кто такой родзянко в истории россии
Лица 1917-го: Михаил Родзянко
Приблизительное время чтения: 10 мин.
1917. Живая история — совместный проект журнала «Фома» и радио «Вера», посвященный столетию революционных событий.
В течение этого года мы будем говорить о событиях, которые имели место в России сто лет назад – в 1917 году. Попытаемся понять мотивации людей и разобраться в цепочке событий, которые привели, как писали раньше в учебниках, от Февраля к Октябрю.
Слушать:
Читать:
– В этой рубрике мы обращаемся к событиям и датам 1917 года. И шаг за шагом прослеживаем историю, которая разворачивалась сто лет назад и привела, как писали раньше в учебниках, от Февраля к Октябрю.
Мы уже не раз говорили с экспертами об исторических событиях и их подоплеке. Настало время поговорить о людях.
Исторические деятели эпохи: Родзянко, Милюков, Гучков, Керенский – кто все эти люди и какую роль они сыграли в нашей истории?
Начнем цикл с Михаила Родзянко, октябриста, председателя Государственной думы III и IV созывов. Надо сказать, что он оказал серьезное влияние на решение великого князя Михаила Александровича отказаться от принятия престола. Чем руководствовался в тот момент Михаил Родзянко и что вообще он был за человек?
Поговорим об этом с академиком Российской академии наук, доктором исторических наук Юрием Пивоваровым.
Добрый вечер, Юрий Сергеевич.
– Каким человеком был Родзянко и какую роль, с Вашей точки зрения, он сыграл в событиях февраля 1917 года?
– Родзянко сыграл громадную роль, одну из центральных. Это человек, который с 11-го года возглавлял сначала III, потом IV Государственную думу, считал себя вторым человеком после императора. Формально это, конечно, не так, но во многих отношениях соответствовало положению: это был опытнейший политик центристско-либерального направления, аристократ, очень богатый человек, в молодые годы участвовал в земском движении, был когда-то офицером. Тем не менее он был таким посредником между императорской властью, бюрократией и представителями общества Думы.
Родзянко очень активно работал с императором. Председатель Государственной думы имел право всеподданейшего доклада, то есть напрямую выходить на императора. Скажем, 10 февраля 1917 года была последняя аудиенция перед падением монархии, где Родзянко говорил Николаю об ужасе, который складывается и в армии, и на фронте, и в столице, и о том, что революция неизбежна. На что император ответил: «Бог даст», а Родзянко: «Бог ничего не даст. Вы и Ваше правительство все испортили и революция неминуема».
Действительно, когда 23 февраля по старому стилю (8 марта по новому стилю) 1917 года началась Февральская революция, Родзянко оказался в ее эпицентре. Таврический дворец, место заседаний Государственной думы, было просто штабом революции, сюда приходили войска и великие князья приводили военные части, которые тоже перешли на сторону власти. И Родзянко фактически участвовал в заговоре против императора. Заговора не было как оформленного, но де-факто высшие чины империи, военные, гражданские и общественники договаривались о смене монарха. И многие великие князья, то есть родственники императора, тоже были готовы на это.
Родзянко недаром возглавил Временный комитет Государственной думы, который и стал прямым штабом революции. Поскольку императора не было, правительство во главе с князем Голицыным тут же куда-то исчезло, по существу он руководил. И в самом конце февраля – начале марта состоялась его встреча с пришедшим в Таврический дворец великим князем Михаилом Александровичем, младшим братом царя. Они обсуждали тему, и не только обсуждали, а даже написали манифест о том, что Николай отрекается в пользу своего сына, наследника Алексия. Но Алексию было только 13 лет, а по законам Российской империи он мог занять трон отца только в 16 лет и до этого по закону правил регент или верховный правитель (этот титул верховного правителя потом получит Колчак) вместе с Госдумой и Госсоветом. Госсовет – это верхняя палата российского парламента, а Госдума – его нижняя палата. Кстати, когда-то Родзянко был и членом Госсовета.
Была составлена такая конструкция, что император отрекается в пользу наследника, Дума и Госсовет это одобряют, и Михаил становится регентом. Но, как известно, ситуация пошла иначе: в ночь на 2 марта Николай отрекся в пользу Михаила, нарушив все законы Российской империи и абсолютно разрушив правовое поле. Выдающиеся русские юристы потом писали, что Николай и его окружение виновны в том, что они отказались от основных законов Российской империи, то есть от Конституции. И уже через два дня Родзянко тоже изменил свою позицию, говорил, что Михаил тоже не должен брать власть в свои руки. Хотя он монархист, стоял за путь парламентской, конституционной монархии, как, кстати, и Милюков, ведя кадетов, и Гучков, ведя октябристов. Родзянко тоже был человек номер два в партии октябристов.
Интересно, что манифест об отречении Михаила, который не имел никакой законной и юридической силы, стал единственным документом, согласно которому возникло Временное правительство. В этом манифесте ничего не говорится о Государственной думе, тем самым Родзянко как бы подпилил сук, на котором сидел сам, потому что с этого момента он стал нулем. С 3 марта его даже не пускали в здание, где заседало правительство, и Государственная дума фактически прекратила свое существование. Ведь она должна была действовать до ноября 17-го года, когда должны были быть новые парламентские выборы, но с тех пор ни в одном учебнике, ни в одной статье мы ничего не можем узнать о Государственной думе, как будто ее нет. Есть Временное правительство, есть Совет рабочих солдат и депутатов, какие-то еще организации, партии, но Государственной думы нет и Родзянко нет, его вычеркнули. Во время Гражданской войны он будет с белыми, в 20-м году эмигрирует в Югославию, где и умрет в Белграде в 24-м году, не дожив нескольких дней до своего 65-летия.
Родзянко играл громадную роль в русской политической жизни на протяжении 15 предреволюционных лет, особенно вторую их половину, когда был посредником между обществом и императором, был очень влиятельным человеком, а его богатый особняк на Фурштадтской улице, недалеко от Таврического дворца был местом, где собирался по сути весь политический Петербург.
Родзянко переживал минуты триумфа, как в феврале 16-го года, когда император приехал открыть новое заседание Думы, и он попросил, чтобы было дано ответственное правительство, то есть правительство, контролируемое парламентом, – давнишняя мечта русских либералов. Император сказал, что он подумает, а великий князь Николай Николаевич, бывший главнокомандующим до 15-го года, был так восхищен поведением Родзянко, что обнял его и сказал: «Ты, Родзянко, теперь мне друг по гроб жизни» и так далее. То есть он переживал минуты триумфа, подъема, и Россия видела в нем одного из своих вождей, и он полагал, что может возглавить Временное правительство, но вышло не так. О нем забыли его друзья, его оппоненты.
Вообще в воспоминаниях о Родзянко принят слегка снисходительный тон: да, толстяк, такой фанфарон, мог устроить скандал в поезде, когда ему давали плохое купе, что он второй человек в империи или что-то еще. Может быть, отчасти что-то было. Но ясно, что это был человек не злобный, человек глубоко патриотический, который прекрасно понимал всю опасность распутинщины и вообще безответственного поведения. Но и сам заигрался в конечном счете. Ведь что такое Февральская революция? Великие идеалы. И полный крах того, как ее осуществляли? То, что они пошли на это во время войны, я считаю, это вообще акт предательства. И что особенно позорно и особенно болезненно – то, что это были лучшие люди России, не только интеллектуально и культурно высокоразвитые люди, но и профессиональное поколение. То есть они работали в земствах, во время войны много что организовывали. Это были не люди, которые только говорили на кафедрах, а люди, хорошо знавшие практическую жизнь. И вот они провалились в никуда и вместе с ними провалилась Россия.
– Вы считаете, что Родзянко в каждом своем шаге, в том числе и в своих ошибках был абсолютно искренен?
– Это был абсолютно искренний человек. Я не думаю, что это был человек глубочайшего ума, но и не такой добродушный толстяк, фанфарон, который любил председательствовать, представительствовать и прочее. Нет, конечно. Это был русский помещик, аристократ, богатый, земец, патриот. Во время войны он неоднократно бывал в армии, настаивал на смене плохих министров, таких, как, например, Щегловитов, участвовал в отстранении военного министра Сухомлинов, который во многом был повинен в том, что русская армия к началу Первой мировой войны была не так готова, как могла бы.
Это был совершенно искренний, прямой человек. Разумеется, он был политик и, например, будучи яростным антираспутинцем, он не давал Думе гулять на этой теме, понимая, как она болезненна для императора и особенно для императрицы. Это был человек, который в общем-то явился компромиссом, но, как и все они, он вышел из компромисса с властью.
Если бы не было революции, в апреле планировалось наступление армии, которая была готова, как заявил начальник тыла генерал Маниковский, 1 апреля в войну вступали Соединенные штаты Америки, летом 17-го года Германия была бы уничтожена, и тогда была победа, царь на белом коне. И они боялись, вдруг он распустит Думу, все лавры останутся у него и прочее. Может быть, это даже не было отрефлектировано ими, но, думаю, что-то подобное двигало ими. Потому что при всех продовольственных трудностях в Петрограде, при всем тяжелом положении на фронте, положение совершенно не было трагическим, ни в смысле продовольствия, ни в смысле положения армии. Они же, наоборот, педалировали все недостатки, которые были. Конечно, проблемы были, но они создали для России еще больше проблем. Благодаря их деятельности, через несколько месяцев к власти пришли головорезы, которые просто залили кровью нашу страну, уничтожили Церковь, расстреляли священников, офицеров, крестьян и так далее.
Поэтому, думая об этих людях, я и восхищаюсь, и соболезную, и пытаюсь войти в их резон. Конечно, они не думали, что такие люди могут прийти к власти: все эти Троцкие, Зиновьевы, Ленины и так далее, но тем не менее.
– Юрий Сергеевич, понимаю, что, может быть, это вопрос риторический и философский, но почему же так получается, что люди, руководствующиеся самыми благими намерениями в отношении будущего своей страны, действительно патриоты, совершают действия, которые приводят к таким трагическим последствиям. Ведь в этом тоже, пожалуй, есть некая закономерность.
– Честно говоря, такого провала в новейшей русской истории я больше не знаю. Потому что и царская власть, и общество уже в 1905-1907 годах договорились, что самодержавие уже не самодержавие, царская власть пошла на большие уступки, общество тоже перестало подпитывать революционеров-террористов, и вот компромисс, давайте работать. А уж если война, тем более все для фронта, все для победы – кстати, это слова Родзянко (в одном из его выступлений я читал такого рода пассажи), которые потом цитировали при советской власти. Конечно, они просто не могли себе представить, что такое будет. Это тоже самое, как в 1932-1933 годах немецкий народ, который никто не заставлял, проголосовал за национал-социалистов. Разве немецкие бюргеры думали тогда, что они голосуют за головорезов, которые окунут весь мир в кровь, они об этом подумать не могли. Так и эти люди не могли о подобном подумать.
А вся деятельность Временного правительства уже после Родзянко в марте-апреле – это просто сплошной провал. Они сами развалили государство, уничтожили с ходу старую систему правления и по всей стране начался хаос. Другое дело, что действовало не одно Временное правительство, а так называемый Совет солдатских депутатов – так называемое двоевластие, где был принят известный закон «Приказ № 1 по армии», который просто развалил дисциплину в армии. Разве люди, пришедшие к власти, действовали ответственно? Они полностью все уничтожили. Уже ослабшая к тому времени экономика полностью рухнула к весне 18-го года, и тогда в стране действительно начался развал, голод и так далее.
Думаю, что эти люди просто не могли представить. Что Родзянко? Выдающийся русский историк Милюков, не только политик, а человек, который прекрасно знал русскую историю и как все в России случается, ведь шел на это в открытую. Да, это громадный провал русского общества: и русских либералов, и консерваторов, и демократов. И эта травма ощутима по сей день, и через сто лет. Почему сегодня либерально-консервативные христианско-демократические, социал-демократические силы в стран так слабы? Это была страшная травма – все партии проиграли тогда.
– Есть о чем подумать.
– Прежде всего нам сегодняшним это говорит о том, что нельзя пускаться в авантюры ни с одной стороны, ни с другой. И, с другой стороны, это урок и сегодняшней власти, и обществу, что, во-первых, нужно стремиться к компромиссу и какому-то конценсусу. Нужно уметь договариваться, даже когда одна сторона не хочет, все равно надо уметь договариваться. Больше никаких революций, никаких сотрясений. Потому что русское сотрясение на примере гибели Русской Церкви, которая, слава Богу, не оказалась полной, но тогда все было истреблено.
РОДЗЯНКО МИХАИЛ ВЛАДИМИРОВИЧ
Происхождение
Из семьи богатого екатеринославского помещика, отставного полковника гвардии. Окончил Пажеский корпус в 1877 году. На младших офицерских должностях служил в прославленном Кавалергардском полку. Вышел в отставку в чине поручика в 1885 году. Изменив семейной традиции (отец и дед дослужились до генеральских эполет), посвятил себя семейной жизни и ведению своего огромного хозяйства: Родзянко был одним из богатейших землевладельцев тогдашней Малороссии. Состоял уездным предводителем дворянства. В 1892 году был удостоен пожалования в камер-юнкеры, а затем, в 1902 году, и одного из высших придворных званий – камергера Императорского двора. С 1900 года руководил работой Екатеринославской губернской земской управы, а к 1905 году дослужился до чина действительно статского советника, приравненного по петровской Табели о рангах к чину генерал-майора. В 1903-1905 годах – редактор газеты «Вестник Екатеринославского земства». Был женат на княжне А. Н. Голицыной. Отец трех сыновей.
Политическая карьера
Политическая карьера Родзянко началась в годы Первой русской революции 1905-1907 годов. В 1906 был избран членом Государственного совета от Екатеринославского земства, но сложил с себя полномочия ввиду избрания в Государственную Думу. Правый октябрист, один из основателей и лидеров партии «Союз 17 октября». В марте 1911 года, после отставки однопартийца А. И. Гучкова, был избран Председателем III Государственной Думы. Выбор пал на Родзянко прежде всего потому, что депутаты воспринимали его как фигуру максимально компромиссную, устраивавшую октябристско-кадетское большинство Думы. В этом качестве проявил себя как последовательный сторонник конструктивного диалога с самодержавной властью. По словам лидера кадетов П. Н. Милюкова, «Близкий по своему прошлому и по своим связям с высшими правительственными и придворными кругами, Родзянко явился незаменимым осведомителем руководящих кругов Государственной Думы о том, что там творилось, и посредником при сношениях Думы с этими кругами и с верховной властью. Родзянко не имел тех конституционных сомнений, которые связывали в этих отношениях председателя первой Государственной Думы Муромцева. И он широко использовал председательское право высочайшего доклада. Этим он, несомненно, поднял значение Государственной Думы как государственного учреждения, и влил в политическую оппозицию реальное содержание. Переписка Александры Федоровны показала, как Родзянко был неприятен двору в роли русского маркиза Позы. Он умел говорить «истину царям» без улыбки, – и при тогдашних условиях это была самая сильная из возможных форм оппозиции. Только при условии этого рода личного влияния своего председателя Дума получила ту возможность воздействия на военные, а отчасти и на финансовые вопросы, которое сообщило ей силу, значительно возвышавшую ее формальное значение в системе государственных учреждений». «С личностью М.В. Родзянко на видном посту председателя Думы мы встречаемся здесь впервые, ‒ и она провожает нас вплоть до наступления революции. Незначительная сама по себе, она приобретает здесь неожиданный интерес. И прежде всего, естественно, возникает вопрос, как могло случиться, что это лицо, выдвижение которого символизировало низшую точку политической кривой Думы, могло сопровождать эту кривую до ее высшего взлета. М.В. Родзянко мог бы поистине повторить про себя русскую пословицу: без меня меня женили. Первое, что бросалось в глаза при его появлении на председательской трибуне, было ‒ его внушительная фигура и зычный голос. Но с этими чертами соединялось комическое впечатление, прилепившееся к новому избраннику. За раскаты голоса шутники сравнивали его с «барабаном», а грузная фигура вызвала кличку «самовара». За этими чертами скрывалось природное незлобие, и вспышки напускной важности, быстро потухавшие, дали повод приложить к этим моментам старинный стих: «Вскипел Бульон, потек во храм. » «Бульон», конечно, с большой буквы ‒ Готфрид Бульонский, крестоносец второго похода». При этом, добавлял Милюков, «в сущности, Михаил Владимирович был совсем недурным человеком. Его ранняя карьера гвардейского кавалериста воспитала в нем патриотические традиции, создала ему некоторую известность и связи в военных кругах; его материальное положение обеспечивало ему чувство независимости. Особым честолюбием он не страдал, ни к какой «политике» не имел отношения и не был способен на интригу. На своем ответственном посту он был явно не на месте и при малейшем осложнении быстро терялся и мог совершить любую gaffe [неловкий поступок]. Его нельзя было оставить без руководства, – и это обстоятельство, вероятно, и руководило его выбором», – вспоминал Милюков.
Родзянко несомненно чрезвычайно быстро полюбил представительские функции Председателя Государственной Думы, искренне полагая, что вторым человеком в Российской империи после монарха является именно он – Родзянко. Как вспоминал «серый кардинал» партии октябристов, Н. В. Савич, Родзянко «усвоил манеру говорить от имени Думы. Постепенно он начал привыкать к мысли, что – «Государственная Дума – это я, Родзянко». Не встречая противодействия, сознавая, что другой решающей воли во фракции [октябристов] нет, он все больше отождествлял свои мысли с волей большинства, у него развивалось и укреплялось самомнение, самоуверенность, он перестал считаться со своими коллегами, выдавал свое личное мнение за «голос Государственной Думы». Долгое время это не вызывало особых неудобств».
Высокий рост и внушительные габариты Родзянко служили предметом многочисленных шуток и эпиграмм, одна из которых принадлежала перу признанного думского острослова В. М. Пуришкевича:
Родзянко Думе не обуза,
Но, откровенно говоря,
Нам головой избрали пузо —
Эмблему силы “октября
Сам Родзянко с иронией относился к своему огромному животу; известно, что цесаревичу Алексею Николаевичу Родзянко собственноручно представился как «самый большой и толстый человек в России». В супружеской переписке Николая II и Александры Федоровны Романовых Родзянко фигурировал как «толстяк»; император вообще не считал Михаила Владимировича самоуверенным глупцом, который говорил ему «всякую чепуху». Непримиримый противник Г. Е. Распутина, неоднократно на Высочайших аудиенциях горячо убеждал Николая II удалить от себя Распутина, считая факт присутствия «старца» при особе монарха в высшей степени порочащим как самого царя, так и династию.
С началом I мировой войны Родзянко стал одним из наиболее известных в России политиков, символом провозглашенного с кафедры Государственной Думы лозунга «священного единения» оппозиции и трона. Отметим, что авторитет Родзянко в немалой степени способствовал налаживанию плодотворной работы Особого совещания Государственной Думы по обороне, в работе которого Михаил Владимирович принял деятельное участие. Вместе с тем неудачи в ходе войны способствовали неудержимому полевению как Думы, так и ее Председателя. Родзянко, хотя и принял на себя обязанности «умиротворителя» Думы, полагая, что радикальные речи депутатов могут привести к роспуску императором Думы, а в его обязанности как председателя входит «бережение Думы», выступил, будучи фигурой общенационального масштаба, в сознании общества, «благословителем» оппозиционных речей, произносимых с думской кафедры, и одним из символов неприятия существующей власти. В бытность Родзянко председателем Думы в феврале 1916 года Николай II единственный раз за всю ее историю посетил открытие сессии парламента. В годы войны Родзянко становится убежденным сторонником ответственного министерства, составленного из лиц, наделенных «общественным доверием», тем самым солидаризируясь с лозунгом оппозиционного власти Прогрессивного блока. О необходимости дарования царем ответственного министерства Родзянко говорил императору как лично, так и в записках на имя Николая II, одна из которых была отправлена им государю незадолго до революции, в феврале 1917 года. «Государь, ваш предок в тяжкую годину, когда стране грозила неминуемая гибель, не поколебался доверить власть лицу, облеченному общественным доверием, — и страна была спасена, а имя императора Александра I золотыми буквами записано на страницах не только русской, но и мировой истории. Со всею горячностью, на которую мы только способны, с сознанием того патриотического долга, который на нас всех лежит, мы молим вас, государь, — последуйте примеру вашего благородного предка. Бьет двенадцатый час, и слишком близко время, когда всякое обращение к разуму народа станет запоздалым и бесполезным», – писал М. В. Родзянко.
Роль в Февральской революции
В дни Февральской революции Родзянко – одна из центральных действующих фигур революционного процесса. Подобно многим другим думским оракулам – В. В. Шульгину, П. Н. Милюкову и другим – революция стала для М. В. Родзянко, несмотря на все его недавние предостережения императору, в высшей степени неожиданным и неприятным событиям. Родзянко испытывал дискомфорт, неуверенность, больше всего не желая, чтобы его воспринимали как революционера и бунтовщика. 26 февраля 1917 года, видя неумолимое разрастание революционного движения в столице, Родзянко отправил Николаю II телеграмму: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца». Эта телеграмма послана была Родзянко и всем главнокомандующим фронтами, с просьбой поддержать его. 27-го утром председатель Думы обратился к государю с новой телеграммой: «Положение ухудшается, надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии». Узнав о роспуске царем Думы, Родзянко пришел в отчаяние, по словам его секретаря Н. В. Садыкова, Михаил Владимирович несколько раз повторил «Все кончено!», а на глазах его показались слезы. Даже в этой ситуации, в условиях абсолютной анархии в Петрограде, «Родзянко долго не решался. Он все допытывался, что это будет – бунт или не бунт?
— Я не желаю бунтоваться. Я не бунтовщик, никакой революции я не делал и не хочу делать. Если она сделалась, то именно потому, что нас не слушались… Но я не революционер. Против верховной власти я не пойду, не хочу идти. Но с другой стороны, ведь правительства нет. Ко мне рвутся со всех сторон… Все телефоны обрывают. Спрашивают, что делать? Как же быть? Отойти в сторону? Умыть руки? Оставить Россию без правительства? Ведь это Россия же наконец! Есть же у нас долг перед родиной? Как же быть? Как же быть?
Спрашивал он и у меня.
Я ответил совершенно неожиданно для самого себя, совершенно решительно:
— Берите, Михаил Владимирович. Никакого в этом нет бунта. Берите, как верноподданный… Берите, потому что держава Российская не может быть без власти… И если министры сбежали, то должен же кто-то их заменить… Ведь сбежали? Да или нет?
— Сбежали… Где находится председатель Совета Министров – неизвестно. Его нельзя разыскать… Точно так же и министр внутренних дел… Никого нет… Кончено!
— Ну, если кончено, так и берите. Положение ясно. Может быть два выхода: все обойдется – государь назначит новое правительство, мы ему и сдадим власть… А не обойдется, так если мы не подберем власть, то подберут другие, те, которые выбрали уже каких-то мерзавцев на заводах… Берите, ведь наконец, черт их возьми, что же нам делать, если императорское правительство сбежало так, что с собаками их не сыщешь», – вспоминал переживания Родзянко перед тем, как объявить о создании и возглавлении им Временного комитета Государственной Думы поздним вечером 27 февраля, депутат Государственной Думы В. В. Шульгин. Именно Родзянко как председатель Думы приветствовал полки, прибывавшие к Таврическому дворцу, чтобы заявить о своем переходе на сторону революции. «Полки по-прежнему прибывают, чтобы поклониться. Все они требуют Родзянко… Родзянко идет, ему командуют «на караул»; тогда он произносит речь громовым голосом… крики «ура!»… Играют марсельезу, которая режет нервы… Михаил Владимирович очень приспособлен для этих выходов: и фигура, и голос, и апломб, и горячность… При всех его недостатках, он любит Россию и делает, что может, т. е. кричит изо всех сил, чтобы защищали родину… И люди загораются, и вот оглушительные «ура», – вспоминал Шульгин. 28 февраля 1917 года Родзянко приказал снять висевший в главном зале Таврического дворца, где проходили заседания депутатов, портрет царя. Вместе с тем, несмотря на участие Родзянко в переговорах об отречении императора от престола, вплоть до 2 марта 1917 года, Михаил Владимирович был убежден в необходимости сохранения института монархии в России, и выступал в роли горячего сторонника отречения Николая II в пользу наследника, цесаревича Алексея Николаевича.
Последующие события показали, что быть «вторым человеком в России» Родзянко удавалось только в системе думской монархии. Февраль в одночасье сделал его слишком правым для нового политического истеблишмента. Во Временном правительстве никакого портфеля Родзянко, возглавлявший Временный комитет Государственной Думы, не получил. «Родзянко пойдет только в премьеры, а в премьеры нельзя, не согласятся левые и даже кадеты… Пусть остается председателем Думы… А будет Дума? Что-то не похоже… А кого мы, не кадеты, могли бы предложить? [на пост премьера] Родзянко? Я бы лично стоял за Родзянко, он, может быть, наделал бы неуклюжестей, но, по крайней мере, он не боялся и декламировал «родину-матушку» от сердца и таким зычным голосом, что полки каждый раз кричали за ним «ура»… Правда, были уже и такие случаи, что после речей левых тот самый полк, который только что кричал: «Ура Родзянко!», неистово вопил: «Долой Родзянко!» То была работа «этих мерзавцев»… Но, может быть, именно Родзянко скорее других способен был с ними бороться, если бы у него было два-три совершенно надежных полка. А так как в этой проклятой каше у нас не было и трех человек надежных, то Родзянко ничего бы не сделал. И это было совершенно ясно хотя бы потому, что, когда об этом заикались, все немедленно кричали, что Родзянко «не позволят левые». То есть как это «не позволят»?! Да так. В их руках все же была кой-какая сила, хоть и в полуанархическом состоянии… У них были какие-то штыки, которые они могли натравить на нас. И вот эти «относительно владеющие штыками» соглашались на Львова [в качестве министра-председателя Временного правительства], соглашались потому, что кадеты все же имели в их глазах известный ореол. Родзянко же был для них только «помещик» екатеринославский и новгородский, чью землю надо прежде всего отнять…», – описывал свои мысли в те дни Шульгин. По собственному признанию Родзянко, «партия кадет решительно воспротивилась моему Министерству, о чем лидер их заявил Председателю Думской фракции земцев-октябристов. Без участия же кадетской партии образовать устойчивый кабинет было невозможно…».
3 марта 1917 года Родзянко присутствовал на заседании членов Временного правительства и Временного комитета Государственной Думы, на котором настоятельно рекомендовал великому князю Михаилу Александровичу не принимать престол, переданный ему согласно акту отречения императора Николая II. Именно с Родзянко великий князь Михаил Александрович выходил советоваться один на один перед тем, как объявить собравшимся о своем окончательном решении.
«Главное, что ставят ему в вину, – это, конечно, то, что он советовал государю отречение… А что же, если бы Родзянко не советовал отрекаться, молчал бы, трон удержался бы? Я же думаю и теперь, что иного исхода не было. Чтобы не отрекаться, надо было залить кровью Петроград. Кто мог это сделать тогда? Где был тот человек и те люди», – писал Шульгин в некрологе, посвященном Родзянко.
При Временно правительстве
Временное правительство приложило все усилия для того, чтобы удалить Государственную Думу с политической сцены. Лидеры правительства, в первую очередь Милюков и Керенский, возможно, опасаясь конкуренции со стороны Родзянко, лишили тем самым свое правительство единственно возможной легитимной опоры, погрузив тем самым Россию в правовой вакуум. Фактически Родзянко, как остроумно выразился историк И. Архипов, оказался в положении «спикера без парламента». В последующие, до Октября 1917 года месяцы, думцы собирались лишь на не имеющие никакого реального политического значения «частные совещания членов Государственной думы», протоколы которых, тем не менее, являются ценнейшим источником по истории политических настроений российской общественности семнадцатого года.
Попытки Родзянко вернуть себе власть были безуспешны; председатель Думы крайне болезненно относился к упрекам его в «буржуазности». Выражая свое настроение, Родзянко на одном из митингов воскликнул, обращаясь к тем, кто называл его «помещиком-богатеем»: «Рубашку снимите – Россию спасите!» Увы, для семнадцатого года Родзянко действительно был уже слишком правым. Принимал участие в Московском государственном совещании 12-15 августа 1917 года, был активным сторонником генерала Л. Г. Корнилова.
Участник Белого движения
После прихода к власти большевиков, опасаясь ареста, выехал из Петрограда на Дон. С помощью артиста Александринского театра М. В. Родзянко удалось загримировать тяжелобольным, и благополучно отправить с Николаевского вокзала Петрограда в Новочеркасск, где проходило формирование антибольшевистской Добровольческой армии. Однако, на Дону, как вспоминал осведомленный мемуарист князь Г. Н. Трубецкой, Родзянко не прижился, рассорившись и с основателем армии генералом М. В. Алексеевым, и с донским атаманом А. М. Калединым. Родзянко уехал из Новочеркасска в Екатеринодар. После оставления Екатеринодара, ввиду наступления большевиков, Войсковым правительством, Родзянко присоединился к Кубанскому правительственному отряду под командованием генерала В. Л. Покровского, соединившегося вскоре с Добровольческой армией, совершавшей в те дни знаменитый Ледяной поход, целью которого было освобождение Екатеринодара от красных. В дни Ледяного похода М. В. Родзянко находился в обозе Добровольческой армии. Отношение к Родзянко в белогвардейской среде было, как правило, резко неприязненным: добровольцы говорили о Родзянко: «Ишь, сам устроил революцию, а теперь от нее же спасается». Значительная часть офицеров видела в М. В. Родзянко прямого виновника революции, а значит и всех их последующих несчастий. Узнав о том, что Родзянко сейчас войдет в комнату Л. Г. Корнилова, генерал И. П. Романовский полушутя-полусерьезно спросил у Командующего Добровольческой армией: «Ваше Превосходительство! Прикажете приготовить для него намыленную веревку?», на что Корнилов, иронизируя над грузностью Родзянко, отвечал, что веревки, которая смогла бы выдержать Михаила Владимировича, пожалуй, не сыскать. В другой раз один из старших начальников Добровольческой армии сказал, обращаясь к Родзянко, ехавшему в обозе среди раненых, следующие слова: «Если бы не Вы, то не было бы этой колонны искалеченных». Инцидент уладил Корнилов, заявив, что считает Родзянко воплощением старой России и почетным добровольцем. Позднее, уже летом 1918 г. в Новочеркасске, добровольцы попытались выкинуть Родзянко в окно «Европейской гостиницы». Были и другие случаи откровенного хамства по отношению к немолодому уже политику. Приводя факты недружелюбного отношения добровольцев к Родзянко, мемуарист И. Ф. Патронов отмечал, что причины революции, по мнению строевого офицерства, «были весьма просты: в революции виновата Государственная Дума, Родзянко, Милюков и прочие лидеры ее; в развале армии – Гучков, подписавший приказ №1, Керенский, издавший Декларацию прав. Оттого то неудержимая ненависть по отношению к подобным лицам проявлялась всегда в душе строевого офицерства… Винили, конечно, не Петров или Иванов, а тех, кто сказал им – делай, что хочешь, ныне свобода». Сам Корнилов, как вспоминал доброволец полковник И. Ф. Патронов, дружелюбно относился к Родзянко, считая, что тому просто не повезло: «Он освободил русский народ, и сам же первый поднял против него оружие». Уже после смерти Корнилова, деликатный Родзянко, возмущенный постоянными нападками против себя офицерства, подошел в станице Успенской к новому Командующему Армией – генералу Деникину: «До меня дошло, что офицеры считают меня главным виновником революции и всех последующих бед. Возмущаются и моим присутствием при армии. Скажите, Антон Иванович, откровенно, если я в тягость, то останусь в станице, а там уж что Бог даст». Деникин, как мог, успокоил старика, уговорив его не «обращать внимания на праздные речи». Однако места в политической жизни Добровольческой армии Родзянко не нашел и при Деникине, письма и предложения Родзянко Антону Ивановичу желательного для бывшего председателя бывшей Думы отклика не находили. В частности, как вспоминал Деникин, Родзянко совместно с проживавшими в Ростове и Новочеркасске общественными деятелями усиленно проводил идею созыва верховного совета из членов всех четырех Государственных Дум. Идея эта была сочтена Деникиным несвоевременной. Фактически Родзянко настоящего дела на белом Юге для себя не нашел.
«Через год я его встретил в Екатеринодаре при Деникине. Он имел уже вид не победителя, побежденного. Особенно у него приниженный вид был, когда я видел его последний раз: он сидел в прачечной 3-го разряда, в маленькой деревянной лачужке, пропитанный удушливыми прачечными парами; он ожидал свое белье, а ему особенно долго его не давали; он ругался, плевал на пол и имел весьма жалкий и желчный вид», – вспоминал мемуарист М. В. Шахматов. В статье-некрологе, посвященной Родзянко, Милюков справедливо писал: «При организации первого вооруженного сопротивления большевистскому захвату Родзянко был бы одиозной фигурой. Он это понял сам – и вместо Ростова очутился в Екатеринодаре. С Добровольческой армией он соединился в дни ее самых тяжелых испытаний, накануне смерти Корнилова. Соединился, но не слился. Ибо бывший председатель Государственной Думы, только что бывший слишком правым для зачинавшейся армии, опять оказался слишком левым для начавшего преобладать в ней настроения. Ненависть против революции – революции вообще, не различая течений в ней – распространилась и на Родзянку, который был причислен недоумевающими патриотами к преступным деятелям революции».
Последние годы в эмиграции
Покинув Россию в 1920 году, Родзянко жил в Сербии в крайней бедности. Скончался 24 января 1924 года. Кончина бывшего председателя Государственной Думы прошла для эмиграции практически не замеченной. Похоронен на Новом кладбище в Белграде.