не сидите сиднем делайте что нибудь
Ехидный Douglas: Делайте что-нибудь! Не сидите сиднем!
Помните эту фразу из знаменитого фильма «Место встречи изменить нельзя»?
Сейчас мы попробуем доказать, насколько эта фраза универсальна и справедлива, вне зависимости от времени и места действия.
Итак, Дональд Трамп выиграл выборы и стал президентом США.
Трамп выиграл эти выборы в беспрецедентных условиях тотального противостояния с прессой, международной либеральной общественностью и собственным американским политическим истеблишментом.
А до того, как выиграть эти выборы, Дональд Трамп стал миллиардером. Причём, до этого ему несколько раз приходилось разоряться до нуля и вновь подниматься к вершинам бизнеса и политики.
О чём всё это говорит?
И вот избранный и утверждённый президент Трамп в числе первых указов издаёт тот, который запрещает въезд в страну мусульманам из 7 стран: Ирака, Сирии, Ирана, Сомали, Судана, Йемена и Ливии.
И требует исполнения этого закона столь сурово, что даже авиакомпании из таких, вроде бы, цивильных и спокойных стран, как Арабские Эмираты, вынуждены теперь производить замену членов экипажей своих самолётов, если в их составе есть граждане указанных государств.
Исламская и либеральная общественность по всему миру бросились, как и полагается, обвинять Трампа во всех грехах и в нарушении основополагающих принципов демократии и гуманизма. Но Трамп и ухом не повёл.
В основе решения американской администрации лежит то самое, что она сама называет новым подходом к международным делам.
Европейским лидерам Трамп заявляет о необходимости платить за членство в НАТО, если этим лидерам нужна американская военная помощь.
Совершенно здравый, деловой подход. Так и должен относиться к экономике и политике деловой, умный человек.
В основе «антиисламского» решения Трампа лежат абсолютно те же принципы:
И попробуйте упрекнуть Трампа за такое мнение! Он целиком прав.
Периодически в СМИ или в рунете появляются бестолковые по смыслу, но ужасно многозначительные по форме, полностью дурацкие философствования на тему:
— Что нам делать с Украиной и как к ней относиться в свете всего происшедшего? Братья они или не братья?
И всякий раз, когда я предельно резко высказываюсь на эту тему, поднимается волна «праведного гнева» с обеих сторон!
А я себе представляю физиономию какого-нибудь Ахмета или Ибрагима ибн-аль- Хаттаба, которому в аэропорту сказали:
Делай что-нибудь! Не сиди сиднем!
И потому некий собирательный Мыкола или Петро, прежде, чем собрать у себя в Житомире тряпки и ёршики для мытья российских горшков, должен взять в руки автомат Калашникова и освободить свою страну от нечисти!
Он должен сделать так, чтобы у него на родине перестали издеваться над русским населением, русской культурой и русским языком.
А до того он мне не брат, не кум, не сват и не гость! Кем бы он ни был!
Участник АТО? Гори синим пламенем, сучара!
Невинный селянин? Засучи рукава и займись делом у себя на родине! Делай что-нибудь! Не сиди сиднем! Халява кончилась!
Вопросы есть? Вопросов нет!
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Не сидите сиднем делайте что нибудь
Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер
Место встречи изменить нельзя (сборник)
Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
В учреждения и на предприятия требуются: старшие бухгалтеры, инженеры и техники-строители, инженеры-механики, инженеры по автоделу, автослесари, шоферы, грузчики, экспедиторы, секретари-машинистки, плановики, десятники-строители, строительные рабочие всех квалификаций…
– А ты пока сиди слушай, набирайся опыта, – сказал Глеб Жеглов и сразу позабыл обо мне. И чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я отодвинулся к стене, украшенной старым, выгоревшим плакатом: «Наркомвнуделец! Экономя электричество, ты помогаешь фронту!».
Фронта давно уже не было, но электричество приходилось экономить все равно – лампочка и сейчас горела вполнакала. Серый сентябрьский день незаметно перетекал в тусклый мокрый вечер, желтая груша стосвечовки дымным пятном отсвечивала в сизой измороси оконного стекла. В кабинете было холодно: из-под верхней овальной фрамуги, все еще заклеенной крест-накрест белыми полосками, поддувало пронзительным едким холодком.
Я не обижался, что они разговаривают так, словно на моем венском стуле с нелепыми рахитичными ножками сидит манекен, а не Шарапов – их новый сотрудник и товарищ. Я понимал, что здесь не просто уголовный розыск, а самое пекло его – отдел борьбы с бандитизмом, – и в этом милом учреждении некому, да и некогда, заниматься со мной розыскным ликбезом. Но в душе оседали досадливая горечь и неловкость от самой ситуации, в которой мне была отведена роль школяра, пропустившего весь учебный год и теперь бестолково и непонятно хлопающего ушами, тогда как мои прилежные и трудолюбивые товарищи уже приступили к решению задач повышенной сложности. И от этого я бессознательно контролировал все их слова и предложения, пытаясь найти хоть малейшую неувязку в рассуждениях и опрометчивость в выводах. Но не мог: детали операции, которую они сейчас так увлеченно обсуждали, мне были неизвестны, спрашивать я не хотел, и только из отдельных фраз, реплик, вопросов и ответов вырисовывался смысл задачи под названием «внедрение в банду».
Вор Сенька Тузик, которого Жеглов не то припугнул, не то уговорил – этого я не понял, – но, во всяком случае, этот вор пообещался вывести на банду «Черная кошка». Он согласился передать бандитам, что фартовый человек ищет настоящих воров в законе, чтобы вместе сварганить миллионное дело. Для внедрения в банду был специально вызван оперативник из Ярославля: чтобы ни один человек даже случайно не мог опознать его в Москве. А сегодня утром позвонил Тузик и сказал, что фартового человека будут ждать в девять вечера на Цветном бульваре, третья скамейка слева от входа со стороны Центрального рынка.
Оперативник Векшин, который должен был сыграть фартового человека, мне не понравился. У него были прямые соломенные волосы, круглые птичьи глаза и голубая наколка на правой руке: «Вася». Он изо всех сил старался показать, что предстоящая встреча его нисколько не волнует, и бандитов он совсем не боится, и что у себя в Ярославле он и не такие дела проворачивал. Поэтому он все время шутил, старался вставить в разговор какие-то анекдотики, сам же первый им смеялся и, выбрав именно меня как новенького и, безусловно, еще менее опытного, чем он сам, спросил:
– А ты по фене ботаешь?
А я командовал штрафной ротой и повидал таких уркаганов, какие Векшину, наверное, и не снились, и потому свободно владел блатным жаргоном, но сейчас говорить об этом было неуместно – вроде самохвальства, – и я промолчал, а Векшин коротко всхохотнул и сказал Жеглову:
– Вы не сомневайтесь, товарищ капитан! – И мне послышался в его мальчишеском голосе звенящий истеричный накал. – Все сделаю в лучшем виде! Оглянуться не успеют, как шашка прыгнет в дамки!
От долгой неподвижности затекла нога, я переменил позу, венский стул подо мной пронзительно заскрипел, и все посмотрели на меня, но поскольку я сидел по-прежнему каменно молча, то все снова повернулись к Векшину, и Жеглов, рубя ладонью стол, сказал:
– Ты запомни, Векшин, никакой самодеятельности от тебя не требуется, не вздумай лепить горбатого – изображать вора в законе. Твоя задача проста, ты человек маленький, лопушок, шестерка на побегушках. Тебя, мол, отрядили выяснить – есть ли с кем разговаривать? Коли они согласны брать сберкассу, где работает своя баба-подводчица, то придет с ними разговаривать пахан. Ищете связи потому, что вас, мол, мало и в наличии только один ствол…
– А если они спросят, почему сразу не пришел пахан? – Круглые сорочьи глаза Васи Векшина горели, и он все время потирал одна о другую красные детские ладони, вылезавшие вместе с тонкими запястьями далеко из рукавов мышиного кургузого пиджачка.
– Скажешь, что пахан их не глупее, чтобы соваться как кур в ощип: откуда вам знать, что с ними не придет уголовка? А сам ты, мол, розыска не боишься, поскольку на тебе ничего особого нету и про дело предстоящее при всем желании рассказать никому ничего не можешь – сам пока не в курсе…
Лицо у Жеглова было сердитое и грустное одновременно, и мне казалось, что он тоже не уверен в парнишке. И неожиданно мне пришла мысль предложить себя вместо Векшина. Конечно, я первый день в МУРе, но, наверное уж, все, что этот мальчишка может сделать, я тоже сумею. В конце концов, даже если я провалюсь с этим заданием и бандит, вышедший на связь, меня расшифрует, то я смогу его, попросту говоря, скрутить и живьем доставить на Петровку, 38. Ведь это тоже будет совсем неплохо! Перетаскав за четыре года войны порядочно «языков» через линию фронта, я точно знал, как много может рассказать захваченный врасплох человек. В том, что его, этого захваченного мной бандита, удастся «разговорить» в МУРе, я совершенно не сомневался. Поэтому вся затея, где главная роль отводилась этому желторотому сосунку Векшину, казалась мне ненадежной. Да и нецелесообразной.
Я снова качнулся на стуле (он пронзительно взвизгнул – дурацкий стульчик, на гнутой спинке которого висела круглая жестяная бирка, похожая на медаль) и сказал, слегка откашлявшись:
– А может, есть смысл захватить этого бандита и потолковать с ним всерьез здесь?
Все оглянулись на меня, мгновение в кабинете стояла недоуменная тишина, расколовшаяся затем оглушительным хохотом. Заходился тонким фальцетом Векшин, мягко похохатывал баритончиком Жеглов, лениво раздвигая обветренные губы, сбрасывал ломти солидного сержантского смеха Иван Пасюк, вытирал под толстыми стеклами очков выступившие от веселья слезы фотограф Гриша…
Я не спеша переводил взгляд с одного лица на другое, пока не остановился на Жеглове; и тот резко оборвал смех, и все остальные замолчали, будто он беззвучно скомандовал: «Смирно!» Только Векшин не смог совладать с мальчишеской своей смешливостью и хихикнул еще пару раз на разгоне…
Жеглов положил руку мне на плечо и сказал:
– У нас здесь, друг ситный, не фронт! Нам «языки» без надобности…
И я удивился, как Жеглов точно угадал мою мысль. Конечно, лучше всего было бы промолчать и дать им возможность забыть о моем предложении, которое, судя по реакции, показалось им всем вопиющей глупостью, или нелепостью, или неграмотностью. Но я уже завелся, а заводясь, я не впадаю в горячечное возбуждение, а становлюсь упорным, как танк. Потому и спросил, спокойно и негромко:
– А почему же вам «языки» без надобности?
Жеглов повертел папироску в руках, подул в нее со свистом, пожал плечами:
– Потому что на фронте закон простой: «язык», которого ты приволок, – противник, и вопрос с ним ясный до конца. А бандита, которого ты скрутишь, только тогда можешь назвать врагом, когда докажешь, что он совершил преступление. Вот мы возьмем его, а он нас пошлет подальше…
Правда жизни Жеглова, сентиментальные сны Шарапова
Встреча под часами.
Незнакомый город.
Холодок в кармане.
И в Казани холод.
Дифирамбы сами…
Распахнулись дверцы…
Встреча под часами.
Ножичек под сердце.
Рыжего котёнка напоили.
Рыжего котёнка опалили.
Там кого-то так же звали …ашей…
Так и стал котёнок перекрашен.
Так странно, теперь, на поминках,
Кажется, что было жарко.
Ты, укутанная в снежинках,
И полуночная арка…
Так странно, теперь, у камина
Слышится вот не гитара.
А что-то, связанное с Минфином.
Что-то кричащее «К Яру!».
Что японский, что корейский – лишь бы ряд-
Ом ты сидела
И смотрела,
И бледнела
Сто часов подряд.
Как тогда, когда был выдан, тёплый, с бау-
Манской твидом,
С маслом туи, с терпким тмином,
С поволокой взгляд.
Да, это был неслыханный успех,
Когда из вороха гостинцев и потех,
Ты первым развернула ароматный.
В ней жили эльфы под сетчаткой
Природе вопреки.
Меняла арфы как перчатки
В изяществе руки.
Искала чуда непреклонно.
Как боссы нефть.
А тело пело Bossa nova,
Лишая плеть
Удавки строгого стандарта.
Летела вдаль.
Там где без arta и азарта
Цветёт миндаль.
А тело пело:
Bos-Sa! No-Va!!
Минуя плеть.
Адриатического склона
Оливки ветвь
Давала тень её мечтаньям,
Звала в обман.
В бадминтоническом страданьи
Кружил волан.
Тянулись струны и минуты.
Терпенья нет!
Вещали руны, лунным грунтом
Дрожал рассвет.
Красные диваны рдели от стесненья.
И внезапность встречи отдавала пеньем.
С близостью развязки третий к нам причалил.
Зазвенело соло, а басы молчали.
Зазвенела ложка, заменив мобильный,
Зазвенело ложью и залило мылом,
Задремало дрожью, затрещало тканью,
Сыпал снег и пепел. Сыпалось желанье.
Сыпались посланья в отключенной фазе.
Сыпались согласных обещаний фразы.
А под штукатуркой штрих-повтором «ранишь»,
Красные диваны заменив на айриш.
Не дотянув несколько баллов,
Оказались не сыграны балы.
Не распознав в гордости дури,
Завернулись. И отвернулись.
Не ощутив дождиков капли,
Памятником стали цапле.
Не осознав краткости лета,
Пишем друг другу: «где ты?»
Улетаю самым ранним,
Отбываю самым поздним.
Бабье лето тёплой дланью
Поправляет парков простынь.
И уносит за созвездья
Гомон вспыхнувшей надежды,
Гамаюн заводит песню
Не о том, что было прежде.
Боль и груздь. Любовь и ливни.
Перевал у каждой грани.
Отбываю поздним, зимним,
Прилетаю снова. Ранним.
«Здесь сильно штормит. Боимся, как бы не потонуть. Приятель наш по болезни уволился. Шлю тебе с ним, Анюта, живой привет. Будь с ним ласкова. За добрые слова одень, обуй, накорми. Вечно твой друг».
Мой яркий, жизненный подсолнух
Слабее комнатной герани.
Когда ей говоришь о волнах,
А слышишь о партийном плане.
Кольчуга не сильней, чем пряжа.
Сомнение реальней глыбы.
Когда ступаешь краем пляжа,
А упираешься в обрывы.
И глушат радио фанфары
Пастушек милых пасторели,
Когда монах венчает пару,
А мысли только о постели.
Таков удел отличья метрик.
Таков резон приличья танца.
Пусть губы сохнут в сантиметре,
Но душам суждено скитаться.
Заколочены ставни.
Все в заключинах вёсла.
Заключение стало
По обычаю взрослым.
Закружило, задуло
Ледяным ураганом,
Много сада погнуло,
Ещё больше – сломало.
Заплутавший Гагарин
И беззвёздные ночи.
Там костры догорали
С треском звонких пощёчин.
Дегустация губ
Гименеевским струпом.
Ноль часов, ноль минут
Над несваренным супом.
(все цитаты из художественного кинофильма «Место встречи изменить нельзя»)
(все стихи из документального фильма «Четыре поездки и одно решение»)
Не сидите сиднем
Москву будоражат слухи о закрытии ясельных групп детских садов. Это настолько серьезно, что московскому мэру по этому поводу пришлось вчера давать объяснения общественности.
Но проблема вообще касается не только мэра. Вот вы когда последний раз устраивали ребенка в детский сад? Я внука устраивал. Не так давно. В Москве. Вообще-то мы его записывали заранее, за три года, чтобы это было хотя бы недалеко от дома.
Я не знаю, как там у малышей, а мне каждый поход за внуком в сад давался каким-то жутким стрессом. Какие-то нянечки всё время имели свое мнение по всем вопросам, всё время что-то выговаривали. Типа «не принесли сменку» или еще что-нибудь. И выговаривали с таким пафосом, будто говорившая со мной женщина — царица Савская, а я даже не Соломон, а так, биндюжник.
Я каждый раз думал: как хорошо, что мои родители не отдавали меня ни в какие детские сады. Но они были военные, и то было другое время. Сейчас всё поменялось. Теперь ребенка одного не оставишь на целый день.
Обоим родителям надо работать — потому что профессия домохозяйки для одного из родителей всё менее популярная. Потому что это не профессия вовсе. И современная русская женщина тоже строит карьеру. Часто гораздо более успешную, чем мужчина. На что тогда надеяться?
Каждое новое поколение родителей мечтало хоть о каком-то облегчении ситуации. Многие видели его в создании сети независимых частных детских садов.
Но оказалось, что на этом пути сплошные проблемы. И санэпидстанции со своими нормами, и налоговые со своими ограничениями, и то, что реальным частникам — ИП — нельзя было открывать детские сады. Резонно возникал вопрос: а что, для того чтобы открыть в квартире или в небольшом арендованном помещении на первом этаже детский сад на 10 детей, нужно заводить общество с ограниченной ответственностью с неподъемным уставным капиталом? И ждать, когда к тебе придут те же люди, что приходят в ресторан, где подают лобстеров и шампанское, с проверками?
Собственно, никто не ждал, что государство может в этом помочь. Оказывается, пока тут суд да дело — именно негосударственными детскими садами занимается государственное агентство. Оно называется Агентство стратегических инициатив. И человек, который там отвечает за негосударственные детские сады и досуговые центры, как и за многие другие новации такого же плана, директор направления АСИ «Социальные проекты» Владимир Яблонский, утверждает, что есть реальный вариант повысить долю негосударственных инициатив в этой области с 2–3% до 10–15%.
Для этого наконец-то индивидуальным предпринимателям — ура! — разрешили работать по упрощенным нормам. Во многих регионах еще и стали доплачивать из бюджета и предоставлять помещения задешево. Может быть, это выглядит скромным достижением того же самого Яблонского, но раз это невозможно было переломить снизу, то революция пришла сверху.
Мы все считаем, что государство нам много чего задолжало.
Но стоит ли полагаться только на государство? Если надеяться только на него, то картину можно описать так: дошкольное образование недоступно для миллионов детей, особенно ясельного возраста. Государство ожесточенно строит новые детские сады, но очередь тоже растет. Ведь правда, рожать стали больше, да и матери хотят работать.
Тем не менее государству с любым профицитом бюджета такие скачки не по карману. Наверное, поэтому программы по либерализации создания частных детских садов осуществляет АСИ — агентство, которое стоит между государством и частным бизнесом. Своего рода модератор.
Правда заключается в том, что открытие частного сада требует в 34 раза меньшего количества денег, нежели открытие муниципального учреждения, в последнем стоимость создания одного места составляет почти 1 млн рублей. Исходя из этой стоимости, сумма, необходимая для сокращения очереди, к примеру, в Красноярском крае, составит 128 млрд рублей, в Самарской области — 105 млрд, а по всей России — 1,7 трлн.
Поэтому продавили расширение юридической базы — с частными предпринимателями, с изменением санитарных норм. Государство как бы говорит: давайте уже, вот вам вариант прибыльного бизнеса и заодно решение острых социальных проблем.
И хорошо, что дело не в Москве — 30 регионов задействовано. То есть тех территорий, которых из Москвы как бы и не видно вовсе, если почитать местную прессу.
Пока что меня удивляет одно: оказывается, еще и госдотации предусмотрены инициаторам негосударственных садиков. Нате, действуйте, не сидите сиднем.
Может, что-то наконец стало меняться и в будущем я даже смогу выбирать, в какой садик отдать внука?
Не сидите сиднем делайте что нибудь
Музыкальные мейджоры никак не могут свыкнуться с тем, что продажи музыки на физических носителях обречены. Молодежь хочет получать музыку «здесь и сейчас» — и не готова переплачивать, а фанаты винила и пластика в нашем веке уже совсем скоро останутся маленькой субкультурой, вроде поклонников фэнтэзи-анимэ — да, крепкая аудитория, да, надежная, но сделать на них десятки миллиардов выручки получится едва ли. Между тем продажи компакт-дисков по всему миру падают со средней скоростью около 15% в год.
Готовы ли мэйджоры посмотреть на статистику отрасли, отбросив предрассудки, отбросив ритуальные стенания и шаманские заговоры? Согласно данным NPD, платные закачки в настоящий момент составляют 35% от всех продаваемых трэков. Более того, с каждым годом их число увеличивается на 20%, в то время как продажи музыки на компакт-дисках падают почти схожими темпами. Что это значит в долгосрочной, да чего уж там — даже среднесрочной перспективе? Простую вещь. Число трэков, продаваемых через интернет, к концу следующего года может догнать традиционные продажи музыки на компактах.
С одной стороны, есть. С другой — все чуточку сложнее. Все было бы не так печально для мэйджоров, кабы не проспали они цифровую дистрибуцию. Причем, не просто проспали, а из-за собственной пассивности и заносчивости на этом фронте породили «чудовище» с адской рыночной властью. Далеко не секрет, что 70% музыкальных онлайн-продаж происходит сегодня через iTunes. Казалось бы, сборщики компьютеров, гаражные технари, в вопросах музыки — профаны и маргиналы, а умудрились создать и продвинуть в массы удачную модель музыкальной дистрибуции, получив невиданную прежде рыночную силу.
Вообще говоря, в чем-то это даже удобно — когда есть один надежный партнер, который приносит вашей компании львиную долю выручки в своем сегменте. Но табуретка на одной ножке, определенно, долго не простоит. Табуретке с одной, даже самой крепкой ножкой нужны еще несколько опор — вторая, а хорошо бы — и третья ножка, для настоящей устойчивости. Причем альтернатива не менее удобная, не менее доступная и — самое главное — конкурентная по цене.
Все это ведет к парадоксальному выводу для мэйджоров: хочешь выжить в цифровой дистрибуции сегодня — сделай все, чтобы создать альтернативу нынешнему партнеру, который накопил себе чрезмерную рыночную власть. Иными словами, мэйджорам нужно сегодня из последних сил поддерживать новых игроков на рынке цифровой музыкальной дистрибуции. Нужно помогать им расти, развиваться — и как можно быстрее. Потому что конкуренция — это благо не только для потребителей, но и производителей, если им угрожает монопсония. Музыкальные издатели плохо, видимо, представляют, что это такое. Ведь к ним нередко выстраиваются в очередь — за Майклом Джексоном и Мадонной. Что ж — пусть поспрашивают своих коллег из FMCG о том, как те пробиваются в розницу, противостоя силе «волмартов», «кээфуров» и «метро». Пора уже перенимать этот опыт, ведь и музыка по сути своей становится немного FMCG. Странно, что они понимают это пока лишь отчасти. А делают в этом направлении — и того меньше.