семь пятниц на неделе», – прокомментировал Селезнёв…
– А как же знаменитая ельцинская фраза, которую все до сих пор вспоминают.
– «Не так сели! Степашин – первый вице-премьер! Сергей Вадимович, пересядьте!» – сказал Ельцин, прервав свое выступление, транслировавшееся чуть ли не в прямом эфире.
– Было такое. После чего меня посадили рядом с Примаковым…
– Это выглядело как сознательное унижение Примакова.
– Согласен. Таких сознательных унижений было и до этого много. Например, когда его обвиняли в том, что он едва ли не подсиживает Ельцина, и Примаков вынужден был делать специальное заявление, что не собирается идти в президенты. Ну, это манера поведения, к сожалению.
Но была и другая история. 9 мая 1999-го – уже после этого эпизода с «Сергей Вадимович, пересядьте!» – сразу после парада Победы я уехал в Министерство внутренних дел на Житной. Вдруг мне позвонили из приемной президента и попросили подъехать: «Сергей, тебя Ельцин приглашает в Мавзолей». Я очень удивился. Думаю: «Почему ж в Мавзолей-то?!» А там с задней стороны – не знаю, остался сейчас или нет, но тогда был – такой маленький буфет под Мавзолеем. Еще в советские годы члены Политбюро туда заходили погреться во время многочасовых демонстраций трудящихся: стопочку опрокинуть, чайку попить – холодно же стоять на трибуне.
Приезжаю, захожу: там Ельцин, еще кто-то, я уже и не помню, кто точно. Подъезжает Евгений Максимович. И Ельцин нам говорит: я, мол, знаю, что вы дружите, ну-ка, выпейте друг за друга! Ну, выпили мы друг за друга с Примаковым… Это было 9 мая. Через три дня его отправили в отставку, а я стал премьер-министром. Что Ельцин хотел этим сказать, можно только догадываться.
– А как вы узнали о том, что планы Ельцина относительно Аксёненко поменялись и премьером будете вы?
– То, что меня будут назначать премьер-министром, я понял, когда мне позвонил глава Администрации президента РФ Александр Волошин. У меня в тот момент шло совещание в МВД. Меня вызвали к Ельцину. Уже в приемной президента окончательно стало ясно, зачем вызывали. Когда я зашел туда, из кабинета Ельцина как раз выходил Евгений Максимович: «Ну, Сергей, я сказал Ельцину, что ты лучшая кандидатура в премьер-министры». И пошел. Я даже ничего не успел ему ответить. Так я оказался – правда, ненадолго – председателем правительства Российской Федерации.
«Однако Ельцин решил иначе»
Спикер Госдумы второго созыва коммунист Геннадий Селезнёв был среди тех, кто выступал за отставку Бориса Ельцина (Фото: Владимир Мусаэльян/ТАСС)
– Предполагали ли вы, что вас вскоре тоже отправят в отставку?
– Безусловно. В то время только крайне самоуверенный человек мог предполагать, что вот он-то усидит в этом кресле.
Когда меня уже избрала Госдума, мы поехали в Сочи, в Бочаров Ручей, к Ельцину. Был очень тяжелый разговор. Кое-кого мне тогда засунули в кабинет министров вопреки моему желанию, в том числе и Михаила Касьянова. Я не хотел, чтобы тот был министром финансов. Я предлагал оставить Михаила Задорнова, и сначала Ельцин согласился. Но потом переиграл. В ходе этой встречи в Сочи президент мне неожиданно сказал: «Мы вас назначаем исполнять обязанности премьер-министра». Я говорю: «Борис Николаевич, не понял вас». Он в ответ спрашивает: «Что значит «не понял»?» Я объясняю, что уже не исполняю обязанности – я их исполнял, а теперь за меня проголосовали 307 депутатов, теперь я полноценный председатель правительства, а не и. о. Можно сказать, что это был первый звоночек…
– Потом были и другие?
– Разумеется. Интересно, что о своей будущей отставке как о деле решенном я узнал от людей, казалось бы, далеких от московской политической кухни. Я, наверно, впервые журналистам об этом рассказываю. Так вот, первым, кто мне сообщил о моей грядущей отставке (это было в конце июля или в начале августа, перед моей поездкой в Штаты), стал тогдашний премьер-министр Израиля Эхуд Барак. По окончании переговоров он мне вдруг предложил: «Пойдем пройдемся». Ну, Барак из спецслужб, и я из спецслужб, так что сразу все понял: видимо, есть у него какая-то секретная информация. Вот пошли по коридорчику, а все смотрят на нас: что это они ходят тут? И Барак мне спокойно говорит: мол, по нашим данным, в августе вас, Сергей, скорее всего, снимут.
И то же самое мне сказал несколько дней спустя, уже в Америке, Строуб Тэлботт – заместитель госсекретаря США, который тогда курировал отношения с Россией. Как только мы в аэропорту сели в автомобиль, он мне и сообщил: «Сергей, по нашим сведениям, вас скоро отправят в отставку». Так что я знал, что что-то готовится. Но все-таки отставка стала для меня неожиданностью: я думал, что по крайней мере месяца два-три еще потружусь. Однако Ельцин решил иначе.
Что почитать?
Медведев Р.А. Борис Ельцин. Народ и власть в конце XX века: из наблюдений историка. М., 2011
Примаков Е.М. Минное поле политики. М., 2019
Не так сидим ельцин
«Вестник» #11(218), 25 мая 1999
Валерий ЛЕБЕДЕВ (Бостон)
НЕ ТАК СИДИМ!
Важно было то, что читал Ельцин по бегущей строке монитора, делая вид чуть ли не спонтанной речи, но еще важнее был его тяжелый одутловатый вид, очередной раз поразивший давно к этому привыкший Запад.
В речи об освобождении Е.М.Примакова от поста были такие слова: «Правительство выполнило поставленную перед ним экономическую задачу. Однако ситуация в экономике по-прежнему не улучшается. Вопрос об экономической стратегии и сегодня, спустя 9 месяцев, все еще остается открытым». Задача, как видим, была выполнена, но ничего не улучшилось. Может быть, таковы были замысел и выполненная задача? Ведь когда ничего не меняется, то тоже можно говорить о стабильности.
При всей высокой поддержке, которую имел Примаков от самых различных партий и движений, он обидел Ельцина хотя бы тем, что не смог предотвратить слушаний по импичменту.
Независимый депутат Госдумы Александр Шохин говорит: «У Примакова был единственный способ сохранить себя и свое правительство: публично заявить в присутствии лидеров фракций, что он уйдет в отставку, если Дума станет голосовать президентский импичмент. Он этого не сделал, и отсутствие решительных шагов Примакова в поддержку президента побудило Ельцина отставить правительство».
В то же время Степашин, будучи одним из главных инициаторов Чеченской войны, не хочет нести за нее ответственность и будет, защищая самого себя, грудью ложиться на амбразуру и за своего главнокомандующего.
С президентом Степашин вместе еще со времен борьбы Кремля с хасбулатовским Верховным Советом. Тогда, в 1993 году, Степашин, будучи заметным депутатом Верховного Совета, не поддержал Хасбулатова-Руцкого, открыто перейдя на сторону президента. С той поры Степашин главе государства без лести предан. Сейчас он, пожалуй, один из немногих, кто поставил на Ельцина все и выполнит любой приказ верховного главнокомандующего не задумываясь. Люди, которые лично общаются со Степашиным, говорят о нем как о человеке порядочном и даже интеллигентном. Во всяком случае, утверждают они, на уровне человеческих качеств Степашин выглядит куда лучше абсолютного большинства сегодняшних российских политиков.
Стоило бы вспомнить также, что когда-то царь-батюшка все время менял министров и премьеров (за годы Первой мировой войны только премьеров сменилось 4), шел нарастающий распад, который Пуришкевич окрестил «министерской чехардой». Кончилась вся эта чехарда 1917 годом. Непредсказуемый Ельцин вытворил нечто невероятное, но совершенно предсказуемое, ибо просто так власть не отдаст, несмотря на призыв Думы добровольно уйти в отставку. Одновременно с отставкой очередного премьера в Думе шла подготовка к импичменту президента. Дело это было изначально безнадежное, ибо даже если бы в Думе набрали нужное число голосов (300), в чем еще накануне не было никаких сомнений (как минимум рассчитывали на 310), то потом нужно было бы получить подтверждение обвинения в Конституционном и Верховном судах, а затем получить две трети голосов за импичмент в Совете Федерации.
Но Зюганов делает хорошую мину и толкует о моральной победе, ибо все 5 пунктов обвинения набрали абсолютное большинство (больше 50% от состава Думы). А ведь даже по поводу вроде бы бесспорного обвинения в развязывании войны в Чечне коммунисты впали в очередное (диалектическое) противоречие. Перед началом войны они клеймили Ельцина за то, что он ничего не предпринимает для обуздания сепаратистов и не применяет силу для обуздания мятежного Дудаева, а после войны они стали его обвинять за применение (правда, крайне неудачное) этой силы. Притом не за плохое ведение боевых действий, а именно за применение силы.
Эти фирмы специализируются на перевозке грузов. Все идет «к превращению России в Акционерное общество «Аксененко, сын и племянник», пишет журнал «Профиль».
Ну, а коммунисты, испугавшись своего поражения, с удовольствием приняли нового премьера Степашина и пропустили его через Думу чуть ли не под фанфары, хотя еще недавно говорили, что если тронуть Маслюкова и Кулика (двух членов ЦК КПРФ), то, мол, не сдобровать, народ выведем на улицу.
Консультант Ельцина обвинил СССР в гибели фашистов под Сталинградом
Один из таких мифов озвучил в эфире федерального канала доцент Санкт-Петербургского государственного университета Игорь Минтусов. Бывший личный консультант по имиджу Бориса Ельцина заявил: СССР повинен в гибели 95% немецких военных, попавших в советский плен под Сталинградом. 63-летний политолог рассказывает не о гражданах СССР, замученных военными преступниками, а о самих преступниках. Приведём некоторые преступления 6-й армии фельдмаршала Фридриха Паулюса.
Отношение к гражданскому населению
23 августа 1942 года, накануне штурма Сталинграда, нацисты осуществили масштабную бомбардировку города. Делалось это в целях устрашения защитников волжской твердыни. В огне погибло около 40 тысяч мирных жителей. Это была самая бесчеловечная и самая кровавая бомбардировка за всю историю Второй мировой войны, а возможно, и историю человечества. Для сравнения: во время авианалета англо-американских ВВС на Дрезден в феврале 1945 года погибло 25 тысяч немцев.
За период нацистской оккупации Сталинградской области, согласно современным подсчётам, было убито, замучено 555,7 тысячи мирных граждан, или 30,1% населения. Это преступление всецело на совести подчинённых Паулюса, которые не жалели ни женщин, ни стариков, ни детей.
Отношение к советским военнопленным
При освобождении хутора Вертячего обнаружены 87 трупов пленных красноармейцев и командиров. На многих телах были обнаружены следы пыток.
При освобождении села Малая Россошка найдены около 250 трупов красноармейцев, а также 6 выживших, но до крайности истощённых солдат. Советских военнопленных держали в бывшей конюшне, обнесённой колючей проволокой, их не кормили. Лишь вечерами гоняли на заброшенное капустное поле, где оставались кое-где мерзлые кочерыжки и листья капусты. Зимой позволяли иногда отрезать куски мяса павших лошадей, что вызвало повальную дизентерию.
В районе хутора Новомаксимовский красноармейцы обнаружили два кирпичных дома с замурованными окнами и забитыми дверями. Там теснились 76 советских солдат, которых, по сути, замуровали. Лишь иногда, через дырку, им бросали протухшую конину и ёмкости с солёной водой. К моменту освобождения оставались живыми лишь 16 человек, еще кое-как существовавших посреди разлагающихся тел и нечистот.
Обычно содержание военнопленного в зоне действия армии Паулюса ограничивалось выдачей в течение дня пол-литра кипятка и нескольких ложек горелой запаренной ржи. После окружения немецкой группировки всех пленных вообще перестали кормить. От голода они дошли до людоедства…
Тех, кто выжил, поспешили добить. Так, на территории концлагеря «Дулаг-205» у деревни Алексеевка были найдены останки 4,5 тысяч узников. Похожую картину обнаружили и в лагере на станции Гумрак. Самая же жуткая обстановка существовала в концлагере «Дулаг-125», расположенном в городе Миллерово. Здесь замучили более 40 тысяч советских пленных.
Многочисленные свидетельства говорят о том, что практически все подчинённые Паулюса участвовали в злодеяниях против советского населения. Поэтому, попав в окружение и опасаясь возмездия, они бились до последнего. Ведь в соответствии с законом любой страны подлежали трибуналу.
Как СССР поступил с военными преступниками
Практически все, кто попали в плен, находились в измождённом состоянии. Более половины из них были тяжело раненными или больными сыпным тифом. Поэтому 27 тысяч погибли уже в первые дни плена. Подчеркнём: это 29,7 % от общего количества пленных, не 95%. Чтобы предотвратить дальнейшую гибель пленных, советское руководство прибегло к чрезвычайным мерам. В голой степи, среди выжженных нацистами поселений, были развёрнуты сразу семь крупных госпиталей. Из продскладов войск НКВД в Поволжье были переданы стратегические запасы продуктов питания. Сами голодали, испытывали острую нужду в медикаментах, но спасали нелюдей, которых по всем человеческим законам следовало не лечить, а судить.
Сложно представить, что Минтусов и подобные ему этого не знают. Всё знают и понимают.
Просто задача у него такая – не поиск правды, а целенаправленный информационный вброс.
И здесь важно понимать: миф о 95% «убитых под Сталинградом пленных» взят из фальшивки под названием «Черная книга коммунизма». Эта фальшивка создана на Западе в рамках подготовки «суда над коммунизмом», ответчиком на котором должна была выступить Россия.
Отсутствие широкого доступа к документам о Сталинградской битве создаёт благодатную почву для распространения подобных мифов. Что хуже всего, эти мифы попадают на сайты государственных учреждений, получая видимость официальной точки зрения.
Вот один пример. Цитата с сайта государственного бюджетного учреждения «Региональный информационно-аналитический центр Волгоградской области»: «К концу февраля в районе Сталинграда находилось тринадцать лагерей-распределителей, в которых значились 91 545 пленных. Судьба им выпала незавидная – умирали в неимоверных количествах, голодали, мёрзли. Самая настоящая человеческая трагедия в огромных масштабах». И это пишут те, чьи предки стали жертвами этих «несчастных».
Но ведь когда-то необходимо положить этому конец. И, наверное, пришло время вспомнить, что в российском уголовном законодательстве есть очень хорошая статья: «Распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны».