Чу Ю был тронут до слез: Прекрасный юноша! Прекрасный протагонист! Я выбрал верного покровителя!
Девушки были шокированы строгой отповедью Се Си, но даже ругаясь, он выглядел таким милым, что казался просто избалованным мальчишкой. Кто-то из девушек оправился достаточно быстро и с улыбкой спросил:
— Маленький Шиди, а кто же твой Да Шисюн? Он хороший? Красивый молодой мастер?
Чу Ю уже хотел выйти к ним, но передумал и продолжил наблюдать. Снова огладив подбородок, он прислушался: ему было интересно, каким протагонист видит его.
Чу Ю почувствовал, как его лицо заливает румянцем.
«Что?! Нежен, терпелив, благороден? Он ком он вообще?!»
Девушки пропищали «Оу!» и спросили имя этого Да Шисюна.
Лицо Се Си было исполнено гордости, когда он приготовился сообщить имя Чу Ю, когда зазвучал холодный чистый голос:
— Шиди, с кем ты тут разговариваешь?
Чу Ю просто больше не мог выносить похвалу Се Си.
Все девушки обернулись, чтобы взглянуть на человека, спускающегося по ступеням из основного холла. Он был высок и строен, словно сосна, а его белые атласные одежды были изукрашены крохотными облаками.
Подняв взгляды выше, они увидели, что и черты его лица были прекрасны, только вот слишком уж холодны. Особенно глаза. Чистые как вода, но словно способные в миг заморозить неугодного. Чу Ю производил холодное, надменное впечатление.
В секте Тянь Юань Чу Ю был знаменит не только своим талантом, была еще причина. Он имел статус одного из десяти лучших мужчин секты, а его портреты ходили из рук в руки среди Шицзе и Шисюнов. Все знали и о его холодном, себялюбивом темпераменте.
Увидев Чу Ю, многие девушки были немало удивлены и испугано поопускали взгляды, чтобы скрыть смущение.
«И это твой Да Шисюн? Тот нежный, терпеливый, внимательный и прочее? Вот он?»
Чу Ю же привычно нацепил маску благородства и элегантного очарования и слегка кивнул девушкам, приветствуя. Затем подошел к Се Си, наклонившись и подобрав его, после чего направил свой Сюнь Шэн в обратный путь к пику Юань Чэнь. А девушки так и замерли сбитые с толку. Казалось… что рядом с этим крохой-Шиди Чу Ю и в самом деле становился… нежным.
По возвращению Чу Ю увидел, что, несмотря на поздний час, прочие ученики еще занимались. При том, что настоящий Чу Ю легко позволял им издеваться над Се Си, в остальном его отношение к прочим ученикам было весьма сурово. Так что теперь, даже в его отсутствие, все прилежно совершенствовались и даже не думали отлынивать. Чу Юй был очень доволен. Первым, кто его увидел, был третий ученик. Он сразу же подбежал:
Чу Ю кивнул. Понимая, чем вызвано недоумение ученика, он небрежно пояснил:
— Я спускался к подножью пика и обнаружил демонического культиватора, так что был вынужден вернуться раньше запланированного.
Услышав словосочетание «демонический совершенствующейся», третий Шиди снова удивился:
— Может ли это быть секта Хе Хуан?
— Они известны… тягой к катамитам.
«О чем же ты думаешь целыми днями, дрянной мальчишка. »
По дороге к дому неожиданно оживился, словно медитировавший до этого Се Си:
От этого словечка у Чу Ю уже начинала болеть голова.
— Ребенок, тебе не следует более никому задавать этот вопрос.
— Я слышал, что катамиты очень популярны… да Шисюн, я буду твоим катамитом, ладно?
Чу Ю едва задохнулся.
«Протагонист, ты вообще думаешь, что мелешь?!»
Чу Ю молча склонил голову. Он внимательно посмотрел Се Си в глазах, тщательно сдерживая улыбку:
— Шиди, будь уверен, даже если ты не мой кататин… Да Шисюн все равно всегда будет добр с тобой.
Глаза мальчишки засияли ярко, как звезды на небе в ясную ночь. Чу Ю безмолвно отвернулся.
«…я лишь надеюсь, что став взрослым, ты все еще будешь помнить этот разговор и не убьешь меня как-нибудь между делом…»
Территория пика была огромной. С обрыва можно было увидеть несколько гор, лишенных селений. Чу Ю потратил на поиски два дня, но нашел большое тихое озеро на горе. Место, пропитанное умиротворением. И хотя оно было несравнимо с водопадом, где царил беспрестанный ток воды, это место все равно было хорошо.
Чу Ю культивировал несколько дней подряд и, наконец, почувствовал, что уровень его Ци окончательно восстановился. Можно было переходить к следующей технике.
Вернувшись, он провел за совершенствованием еще полдня, а потом сделал перерыв для отдыха. И тут заметил, что за ним наблюдает грустный Се Си. Жалостливым голоском тот запричитал:
— Да Шисюн не хочет меня. Ты неожиданно исчез на несколько дней. Я не мог найти и твоего следа…
Чу Ю притянул Се Си к себе и обнял.
«Слишком быстро! Я и двух месяцев в горах не пробыл. Протагонист – действительно нечто…»
А вот Се Си был сосредоточен на другом:
— Через три года ты должен будешь изгнать насекомых?
Этой информацией Чу Ю делиться не хотел, но Се Си бы все равно не отстал бы, не получив внятный ответ. Так что Чу Ю просто кивнул и все объяснил. Се Си нахмурил брови:
— Тогда я тоже хочу пойти. Иначе это слишком опасно. Да Шисюн не может уйти без меня!
«Не стоит тебе так много смотреть на меня».
Что же он будет делать, если через три года Се Си не согласится действовать в соответствии с сюжетом?
Нервничая, Се Си вел себя как капризный ребенок. Уж Чу Ю-то это прекрасно знал. Так что он просто закрыл глаза, чтобы хотя бы ничего этого не видеть. Заметив это, Се Си запаниковал и начал дергать того за рукава:
— Да Шисюн, а если так: Если я успею достигнуть средней стадии построения основания, ты позволишь мне последовать за собой. А если нет – я останусь и буду ждать тебя на пике, а?
Чу Ю нахмурился, а Се Си поджал губы:
— Если ты не согласишься, тогда через три года, когда ты отправишься в путь, я побегу за тобой, несмотря ни на что.
Чу Ю разомкнул веки и уставился на упрямца в немом неверии. После перехода на стадию построения основания, каждый уровень требует в двое больше усилий для преодоления. Он несравним со стадией очищения Ци. Даже для протагониста выход на средний уровень всего за три года задача совсем не простая. На миг крепко задумавшись об этом, Чу Ю задорно кивнул.
Лето выдалось жарким. Вся гора была в пышной зелени и будто вибрировала от переполнявшей ее духовной энергии.
В лесах деревья создавали уютную тень, а воздух был свеж и прохладен. Молодой мужчина сидел под раскидистой кроной. Его глаза были прикрыты, а половина лица пряталась в тени.
Внезапно за ним возник порыв быстрого, словно молния, ветра. Мужчина спокойно открыл глаза. Горизонтальный блок, два меча со звоном столкнулись. Бесплодная атака. Меч юноши качнулся и полетел вперед.
Чу Ю приподнял бровь, но даже не попытался остановить его. Его губы сложились в едва заметную улыбку:
— Все такой же шумный? – прекрасный белоснежный клинок замер в миллиметрах от его груди. Легкое движение – и лезвие рассечет ткань одежды.
Меч на миг замер, а потом был убран очень легким и естественным жестом. Зазвучал голос юноши, чистый и словно резонирующий с ветром, все еще ясный и немного ребячливый:
— Да Шисюн так давно со мной не играл.
Чу Ю с улыбкой посмотрел на подростка перед собой. Прошло три года, Се Си подрос. Теперь он лишь немного ниже самого Чу Ю. В одеждах с облаками он кажется очень стройным и стойким.
Его кожа все такая же мраморно-белая, но черты лица обрели мужественность, брови легкий наклон, а глаза новый блеск.
Некоторое время Чу Ю просто смотрел, а потом протянул руку и слегка ущипнул Се Си за щеку. Подросток послушно позволил Чу Ю поступить так, как стало привычным.
Се Си сжался, он почувствовал себя несправедливо обиженным, глаза заволок туман:
— Да Шисюн не отвергнет своего Шиди?
Чу Ю убрал руку от Се Си и улыбнулся:
— Ты что? Это Шисюн боится, что Шиди найдет себе прекрасную девушку и станет игнорировать Шисюна.
Се Си чуть покраснел и моргнул, прогоняя выступившие слезы. По привычке он скользнул в объятия Чу Ю и потерся о его грудь.
Чу Ю кивнул и погладил Се Си по голове. Скорость культивирования Се Си его поражала. А то, что с момента достижения мальчишкой стадии построения основания он больше не мог следить за прогрессом, что удручало.
— Какое замечательное совпадение, Шиди тоже!
— Э. Мои поздравления, Шиди.
=□=»Это конец. Меня превзошли. И что теперь делать, если он не будет слушаться? Отлупить больше не получится!»
Се Си заискивающе продолжил:
— Брат еще помнит наше соглашение?
«Какое еще соглашение. » Чу Ю задумался. Он отодвинул приставучего Се Си и направился к дому.
— Я. обещал отдать то вышитое саше?
Все дело в том, что на последнем фестивале Чу Ю наполучал множество саше от девушек с других пиков, явно в качестве завуалированных посланий. И хотя Чу Ю отверг их всех, Се Си все равно выглядел потерянным и бесцветным голосом спросил, почему девицы дарили Чу Ю эти саше.
Чу Ю был вынужден ответить, но по непонятным для самого себя причинам, чувствовал себя при этом очень напряженно и инстинктивно не желал говорить правду: «Это выражение дружбы между учениками», сказал он тогда.
И тогда Се Си стал выпрашивать у него такое же вышитое саше. Только Чу Ю совсем не умел вышивать, так что избегал подарка, как мог. И хотя уже подходило время следующего фестиваля, даже намека на вышитое саше для Се Си по-прежнему не наблюдалось.
— Конечно же, саше надо вышить. Но… Шиди достиг последней ступени построения основания. И договор был взять его на изгнание демонов.
И хотя Чу Ю совершенно не хотел вспоминать о таком соглашении, врать бы тоже не получилось. Так что он просто помахал рукой:
«Раньше уйти, раньше прийти, взять протагониста, защищать его и не давать пораниться. Иначе как он сможет сиять, находить союзников, собирать гарем, карать врагов и состоять в Конгрессе Мечей Бессмертия?»
И, что важнее, стать одним из 50 лучших учеников, кому будет позволено войти в руины Мавзолея древних.
— Бык, они пошли по проходу, который ведет в центральную башню, а в каждом «Сосновом» замке башня полна тайных комнат, и, следовательно, должен быть колодец для воздуха и света, — сказал мудрец.
Он приказал мне залезть внутрь, подбежать к возвышению и откинуть в сторону гобелены, висевшие за стулом. То, что он искал, я нашел за третьим гобеленом: маленькая лакированная дверь, за которой находилась винтовая лестница, вьющаяся среди круглых стен. Я побежал вверх, перепрыгивая по две ступеньки за раз, потому что верил, что рев Небесного Мастера должен заглушить любой звук, и уж тем более шлепки сандалий по камню, но, достигнув уровня кабинета хранителя, мы нашли не одну тайную комнату, а две, и чтобы добраться до второй, надо было пройти через первую. Когда же Мастер Ли соскользнул с моей спины и открыл отделанную золотыми пластинами дверь, я нутром ощутил, что мы идем прямо в ловушку. Мастер Ли указал на вторую золотую дверь и прошептал, — Если я правильно сориентировался, они должны быть там. — Мне показалось, что я действительно слышу слабый голос Небесного Мастера, но больше всего меня интересовала территория, которую нам надо было пересечь.
Мы осторожно ступили на толстый ковер из меха горностая. Все стены комнаты были затянуты бархатом, в центре стояла огромная кровать, накрывая атласным покрывалом, и повсюду были развешаны портреты одного и того создания. Портреты Змея, и я не собираюсь хвалить хранителя за поистине гениальное решение разместить комнату катамита[14] поблизости от своего рабочего кабинета и зала для приемов. Я нервно вздохнул и пошел на цыпочках за Мастером Ли, пытаясь вообразить себя невидимкой. Ничем хорошим это не могло кончиться.
Глаза Мастера Ли расширились от изумления, когда я заглянул в его урну.
— Господин, — ответил я, — быть может нам покровительствует какое-то божество? Если нет, мы можем разориться, покупая благовония для всего пантеона.
Я сумел вытащить его наружу не разбив урны, и, помассировав ноги, он через какое-то время уже мог ходить, хотя и не слишком хорошо. Он оглядел тело Змея и с удивлением покрутил головой, когда я рассказал, что произошло. И тут же указал на неприятную особенность нашего положения, которая даже не пришла мне в голову.
— Совершенно невозможно выдать эту рану за несчастный случай, — сказал он. — Из-за этого происшествия у нас еще будет много неприятностей, но сейчас необходимо решить самую неотложную проблему. Тело должно исчезнуть.
Я открыл было рот, чтобы высказать пару предложений, и тут же закрыл его опять. Проклятый хранитель был способен разобрать замок на камни, перекопать каждый цзунь земли и осушить колодцы, лишь бы найти своего любимчика, и когда Мастер Ли сказал исчезнуть, он имел в виду исчезнуть без следа.
— Первый шаг — вынести его из этого любовного гнездышка, — с отвращением сказал мудрец. — Хоть это просто.
Просто сказать. Мне пришлось попотеть, пока я дважды пропутешествовал по внешней стене в сад: один раз вынес Мастера Ли, второй раз — Змея.
— У нас неприятности, — сказал Мастер Ли. — Большие.
Янь Ши поднял одну бровь.
Янь Ши поднял вторую бровь.
— У меня есть ровно две мысли на этот счет, — сказал Мастер Ли. — Во первых, можно превратить труп в один из ваших больших манекенов.
Янь Ши указал на луну, имея в виду, что время идет, а потом сморщил нос — дурной запах.
— Есть и вторая: перевести тигра через ров и уговорить его съесть выблядка.
Янь Ши пожал плечами и широко развел руки — как?
— Надо подумать, — ответил Мастер Ли и его морщинки сомкнулись вокруг глаз, пока Янь Ши глядел на полотняную крышу фургона и негромко жужжал. Потом остановился.
— Завтра, — задумчиво сказал кукольник, — Великий Хранитель Гусиных Ворот устраивает грандиозный праздник в честь выздоровления жены.
катамит — мальчик, состоящий в половой связи со взрослым мужчиной.
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
— Люди на дороге. Не поднимай голову. И не смотри.
Так, костер совсем потух, их не выдаст. Тележку вряд ли заметят. Он вжался в землю, смотрел из-под локтя. Армия в кедах, идут строем. Вооружены трехфутовыми кусками труб в кожаной обмотке. Шнуры на запястьях. У некоторых в трубах по всей длине продернуты цепи, закрепленные на концах. Не просто трубы, а настоящие костоломы. Толпа прогромыхала мимо. Маршируют в ногу, как заведенные механические игрушки. Заросли щетиной. Сквозь ткань масок пробивается пар дыхания.
— Ш-ш-ш-ш, — прошептал он. — Ш-ш-ш-ш.
Следующая фаланга несла копья, а может, пики, украшенные лентами. В какой-то примитивной кузнице взяли крепления автомобильных рессор и перековали их на клинки. Мальчик лежал, уткнувшись лицом в сплетенные руки, охваченный ужасом. Прошли мимо в двухстах футах. От их поступи земля слегка дрожала. Громко топали. Вслед за ними двигались телеги, набитые добычей. Телеги тащили рабы, впряженные вместо лошадей, за ними — женщины, человек двенадцать или около того, некоторые — беременные. Замыкала шествие резервная группа мальчиков-катамитов, практически обнаженных несмотря на холод. В ошейниках, прикованные друг к другу. Прошли. Отец и сын лежали, слушали.
— Это были плохие люди?
Поднялись, отряхнулись, внимательно прислушиваясь к тишине вокруг.
— Куда они идут, папа?
— Не знаю. Кочуют. Это плохой знак.
— Почему это плохой знак?
— Плохой, и все. Не мешало бы свериться с картой.
Вытащили тележку из кустарника, отец поставил ее на колесики, сложили одеяла и пальто, вытолкали на дорогу. Постояли, глядя, как растворяется в дымке силуэт последнего кочевника потрепанной орды. Мираж в потревоженном воздухе.
Во второй половине дня опять пошел снег. Из угрюмой мути сыпались вниз серые снежинки. Потащились дальше. Сероватая грязь тонкой пленкой лежала на темной поверхности дороги. Мальчик постоянно отставал, приходилось останавливаться и его дожидаться.
— Ты слишком быстро идешь.
— Нам надо быть осторожнее. Мне, мне надо быть более осторожным.
— Мы скоро остановимся и передохнем. Хорошо?
— Только найдем подходящее место.
Сплошной стеной падал снег. Ничего уже нельзя было разглядеть. Он опять зашелся в кашле, мальчик дрожал. Шли бок о бок, накрывшись куском полиэтилена, толкали по снегу тележку. В конце концов остановились. Ребенок дрожал не переставая.
— До чего же холодно!
— Ни малейшего понятия.
— Ты мне скажешь, когда придет пора умирать?
— Не знаю. Мы не собираемся умирать.
Перевернули и оставили тележку в поле посреди зарослей осоки. Он завернул в полиэтилен пальто и одеяла. Пошли искать место для ночлега. «Держись за мою куртку, — сказал он сыну. — Ни в коем случае не отпускай». Пересекли бурьян, уткнулись в изгородь, перелезли на другую сторону, по очереди придерживая голыми руками колючую проволоку. Ледяная на ощупь, скрипит там, где прибита скрепами к столбам. Быстро темнело. Вышли к кедровнику. Деревья мертвые, черные, но кроны пока на месте — какая-никакая, а защита от снега. У корней дерева — спасительный круг черной земли и древесной трухи.
Расположились под деревом, расстелив пальто и одеяла на земле. Он укрыл мальчика, а сам принялся собирать в кучу сухие иголки. Расчистил от снега местечко поодаль от их кедра и натаскал дров: у соседних деревьев отламывал ветки и сучья и стряхивал с них снег. Огонек зажигалки мгновенно воспламенил гнилушки. С такими дровами долго не продержишься. Посмотрел на мальчика:
— Надо принести еще веток. Я недалеко, по соседству.
— Где это — по соседству?
— Я хотел сказать, что буду рядышком.
А снега уже нападало прилично. С трудом ковыляя между деревьями, выдергивал торчащие из снега ветки. Когда набрал охапку и вернулся, костер успел прогореть, осталась только кучка потрескивающих угольков. Бросил ветки на угли, пошел за новыми. Такой темп — не угонишься: ветки сгорали быстрее, чем он успевал подтаскивать. В лесу быстро темнело, свет костра едва пробивал черноту ночи. Попытался ускорить шаг, но от усилия чуть не потерял сознание. Оглянулся: мальчик, увязая почти по колено в снегу, ходил между деревьями и собирал сучья.
Снег все шел и шел. То и дело он просыпался, вставал, заново разжигал костер. Развернул полиэтилен и прикрепил его одним краем к дереву, чтобы тепло не так быстро уходило. В оранжевых отблесках огня посмотрел на лицо спящего мальчика: провалившиеся щеки в грязных разводах. Попытался подавить поднимающуюся в душе звериную злобу. Бесполезно. Подумал: «Больше он не выдержит». Даже если снегопад закончится, дорога все равно останется непроходимой. Все замерло, только бесшумно валит снег да искры от костра взвиваются вверх, вспыхивают и гаснут в вечной темноте.
Сквозь дрему услышал непонятный грохот. Один раз, второй. Сел. Костер еле теплился. Прислушался. Громкий продолжительный треск ломающихся сучьев. Опять грохот. Дотянулся до мальчика, стал его трясти:
— Просыпайся. Надо идти.
Сын протер сонные глаза, спросил:
Мальчик резко привстал, начал ошеломленно озираться.
— Ничего страшного. Поторапливайся. Пошли.
Собрал вещи, завернул в полиэтилен. Глянул вверх. Снег попал в глаза. От костра остались одни угли, света никакого не дает, дрова на исходе, и вдобавок деревья падают со всех сторон. Мальчик приник к отцу. Отошли в сторону, он попробовал найти свободное место, но в темноте ничего не увидел, и тогда они просто расстелили на земле полиэтилен, сели, накрылись одеялами. Прижал мальчика к себе. Грохот падающих деревьев на фоне глухого шума обрушивающихся на землю снежных шапок сотрясал лес. Покрепче обнял мальчика, сказал, что все будет хорошо, что скоро все закончится. Так оно и вышло. Приглушенные расстоянием тревожные звуки замирали. Повторились пару раз. Затем — полная тишина. Сказал:
— Ну вот, похоже, все закончилось.
Вырыл яму под одним из упавших деревьев, разгребая снег голыми руками. Спрятал окоченевшие руки в рукава. Перетащили в углубление свои пожитки, легли спать. Быстро уснули, несмотря на пробирающую до костей стужу.
— Надо идти. Здесь нельзя оставаться.
Мальчик угрюмо смотрел на снежные заносы.
Дошли до изгороди. Мальчик спросил:
— Надо найти тележку.
Он стоял не двигаясь, засунув руки под мышки. Отец упрашивал:
— Ну пойдем же. Ты должен…
С трудом пробирался по заснеженному полю. Глубокий серый снег. Снегопад только-только закончился, а пепел уже лежал повсюду тонким слоем. Заставил себя пройти еще несколько футов, оглянулся. Мальчик упал. Бросил одеяла и пальто, рванулся к сыну. Поднял. Ребенка трясло в ознобе. Обнял его.
— Прости меня. Прости.
— Теперь твоя очередь, пап.
Накинул на мальчика еще одно пальто, сел на полиэтилен, обмотал свои ноги на тот же манер. Встал, спрятал руки под куртку, погрел немного, засунул ботинки в рюкзак. Туда же — бинокль и игрушечный грузовик. Встряхнул полиэтилен, и сложил вместе с оставшимися одеялами, и привязал сверху на рюкзак. Закинул рюкзак на плечо, внимательно осмотрел тележку, не забыл ли чего, скомандовал: «Пошли». Мальчик в последний раз посмотрел на тележку, а потом поплелся за ним к дороге.
Он и представить себе не мог, как трудно будет идти. За час преодолели, наверно, не больше одной мили. Остановился, оглянулся, посмотрел на мальчика, спросил:
— Чувствую, ты решил, пришла пора умирать?
— С чего ты решил, что мы скоро умрем?
— Перестань повторять «не знаю».
— Почему ты думаешь, что мы скоро умрем?
— Мы что-нибудь найдем.
— Как ты думаешь, сколько люди могут прожить без еды?
— Ну, а сам ты как думаешь?
— Несколько дней, наверное.
— И что потом? Падаешь замертво?
— Представь себе, нет. Это долгий процесс. У нас есть вода. Это — самое главное. Без воды долго не продержишься.
— Ты мне все равно не веришь.
Он внимательно смотрел на сына. Стоит, засунув руки в карманы широченного пальто в тонкую полоску.
— Думаешь, я тебе вру?
— Ладно. Наверное, могу. Только мы не умираем.
Он часто рассматривал небо. Бывали дни, когда тучи пепла редели, и тогда на снегу появлялись еле заметные тени от стоящих вдоль дороги деревьев. Продолжали двигаться вперед. Мальчик шагал с трудом, отставал. Отец подождал его, проверил онучи, покрепче затянул завязки. Как только снег начнет таять, ноги тут же промокнут. Часто останавливались перевести дух. Сил тащить сына на руках у него не было. Примостились на рюкзаке и съели по пригоршне грязного снега. К полудню снег начал таять. Миновали сгоревший дом, от которого осталась посреди двора одна кирпичная труба. На дороге провели весь день, те немногие часы, которые можно считать днем. Прошли мили три, не больше.
Решил, что никому в голову не придет отправиться в путь по такой погоде. Как потом выяснилось, ошибался. Остановились на ночь почти на самой дороге, развели огромный костер. Он выуживал из снега ветки и бросал их в языки пламени. Шипение, пар. Не согреться. Те немногие одеяла, что у них были, тоже не могли защитить от холода. Старался не уснуть. Вздрагивал, и просыпался, и искал на ощупь револьвер. Мальчик так исхудал. Изможденное лицо, ввалившиеся глаза. Странная красота. Поднялся, и натаскал побольше веток, и бросил в костер.
Утром вышли на дорогу, остановились. На снегу — колеи. Повозка. Что-то на колесах. Шины резиновые, судя по ширине отпечатков. Следы подошв между колеями. Кто-то прошел здесь ночью. На юг. Самое позднее — на рассвете. Двигаются по ночам. Стоял и размышлял. Внимательно рассматривал отпечатки: люди прошли в пятидесяти футах от костра и даже не притормозили. Стоял и смотрел на дорогу у себя за спиной. Мальчик не спускал с отца глаз.
— Надо уйти с дороги.
— А может, хорошие. Может ведь?
Он не ответил. По старой привычке посмотрел на небо, ничего там не увидел.
— Что нам теперь делать, пап?
— Мы можем вернуться к костру?
— Нет. Пойдем. Скорее всего, у нас не так много времени.
— Очень хочется есть.
— Надо переждать. Уйти с дороги.
— Они заметят наши следы?
— И что же тогда делать?
— Ну, когда увидят наши следы. Поймут, кто мы?
Посмотрел на их собственные отчетливые отпечатки ног на снегу.
— Надо подумать. Пошли к костру.
Сначала он решил, что надо найти участок дороги, где снег совсем растаял, но потом сообразил, что это не поможет. Наоборот, может вызвать подозрения: следы были и внезапно исчезли. Закидали костер снегом и отошли в лес, покружили там, вернулись назад. Торопились оставить после себя лабиринт следов и уйти лесом на север, не упуская из виду дорогу.
Место, что они выбрали, находилось на возвышении, оттуда хорошо было наблюдать за дорогой и ее окрестностями. Смотри хоть вперед, хоть назад. Расстелил полиэтилен на мокром снегу, укутал мальчика в одеяла.
— Тебе будет холодно. Но, надеюсь, долго мы тут не задержимся.
Меньше чем через час на дороге показались два человека. Мужчины. Идут быстрым шагом, почти бегут. Когда пронеслись мимо, он встал поглядеть, что они будут делать. Стоило ему выпрямиться, как они остановились и один обернулся. Отец замер. Закутан в серое одеяло, так что не особенно выделяется на фоне серого пейзажа, но кто его знает… Может, уловили запах дыма. Постояли, поговорили. Пошли дальше. Он сел.
— Все в порядке, — сказал сыну. — Только нужно подождать. Но, думаю, все обошлось.
Уже пять дней у них крошки во рту не было. И спали мало. Обессилевшие, голодные, на окраине небольшого городишка набрели на старинную усадьбу, расположившуюся на холме над дорогой. Мальчик стоял, не отпуская его руки. Снег на асфальтированной дороге почти весь растаял. Не было его ни в полях, ни в лесу на южной стороне. Стояли перед домом. Онучи давно прохудились, ноги стыли от холода и сырости. Дом — высокий, величественный, с белыми дорическими колоннами при входе. Крытая подъездная арка сбоку. Гравийная дорога вьется по полю среди мертвой травы. Удивительно, но все оконные стекла целы.
— Что это за дом, пап?
— Ш-ш-ш, давай помолчим и послушаем.
Ничего подозрительного. Только ветер шелестит сухими ветками придорожного кустарника да неподалеку что-то скрипит — может, дверь, а может, ставень.
— Пожалуй, надо войти.
— Папа, давай не пойдем.
— Нам не надо туда идти.
— Не бойся. Надо же посмотреть.
Медленно приближались к дому по подъездной дороге. Местами снег еще не успел полностью растаять. Но и там никаких следов, снег лежит нетронутый. Высокая изгородь из сухой бирючины. Древнее птичье гнездо в самой гуще веток. Стояли перед входом, разглядывая фасад. Кирпичная кладка. Похоже, в ход пошли кирпичи, вылепленные вручную. Глину брали прямо тут же, пока рыли котлован под дом. С колонн и покореженного навеса свисают закрученные спиралью завитки краски. Фонарь на длинной цепи при входе. Пока поднимались по ступеням, мальчик не отпускал его руку. Одно из окон чуть-чуть приоткрыто, через него протянута веревка: один конец уходит в дом, другой теряется в траве. Пересекли террасу. Он крепко держал сына за руку. Когда-то по этим доскам бегали рабы, приносили в дом кушанья и напитки на серебряных подносах. Подошли к окну и заглянули внутрь.
— А что, если там кто-нибудь есть?
— Нужно найти что-нибудь съестное. У нас нет выбора.
— Можем в другом месте поискать.
— Все будет хорошо. Пошли.
Вытащил из-за пояса револьвер, толкнул дверь. Она медленно открылась, поворачиваясь на массивных медных петлях. Стояли и слушали. Затем прошли в огромный вестибюль с выложенным мраморными плитками полом: черная, белая, черная, белая, набор домино. Широкая лестница ведет на второй этаж. На стенах топорщатся дорогие обои, все в пятнах и разводах от сырости. На потолке разбухшая от воды известка местами выпячивается, как брюхо толстяка. Желтоватая лепнина с узором из треугольников под потолком изогнулась и отошла от стен. В соседней комнате слева большой ореховый буфет. Дверцы и ящики исчезли, сохранился только остов, слишком большой, не спалить. Наверное, когда-то это была столовая. Постояли в дверном проеме. В углу комнаты бесформенной кучей навалена одежда. Не только одежда. Обувь. Ремни. Пальто. Одеяла и старые спальные мешки. У него еще будет время обо всем этом подумать. Мальчик боится — вцепился в его руку. Пересекли вестибюль, вошли в комнату на противоположной стороне, остановились. Скорее не комната, а зал с высоченным потолком. Камин, облицованный обычными кирпичами, со следами каминной доски и окантовки очага, давным-давно отодранных и пущенных в дело. Перед камином на полу разложены матрасы и постельное белье.
— Папа, — прошептал мальчик.
Холодные угли. Вокруг камина несколько закопченных горшков. Он присел на корточки, поднял один, понюхал и поставил на место. Встал, выглянул в окно: серая вытоптанная трава, серый снег. Веревка, протянутая через окно, оказалась привязанной к медному колокольчику. Колокольчик в свою очередь закреплен в самодельном деревянном зажиме, прибитом к оконной раме. Взял мальчика за руку, и они пошли по узкому темному коридору на кухню. Повсюду валяется мусор, раковина в пятнах ржавчины, запах гнили и испражнений. Прошли в соседнюю небольшую комнату, которая, вероятно, раньше служила кладовкой.
В кладовке на полу увидели то ли дверь, то ли люк, закрытый на большой замок из стальных пластин. Мальчик попросил:
— Интересно, почему ее заперли.
Мальчик потянул его за руку, вот-вот заплачет:
— Я не голоден, пап. Ни чуточки.
— Нам нужен лом или что-то в этом роде.
Вышли через заднюю дверь наружу, мальчик почти висел на отце. Засунул револьвер за пояс и остановился, рассматривая двор. Вымощенная кирпичом дорожка, вдоль которой торчат бесформенные колючие кусты самшита. На кирпичные столбики кто-то водрузил старую железную борону и сверху закрепил чугунный котел литров на сто пятьдесят, который раньше использовали для вытапливания свиного сала. Под котлом — пепел кострища и обуглившиеся деревяшки. Немного в стороне — повозка на резиновых шинах. Он как будто видел и одновременно не видел эту картину. В дальнем углу двора заметил старую коптильню и сарайчик для садового инвентаря. Пошел туда, почти волоком таща за собой мальчика. В сарае перебрал инструменты в бочке, остановил свой выбор на лопате на длинном черенке. Взвесил в руке и сказал сыну:
В кладовой отколол дерево вокруг замка, только тогда смог просунуть острый край лопаты под скобу, сильно нажал. Замок был крепко прикручен болтами к люку, выдрать его не получилось. Зато удалось приподнять крышку люка и засунуть под нее лопату. Выпрямился, достал зажигалку. Встал на конец черенка, выше приподнял край люка, наклонился и схватился за него руками…
