мы так вам верили товарищ сталин как может быть не верили себе
Письмо из провинции
Мы так вам верили товарищ Сталин,
Как может быть не верили себе.
Михаил Исаковский.
Сегодня, 15 января 2020 года, Мой ПрезидентВ.В.Путин
выполнил мой наказ. Я в нём никогда не сомневался.
Необходимы горькие лекарства
И твёрдая, железная рука:
Расшатаны устои государства,
А наверху валяют дурака.
Вы посмотрите, что у нас творится:
Быльём позарастали все поля,
Зато в зените гордая столица:
Зари не видим мы из-за Кремля.
Молчу о поликлиниках, о школах,
Туда нам не пробиться безо мзды.
А все чины в великолепных холлах,
Им все проблемы наши до. звезды.
А что едим? Да при Советской власти
Мы этим не кормили и свиней.
Тогда Господь хранил нас от напасти,
Теперь ушли мы от своих корней.
Теперь не щи да каша пища наша,
Не разносолы и не пироги,
А соя в колбасе. Минуй нас чаша,
Которую подносят нам враги!
Москву Вы возродили, это точно.
Подняли высоко её престиж,
Поставили на ноги очень прочно,
Москва уже прекрасней, чем Париж!
Паршивая овца в овечьем стаде
Испортит стадо в считанные дни.
Не отдадим Отчизны им ни пяди!
Тут, либо мы их, либо нас они.
А что идёт по цифровым каналам?
Ведь это, это. форменный разврат!
И так везде, во всём, в большом и в малом:
Пора, пора зачистить аппарат.
Пора, давно пора, пока не поздно,
Иудам перекройте кислород!
Нам это заявляет время грозно
И требует от Вас простой народ.
И капля точит камень, пусть немного,
Пусть голос мой для Вас не аргумент.
Но глас народа, это ГОЛОС БОГА.
Отцом народа станьте, Президент.
Мы так вам верили, товарищ Сталин
Мы так вам верили, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
Юз Алешковский
Теперь, после смерти Сталина, не услышишь по радио былые восхваления Сталина. Его обязанности в государстве и в партии распределены на тринадцать человек. Так вот, значит, каким великим был наш любимый Сталин: он один работал за тринадцать человек! И всё это – Сталин.
Маленков стал Председателем Совета министров СССР, Берия назначен его первым заместителем и Министром внутренних дел СССР, причём в это Министерство теперь включено и бывшее Министерство госбезопасности. Булганин назначен Министром обороны, причём в это Министерство теперь включено и бывшее Военно-морское министерство. Хрущёв стал Первым секретарём ЦК КПСС.
* * *
Но дело врачей разоблачили как сфабрикованное. Да я и тогда ещё, в январе, не поверил в то, что врач Лидия Тимашук разоблачила академиков и профессоров, которые будто бы неправильно лечили Сталина. Тогда, в январе, в газете «Правда» появилась статья «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей», призывавшая народ разоблачать «врагов народа» и «буржуазных националистов». Статья не была подписана, И я понял, что это ложь, что опять нам врут. А вскоре даже был опубликован Указ Верховного Совета СССР «О награждении врача Лидии Федосеевны Тимашук орденом Ленина за её помощь в разоблачении врачей-вредителей».
И сколько же медицинских специалистов тогда пострадали! И в основном – с нерусскими фамилиями. И началась тогда, в январе, антисемитская кампания, даже стали поговаривать о переселении всех евреев на Дальний Восток, в Еврейскую автономную область – туда, где наша семья жила до войны.
Но всё остановилось после смерти Сталина. Так, может, он и в самом деле был извергом рода человеческого?
Берия во власти был крайне недолго: уже в июне он был арестован и объявлен английским шпионом, завербованным ещё в 1919-ом году, и изменником Родины.
Я в это время отдыхал в пионерлагере «Голубые дачи» в Полушкине, недалеко от Кубинки. И до нашего лагеря дошли рассказы очевидцев о том, что мимо нас по Минскому шоссе на Москву идут танки Кантемировской дивизии, чтобы освободить Берию, и что навстречу им вышли танки Жукова и не пропустили их к Москве. Военный переворот не состоялся.
* * *
Февраль 1956 года
Все занятия в институте отменены. Всех студентов второй уже день собирают в самой большой аудитории и читают вслух закрытый, то есть секретный, доклад Хрущёва «О культе личности Сталина и его последствиях», который он сделал на 20-ом съезде партии.
И это, я вам скажу, – жуть, ужас! Длинный перечень страшных злодеяний нашего бывшего вождя, любимого Сталина. Сотрудничество с царской охранкой; конфликт с Крупской и Орджоникидзе; убийства Свердлова, Фрунзе, Котовского, Кирова, Зиновьева, Каменева; зверское раскулачивание крестьянства, насильственная коллективизация сельского хозяйства; и многое-многое другое.
Ну не изверг ли он рода человеческого? Что же? Получается, что правы были «вражеские голоса», когда три года тому назад диктор радиостанции Би-Би-Си объявил: «У-мер из-верг ро-да че-ло-ве-чес-ко-го! У-мер Ста-лин!»
Эх, а мы так вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе!
А теперь незнакомый человек – член парткома института – читает нам, студентам, ту часть доклада Хрущёва, в которой говорится, что атмосфера всеобщего страха и доносительства друг на друга пронизала при Сталине абсолютно все слои общества.
Ну да, это так. Это коснулось и нашей семьи. Я хорошо помню, как однажды мама обратилась ко мне:
– Лера, – говорит она, – мне предлагают сообщать компетентным органам о настроениях людей, с которыми я имею дело, рассказывать о тех, у которых могут быть антисоветские настроения. Вы, – говорят они, – комендант общежития и поэтому знаете, о чём говорят ваши проживающие. Мне согласиться, а? Что скажешь?
А что я мог сказать, если мне в то время было всего-то десять лет?
– И за это они обещают доплачивать пятнадцать рублей в месяц, – добавляет мама. И говорят, что от таких предложений отказываться не принято.
А я всё равно тогда промолчал. А мама всё-таки отказалась стать доносчиком. И ничего ей за это не было. А я так думаю, что энкавэдэшники отстали от мамы ещё и потому, что она скоро из коменданта общежития перешла работать расчётчицей в заводскую бухгалтерию, а там у них, наверняка, уже были свои осведомители-сексоты, то есть секретные сотрудники.
А вообще-то я знаю, что маму ещё раз вербовали в сексоты – это когда она ещё работала заведующей профилакторием фабрики «Красная крутильщица», которая на Катуаровском шоссе, на Нагорной улице. Но и тогда быть доносчиком НКВД мама отказалась.
Студенты слушают доклад Хрущёва. Слушают молча. Так же молча, как три года тому назад мои соседи по коридору слушали сообщение о смерти Сталина.
Теперь в докладе рассказывается о репрессиях тридцатых годов. Убийства Пятакова, Радека, Сокольникова, Рыкова, Дыбенко, Енукидзе, Аллилуевых, Крестинского, Уборевича, Постышева, Косиора, Рудзутака, Кольцова, Косарева, Троцкого. И всё это – Сталин. Самоубийства Гамарника и Орджоникидзе. Потрясает гигантский масштаб преступлений. В результате массовых репрессий 1937-го года миллионы невинно осуждённых оказались в лагерях ГУЛАГа. Из двух тысяч делегатов 17-го съезда ВКП(б) уничтожены тысяча шестьсот. А перед самой войной уничтожен практически весь командный состав Красной Армии, в том числе Егоров, Эйдеман, Якир, Алкснис, Тухачевский, Корк, Смушкевич, Блюхер.
Однако странно, что меня эти истории вроде бы и не касались, что вокруг меня вроде бы и не происходило ничего из этого кошмара…
Хотя стоп! Как это не происходило? А отношение к нашим соседям – Жемчужникову и Филиппову – бывшим военнопленным, как к врагам народа? А история семьи Блюхеров? Вспомнил?
Василий Константинович Блюхер – герой гражданской войны, один из первых пяти советских маршалов, дважды Георгиевский кавалер, первый кавалер почётного боевого ордена Красного Знамени, которым он был награждён пять раз, и ордена Красной Звезды, командующий Дальневосточной армией, военный советник Чан Кай-ши.
Когда в 1938-ом году Блюхера арестовали «за шпионаж в пользу Японии», то жену Василия Константиновича – Глафиру – тоже арестовали «за недоносительство об антисоветской деятельности» мужа. Несмотря на свою молодость, Глафира на допросах держалась упорно, выдвинутых обвинений не признала. В результате её отправили в исправительно-трудовой лагерь на восемь лет. И хорошо ещё, что на восемь, а не на десять, как тогда было принято. Зато потом добавили ещё десять лет ссылки в Казахстан.
Отбыв весь этот срок, Глафира Лукинична потом так и не нашла своего младшего сына – Василина, – с которым была разлучена, когда тому было всего-то восемь месяцев, Дочь – Ваиру – она нашла в 1946-ом году под Новороссийском в детском доме для ЧСИР – так называемых членов семей изменников Родины. Своей дочери Блюхеры дали довольно необычное имя – Ваира: «Ва» – от имени отца, Василия, а «ира» – от части имени матери, Глафиры.
Повзрослевшую Ваиру я встречаю во 2-ом Серпуховском проезде, где в доме 4 на первом этаже живут мои родственники: бабуся Васёна Кожина – это сестра моей бабушки, её дочь Стефанида Ефимовна Попова и её дочери Валентина и Наташа. Так вот Ваира дружит с Валентиной, они работают в одной школе учителями.
Про свою маму – Глафиру Лукиничну – Ваира ничего не рассказывает, и видно, что у них нет близости, да и живут они отдельно. Я знаю, что им не разрешают носить фамилию Блюхер, и поэтому обе они – Безверховы: по девичьей фамилии мамы.
Разговоры о политике Ваира не поддерживает. А когда она, довольно скромно одетая, быстро проходит через двор, мне кажется, что жители соседних домов даже сторонятся её и, шушукаясь, показывают: «Вон – дочь Блюхера идёт, дочь Блюхера», и звучит это как «дочь врага народа, дочь врага народа».
Ну, и за что такая судьба, такая кара? Разве дети за отцов в ответе? Это неправильно, это несправедливо.
И сколько таких, как у Блюхеров, сломанных судеб?
И всё это – Сталин.
Эх, а мы так вам верили, товарищ Сталин.
… А чтение доклада Хрущёва продолжается.
Чтение доклада Хрущёва продолжается.
Теперь в докладе рассказывается о роли Сталина в войне. И оказывается, что страна и армия не были готовы к войне, что Сталин, не доверяя донесениям разведчиков о назначенном дне нападения Германии на СССР и не разрешая дать отпор агрессии, лично виновен в тех огромных военных потерях и утрате территорий, которые страна понесла в первые недели войны. Ошибки, допущенные руководством в начале войны, привели к утрате управления войсками, окружению целых армий и к фактическому разгрому Красной Армии.
И даже в военное время, окатывается, продолжались необоснованные аресты и репрессии. Только теперь они достигли грандиозных масштабов. В Сибирь, в Казахстан, на Алтай высылались целые народы: чеченцы, ингуши, немцы, греки, армяне, осетины, болгары, карачаевцы, крымские татары – всего полтора десятка народностей. Интересно мне знать, зачем это? Одних только немцев депортировали из Поволжья четыреста сорок тысяч! Это же преступления против собственного народа!
Эх, а мы так вам верили, товарищ Сталин.
… Чтение доклада Хрущёва продолжается.
* * *
Закончилось многочасовое чтение доклада Хрущёва. У слушателей вопросов нет. Расходимся молча.
Я иду пешком к станции метро «Сокол», а услышанное не выходит из головы.
Я теперь – не воин,
Я теперь раздвоен.
Я теперь расстроен,
расчетверён,
распят!
Как теперь жить?
Крушение идеалов. Крах всего того, во что верил.
Как дальше жить-то, а?
ЮЗ АЛЕШКОВСКИЙ
ПЕСНЯ О СТАЛИНЕ
Товарищ Сталин, Вы большой ученый,
В языкознаньи знаете Вы толк,
А я простой советский заключенный,
И мне товарищ серый брянский волк.
За что сижу, воистину не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы.
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке Вы.
В чужих грехах мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Мы верили Вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы.
Я это все, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры разводили пламя,
Спасибо Вам, я греюсь у костра.
Вам тяжелей, Вы обо всех на свете
Заботитесь в ночной тоскливый час,
Шагаете в кремлевском кабинете,
Дымите трубкой, не смыкая глаз.
И мы нелегкий крест несем задаром
Морозом дымным и в тоске дождей,
Мы, как деревья, валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела одели ярким кумачом.
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
Он перед тем, как навсегда скончаться,
Вам завещал последние слова,
Велел в евонном деле разобраться
И тихо вскрикнул: «Сталин голова!»
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки,
А щепки во все стороны летят.
Живите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придется сдохнуть мне,
Я верю, будет чугуна и стали
На душу населения вполне.
ОКУРОЧЕК
Из колымского белого ада
Шли мы в зону в морозном дыму.
Я заметил окурочек с красной помадой
И рванулся из строя к нему.
Баб не видел я года четыре,
Только мне, наконец, повезло.
Ах, окурочек, может быть, с Ту-104
Диким ветром тебя занесло.
И жену удавивший татарин,
И активный один педераст
Всю дорогу до зоны шагая, вздыхали,
Не сводили с окурочка глаз.
С кем ты, стерва, любовь свою крутишь?
С кем дымишь сигареткой одной?
Ты во Внукове спьяну билета не купишь,
Чтоб хотя б пролететь надо мной.
В честь твою заряжал я попойки
И французским поил коньяком,
Сам пьянел от того, как курила ты «Тройку»
С золотым на конце ободком.
Проиграл тот окурочек в карты я,
Хоть дороже был тыщи рублей.
Даже здесь не видать мне счастливого фарта
Из-за грусти по даме червей.
Проиграл я и шмутки, и сменку,
Сахарок за два года вперед.
Вот сижу я на нарах, обнявши коленки,
Так как не в чем идти на развод.
Пропадал я за этот окурочек,
Никого не кляня, не виня,
Но зато господа из влиятельных урок
За размах уважали меня.
Шел я в карцер босыми ногами,
Как Христос, и спокоен, и тих.
Десять суток кровавыми красил губами
Я концы самокруток своих.
Мы так вам верили товарищ сталин как может быть не верили себе
ПЕСНЯ О СТАЛИНЕ
На просторах Родины чудесной,
Закаляясь в битвах и труде,
Мы сложили радостную песню
О великом друге и вожде.
Товарищ Сталин, вы большой ученый,
В языкознанье знаете вы толк,
А я простой советский заключенный,
И мне товарищ серый брянский волк.
В чужих грехах мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе,
Но верили вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
Так вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы,
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры разводили пламя,
Спасибо вам, я греюсь у костра.
Мы наш нелегкий крест несем задаром
Морозом дымным и в тоске дождей.
Мы, как деревья, валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей.
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки,
А щепки во все стороны летят.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела одели красным кумачом.
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
Какой-то литератор пробовал присочинить к песне еще куплет и показал его Алешковскому, которому куплет крайне не понравился:
Для вас в Москве построен «Дом подарков»,
Сам Исаковский пишет оды вам,
А здесь в тайге читает нам Петрарку
Фартовый парень Оська Мандельштам.
На сотни верст вокруг тайга густая,
А конвоиры – суровы и грубы…
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке Вы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры разжигали пламя,
Спасибо Вам, я греюсь у костра…
В чужих грехах мы сразу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Мы так Вам верили, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
Вчера мы хоронили двух марксистов.
Мы их не покрывали кумачом…
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем!
Для Вас открыт в Москве музей подарков
И Исаковский пишет песни Вам.
А у костра читает нам Петрарку
Фартовый парень Ося Мандельштам.
На Вас сияют ордена, медали,
А наша жизнь не стоит пятака…
Вот вы семь раз из ссылки убегали,
А я ни разу не сумел пока.
Не спите Вы осенними ночами,
Прислушиваясь к шороху дождей.
А мы лежим на нарах штабелями,
Ведь нам чужда бессонница вождей.
Вы снитесь мне, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад…
Мы ж рубим лес, а сталинские «щепки»,
Как прежде во все стороны летят!
Живите сотню лет, товарищ Сталин!
И пусть в тайге придется сдохнуть мне,
Росло бы только производство стали
На душу населения в стране!
Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М., «Современная музыка», 2004
2. Иосиф Сталин, Вы большой ученый
За что сижу, по совести, не знаю,
Но прокуроры, как видимо, правы,
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке Вы.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела их не закрыли кумачом,
Один из них был ярым чифиристом,
Другой, как оказалось, не причем.
Так вот, прощай, прощай, моя Одесса!
Тебя люблю я, люблю твои огни.
Своею белою рукой, моя Одесса,
Ты помани, ты помани, ты помани!
3. Песня о Сталине
За что сижу, воистину не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы,
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.
В чужих грехах мы с ходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе,
Мы верили вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы,
Я это все, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.
Вам тяжелей, вы обо всех на свете
Заботитесь в ночной тоскливый час,
Шагаете в кремлевском кабинете,
Дымите трубкой, не смыкая глаз.
И мы нелегкий крест несем задаром
Морозом дымным и в тоске дождей,
Мы, как деревья, валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей.
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы ж рубим лес по-сталински, а щепки,
А щепки во все стороны летят.
Вчера мы хоронили двух марксистов.
Тела одели ярким кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придется сдохнуть мне,
Я верю: будет чугуна и стали
На душу населения вполне.
Блатная песня: Сборник. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002
4. Товарищ Сталин, Вы большой ученый
За что сижу, по совести, не знаю,
Но прокуроры, как всегда, правы,
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где часовые грубы и строги,
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.
Всю жизнь в грехах мы с ходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Мы так вам верили, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
Товарищ Сталин, ты не спишь ночами,
Прислушиваясь к шороху дождей,
А мы лежим на нарах штабелями,
И нам чужда бессонница ночей.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Мы их не накрывали кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
Живите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге сгнивать придется мне,
Я верю будет чугуна и стали
На душу населения вдвойне.
5. Песня о Сталине
За что сижу, воистину не знаю,
но прокуроры, видимо, правы,
сижу я нынче в Туруханском крае,
где при царе бывали в ссылке вы.
В чужих грехах мы с ходу сознавались,
этапом шли навстречу злой судьбе,
мы верили вам так, товарищ Сталин,
как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
где конвоиры, словно псы, грубы,
я это все, конечно, понимаю,
как обостренье классовой борьбы.
вам тяжелей, вы обо всех на свете
заботитесь в ночной тоскливый час,
шагаете в кремлевском кабинете,
дымите трубкой, не смыкая глаз.
И мы нелегкий крест несем задаром
морозом дымным и в тоске дождей,
мы, как деревья, валимся на нары,
не ведая бессонницы вождей.
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
и в кителе идете на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки,
а щепки во все стороны летят.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
тела одели ярким кумачом,
один из них был правым уклонистом,
другой, как оказалось, ни при чем.
Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
и пусть в тайге придется сдохнуть мне,
я верю: будет чугуна и стали
на душу населения вполне.
6. Товарищ Сталин, вы большой ученый
Товарищ Сталин, вы большой ученый
В языкознаниях познавший толк,
А я простой советский заключенный
И мой товарищ серый брянский волк.
За что сижу, я сам про то не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе бывали в ссылке вы.
В чужих краях мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Но верили вам так, товарищ Сталин,
как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры грубы и глупы.
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.
Я вижу вас как вы в спортивной кепке
И в кителе спешите на парад.
Мы рубим лес, а сталинские щепки,
Как брызги во все стороны летят.
Мы наш нелегкий крест несем задаром,
Морозом дымным и в тоске дождей.
И как деревья валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы тут из искры раздували пламя.
Спасибо вам, я греюсь у костра.
Вчера мы хоронили двух марксистов.
Мы их не накрывали кумачом.
Один из них был левым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
Песни узников. Составитель Владимир Пентюхов. Красноярк: Производственно-издательский комбинат «ОФСЕТ», 1995. (Песни политзеков собраны в основном от самих бывших политзеков в 1991 году во время экспедиции на борту дизельэлектрохода «Латвия» по Енисею от Красноярска до Норильска, посвященной памяти жертв сталинских лагерей).
Имя на поэтической поверке. Юз Алешковский
Песня «Товарищ Сталин, вы большой учёный…».
Запретность и крамольность этой песни даже в 60-е годы, после разоблачительных съездов партии, была явно ощутима, но тяга к таким песням была неосознанным порывом к правде…
Песня стала хрестоматийной.
Но эта тонкая ниточка правды, вплелась в общий поток песенного свободомыслия, которое, в свою очередь соединилось с новой поэзией и прозой, с кинематографом 60-х с неордоксальным мышлением физика Андрея Сахарова.
Эта ниточка правды, держась за которую, можно было карабкаться вверх, распрямиться, встать с колен и идти к свету, к свободе, освобождая себя от рабского сознания и унижения, к своему человеческому достоинству:
«Товарищ Сталин вы большой учёный…»
За что сижу, воистину не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы,
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.
В чужих грехах мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе,
Мы верили вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы,
Я это всё, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра,
Вы здесь из искры разводили пламя –
Спасибо вам, я греюсь у костра.
Вам тяжелей, вы обо всех на свете
Заботитесь в ночной тоскливый час,
Шагаете в кремлёвском кабинете,
Дымите трубкой, не смыкая глаз.
И мы нелёгкий крест несём задаром
Морозом дымным и в тоске дождей,
Мы как деревья, валимся на нары.
Не ведая бессонницы вождей.
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идёте на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки
А щепки во все стороны летят.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела одели ярким кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чём.
Он перед тем, как навсегда скончаться,
Вам завещал последние слова:
Велел в евонном деле разобраться
И тихо вскрикнул: «Сталин – голова!».
Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придётся сдохнуть мне,
Я верю: будет чугуна и стали
На душу населения вполне.
Стихотворение принадлежит Юзу Алешковскому, русскому прозаику поэту и сценаристу, автору-исполнителю песен.
Юз Алешковский – Иосиф Ефимович Алешковский родился 21 сентября 1929 года в Красноярске, в еврейской семье майора Хаима Иосифовича Алешковского, участника Великой Отечественной войны, кавалера ордена Красной Звезды,1945 года и матери Веры Абрамовны Алешковской.
Когда Юз был ребёнком, семья переехала в Москву, где он поступил в школу.
За время учёбы Юз сменил несколько школ, в шестом классе был оставлен на второй год и, в конце концов исключён из школы.
О себе Юз Алешковский написал так:
«Я был весельчаком, бездельником, лентяем, хулиганом, негодяем, курильщиком, беспризорником, хотя часто помогал, матери по дому, страстно интересовался тайнами деторождения, отношения полов, устройства вселенной, происхождения видов растений, животных и социальных несправедливостей, а также успел читать великие сочинения Пушкина, Дюма, Жюль Верна и Майн Рида.
Я даже успел поработать полгода на заводе, но школу кончить и ВУЗ так и не успел, о чём нисколько не печалюсь…»
В 1940 году вместе с воинской частью отца находился в Латвии, перед войной вернулся в Москву. Во время Великой Отечественной войны, с матерью и братом Марком, уехал в эвакуацию в Омск.
В 1947 году был призван на службу на Тихоокеанский военно-морской флот, где за угон машины секретаря крайкома ВКП (б), в 1949 году, был приговорён к четырём годам заключения.
С 1950 по 1953 год отбывал наказание в лагере.
Вот как об этом периоде жизни вспоминал Юз Алешковский:
«Я сам был в молодости такой – гиперактивный.
Я в лагерь загремел потому, что мы с друзьями – я служил на флоте – угнали автомобиль секретаря Приморского крайкома ВКП (б), не чтоб украсть, а чтоб быстрей доехать, на поезд опаздывали.
Кто знал, что это автомобиль секретаря?
Нас остановил патруль, мы подрались с патрулём, я размахивал ремнём, кричал: «Полундра…!».
Получил четыре года. Мог получить меньше, но ушёл в глухую несознанку: «Был смертельно пьян, ничего не помню».
В лагере было значительно легче, чем во флоте. Во флоте я непрерывно залетал на губу. Армейская дисциплина не для меня совершенно».
После освобождения работал на стройке, шофёром на целине и с 1955 года на «аварийке» в тресте «Мосводопровод».
С 1959 года начал писать песни на свои стихи.
С 1965 года начал зарабатывать себе на жизнь литературным трудом.
Юз Алешковский официально считается автором детских книг и сценариев для кино и телевидения:
Неофициально Юз Алешковский выступал как исполнитель собственных песен, из которых наибольшее распространение получила: «Песня о Сталине», более известная как «Товарищ Сталин вы большой учёный».
Уже позднее обнаружилось, что это были газетные ответы товарища Сталина другим товарищам так сказать, в порядке дружеской дискуссии равных.
Наиболее знаменитые, у Юза Алешковского, только 4-е песни, из 16-ти написанных им:
«Товарищ Сталин вы большой учённый».
«Окурочек».
«Лесбийская».
«Нету чайничков в Москве».
С бардами в те времена, Юз Алешковский никак не пересекался, хотя был знаком и с Владимиром Высоцким, и с Александром Галичем, которого очень любил и считал поэтически недосягаемым для остальных, так называемых бардов.
Дружил Юз Алешковский с замечательным поэтом Германом Плисецким(1931-1992), автором знаменитой поэмы «Труба», 1965 год, посвященной памяти многих сотен людей, искалеченных и погибших в давке 6-го марта 1953 года, во время прощания с покойным Сталиным.
В СССР поэма впервые была опубликована в журнале «Огонёк» №51, 1988 год.
В 1979 году несколько «лагерных» песен Юза Алешковского вошли в безцензурный литературный альманах «Метрополь», выпущенный в СССР в самиздате, а затем опубликованный в США.
Юз Алешковский был вынужден эмигрировать, так как был лишён средств, к существованию, его прекратили повсеместно печатать и ставить на план издание его книг.
У Юза Алешковского, много неповторимой прозы, как для детей, так и для взрослых:
В повести, благодаря приёму – повествованию от лица вора, который после освобождения из лагеря, работая в биологическом институте, раскрывает глупость лысенковской псевдонауки, работает донором, снабжая спермой научно-исследовательскую лабораторию.
«Кыш и Двапортфеля и целая неделя». Детская литература.1970 год.
«Кыш и я в Крыму». Детская литература. 1975 год.
«Маскировка». 1978 год, изд.1980 год. Вся советская действительность представляется маскировкой.
«Рука». 1977 год. Изд.1980 год. Роман развивает тему коммунизма как «современного проявления абсолютного сатанизма».
Собрание сочинений в 3-х томах. Москва изд. ННН – 1996 год.
Вторая жена, с 1976 года, Ирина Феликсовна Алешковская, 1953 года рождения, выпускница Вильнюсского университета, профессор Уэслианского университета, пасынок Даниэль – 1972 года.
Брат – Марк Хаимович Алешковский медиевист и археолог.
Племянник – Пётр Маркович Алешковский – писатель.
Юз Алешковский – лауреат немецкой Пушкинской премии, присуждённой в 2001 году по совокупности – « за творчество, создаваемое писателем с 50-х годов, сделавшее его одним из ведущих личностей русской литературы ХХ века».
21 сентября, сего года Юзу Алешковскому исполнилось 90 лет!
Из поэтического наследия Юза Алешковского.
Я отбывал в Сибири наказанье,
считался работящим мужиком
и заработал личное свидание
с женой любимой собственным горбом.
Я написал: «Явись, жена, соскучился,
здесь в трёх верстах от лагеря вокзал».
Я ждал жену, жрать перестал, измучился
да без конца на крышу залезал.
Заныло сердце, как увидел бедную
согнулась до земли от рюкзака.
Но на неё, на бабу неприметную,
с барачной крыши зарились зека.
Торчал я перед вахтою взволнованно,
там надзиратель делал бабе шмон,
но было мною в письмах растолковано,
как под подол притырить самогон.
Вот заперли нас в комнате свидания,
дурёха ни жива и ни мертва,
а я как на судебном заседании,
краснел и перепутывал слова.
Она присела, милая на лавочку,
а я прилёг на старенький матрац,
вчера здесь спал с женой карманник Лавочкин,
позавчера – растратчик Моня Кац.
Обоев синий цвет изрядно вылинял,
в двери железной кругленький глазок,
в углу портрет товарища Калинина
молчит, как в нашей хате образок.
Дежурные в глазок бросают шуточки,
орут зека тоскливо за окном:
«Отдай, Степан, супругу на минуточку,
на всех её пожиже разведём».
Ах, люди, люди, люди несерьёзные,
вам не хватает нервных докторов,
ведь здесь жена, а не быки колхозные
огуливают вашенских коров.
И зло берёт, и чтой-то жалко каждого…
да с каждым не поделишься женой…
… на зорьке как по сердцу бил с оттяжкою
по рельсу железякою конвой.
Налей, жена, полкружки на прощание,
садись одна в зелёненький вагон,
не унывай, зимой дадут свидание,
не забывай да не меня, вот глупая,
не забывай, как прятать самогон.
1963 год.