что случилось с бейсболкой акунин
Была операция: что пришлось пережить вынужденному носить парик Малахову
Не только самые обычные россияне, но и даже люди, трудящиеся бок о бок с известным ведущим продолжают недоумевать: зачем Андрей Малахов с недавних пор носит парик? При этом сам шоумен упорно не комментирует свой внешний вид, предпочитая игнорировать нелестные слухи. В эфире ток-шоу «Прямой эфир» он появляется теперь с изрядно опухшим лицом и накладной шевелюрой, что делает его похожим на даму средних лет.
Естественно, поклонники продолжают переживать насчет своего неунывающего любимца, годами генерирующего на ТВ скандальные сюжеты. По одной из версий, у Малахова имеются серьезные проблемы со здоровьем, вследствие чего он и стал стремительно лысеть. Кое-кто из фанатов надеется, что «Андрей с приветом» все же не столкнулся заболеванием, а теряет волосы из-за наследственности.
А сегодня известный пластический хирург Максимильян Абозин поделился еще одним предположением касательно изменений во внешности Малахова. Эксперт не исключает, что шоумен частенько подвергает свое лицо экспериментам и, возможно, совсем недавно сделал себе очередную операцию по омоложению. Как известно, в подобных ситуациях результат может оказаться весьма и весьма непредсказуемым.
«Скорее всего, он частенько пользуется услугами косметологов: лазерные шлифовки, ботулотоксин. Филлеры местами, предположительно, область подбородка, хотя у него и так достаточно угловатое лицо. Пластика век, скорее всего. И, возможно, он просто похудел», — поделился своим мнением хирург.
Являясь убежденным метросексуалом, Андрей Малахов всегда придавал огромное значение своей внешности, которая не так давно стала стремительно меняться. И все же ношение Малаховым парика, похоже, и дальше не будет давать покоя его поклонникам. Как известно, при той же химиотерапии волосы могут выпадать буквально клоками.
Что случилось с бейсболкой акунин
Детская книга для мальчиков
Обыкновенный необыкновенный мальчик
Жил-был на свете, а если точнее, в столице Российской Федерации городе Москве, один мальчик, а если точнее, ученик шестого класса по прозвищу Ластик. И вот однажды, а если точнее, 29 сентября прошлого года, этот мальчик угодил в историю.
Точность здесь совершенно необходима, потому что без нее эта повесть будет восприниматься как сказка. А между тем, все описываемые в ней события произошли на самом деле. И, может быть, даже не один раз.
Мальчик, о котором пойдет речь, на первый взгляд был самый обыкновенный. Именно что «на первый взгляд», ведь обыкновенных людей на свете, как известно, не бывает. Всякий человек кажется обыкновенным, только если к нему не присматриваться. А присмотришься как следует – обязательно скажешь: ничего себе «обыкновенный».
Вот и Ластик, если бы кто-нибудь из одноклассников вздумал к нему как следует приглядеться, оказался бы очень даже необыкновенным. Просто никому из его одноклассников это в голову не приходило. Во-первых, Ластик был в классе самым маленьким по росту. Во-вторых, на зубах у него были металлические брэкеты. В-третьих, он плохо успевал по математике, а школа, в которой он учился, называлась «Лицей с естественно-математическим уклоном». Главное же, Ластик пришел в класс самым последним, когда все давно успели подружиться, и новый друг, да еще такого маленького роста и с кривыми зубами, был уже никому не нужен.
В оправдание Ластика можно сказать, что он просто еще не успел как следует вырасти – родители отдали его в школу на год раньше положенного возраста. Так что если сравнивать его с пятиклассниками, он получился бы не очень-то и маленький, а вполне среднего роста. И по математическим дисциплинам он плелся в хвосте не из-за тупости, а потому что до позапрошлого года учился совсем в другом лицее, где уклон был, наоборот, историко-литературный. Это мама захотела, чтобы Ластик обучался точным наукам, потому что будущее за ними, а математика – настоящая мужская профессия. Папа пробовал спорить, говорил, что он вот гуманитарий и ничего, но с мамой долго не поспоришь. Она сказала: «Вот именно. Хочешь, чтоб из твоего сына тоже получилось ничего?»
И поэтому, когда семья переехала на улицу Солянку, Ластика отдали в новый лицей. А его сестру Гелю оставили в прежнем, ведь она девочка и ей настоящая мужская профессия ни к чему. Девочкам, как замечал Ластик, на свете вообще живется гораздо легче.
Теперь пора объяснить про кличку «Ластик». Она возникла не из-за того, что наш герой был маленький. И не из-за того, что он был какой-нибудь квадратный или, там, очень упругий, а из-за имени.
Оно уж точно было необыкновенное: Эраст. По-домашнему Эрастик. Когда он пришел в новую школу, все, конечно, спросили: как тебя зовут. А у него тогда еще не было передних зубов (они попозже выросли, хоть, как уже говорилось, и не совсем прямо), вот и получилось «Эластик». Все засмеялись, закричали «ластик, ластик-лобастик». С тех пор он и превратился в Ластика. Его теперь даже дома так называли. Мама говорила, что это хорошее, ласковое прозвище. Только папа продолжал звать сына «Эрастом». Он хотел, чтобы сын, когда вырастет, сделался похож на своего знаменитого прадеда Эраста Петровича Фандорина, портрет которого висел в папином кабинете на самом почетном месте.
Прадедушка у Ластика был великий сыщик, про которого писали книжки и даже снимали кино. Он смотрел с картины на правнука прищуренным взглядом, будто хотел ему сообщить нечто очень важное, но знал, что пока еще рано, надо подождать. Эраст Петрович был очень красивый: в мундире с золотыми нашивками, с тонкими черными усиками, с элегантной проседью на висках. Ластик твердо знал, что никогда таким не станет, но папе об этом не говорил – не хотел расстраивать.
Хорошо было сестре Гельке. От нее никто не ждал, что она вырастет и станет героем. И геометрия с алгеброй не портили ей кровь шесть раз в неделю. Она жила, как сыр в масле каталась. Мужских качеств мама в ней не воспитывала, волю закалять не требовала. А папа, тот вообще ее только по головке гладил и называл своей красавицей.
Преимущество перед счастливицей-сестрой у шестиклассника Фандорина было только одно: по утрам ее будили на полчаса раньше, потому что до старого лицея после переезда ехать было далеко, и папа отвозил туда Гелю на машине.
Гелька, конечно, нарочно топала ногами и громко разговаривала, но Ластик накрывал голову подушкой, и в эти полчаса ему спалось слаще всего.
Так было и сегодня, 29 сентября.
Завтракал он вдвоем с мамой, потому что мама работала газетным редактором и могла приезжать на работу, когда захочет.
Этот день, наверное, самый важный в истории человечества, начался обыкновенно. Ластик пил чай, мама ему говорила: «Ешь, не лови ворон», «Не стучи ложкой», «Не сутулься».
Потом, как всегда, сказала: «Не смей есть в школьном буфете эти ужасные сосиски» – и дала сверток с полезными и питательными бутербродами (нежирная колбаса, заменитель масла, листья салата).
В прихожей Ластик по привычке оскалил перед зеркалом свои хромкобальтовые брэкеты – проверил, не стали ли зубы хоть чуть-чуть прямее. В последнее время, из-за некой особы с соседней парты, этот вопрос приобрел особую актуальность. Потом надел красную спортивную куртку, взял портфель и сбежал по лестнице во двор.
Тут обыкновенность раз и навсегда закончилась. В течение какой-нибудь четверти часа с Ластиком случилось сначала два совершенно непонятных происшествия, а после еще три, хоть и не загадочных, но очень странных.
Сначала два совершенно непонятных происшествия
Ну, первое происшествие, может, было никаким не происшествием, а так, померещилось. Однако во имя уже упомянутой точности умолчать о нем было бы неправильно.
Стало быть, выбежал Ластик из подъезда во двор своего дома…
Нет, сначала нужно рассказать про дом и про двор, а то будет непонятно.
Дом, куда в позапрошлом году переехала семья Фандориных, был в своем роде замечательный. Почти сто лет назад его построило «Варваринское товарищество домовладельцев» на старинной улице Солянке. Это был, собственно, не дом, а целый комплекс зданий, соединенных в сложную геометрическую фигуру, с несколькими внутренними дворами, многочисленными арками, подворотнями и глубоченными подвалами. Хоть Ластик жил здесь уже почти два года, но так эту громаду толком и не исследовал. Полазил по чердакам, побегал по лестницам с ажурными перилами, а до подвалов, например, так и не добрался. Правда, попасть в них было трудновато, даже совсем невозможно. Въезд в подвал (да-да, не вход, а самый настоящий въезд – такой он был высокий и широкий) закрывала решетка. Папа рассказывал, что сто лет назад в Варваринских погребах находились торговые склады, после революции – тюрьма, потом автобаза, но вот уже много лет подземелье пустует, потому что ему никак не могут придумать полезного применения.
Папа у Ластика очень любил историю и про то, что было раньше, знал почти всё. Про то, что происходит сегодня, он знал гораздо меньше – во всяком случае, так утверждала мама. Поэтому у него и бизнес не клеился.
В соседнем подъезде, на пятом этаже, располагался офис папиной фирмы. Вся фирма – два человека: сам папа и секретарша. Сидят, с утра до вечера в компьютер играют, потому что клиентов нет. А ведь именно из-за папиной работы Фандорины и переехали сюда, на Солянку. И потом, папа говорил, что это самое лучшее место во всей Москве – вокруг сплошные достопримечательности и нераскрытые исторические тайны.
Выбежал Ластик из подъезда во двор своего замечательного дома, по привычке повертел головой влево-вправо. Слева за решеткой чернел квадратной пастью уже упомянутый въезд в подвалы, справа серела подворотня, тоже квадратная.
Скандал: Акунин – плагиатор
«Модный термин «молекулярная кухня» с недавних пор стал популярен не только у ресторанных критиков и кулинаров. Посетители дорогих гастрономических шоу уже унесли в народ определение «молекулярной кухни» как синонима абсолютного несочетания формы и содержания. Мороженое со вкусом бекона, желе, взрывающееся во рту гороховым супом, пилюля – имитатор свежевыпеченной пампушки – ими нельзя насытить желудок, нельзя утолить чувство голода. Зато ими можно вполне удовлетворить пафосную потребность в изысканном послевкусии.
Литературу, конечно, не стоит сравнивать с кулинарией, но модные гастрономические тенденции, как оказалось, вполне применимы писателем – больше того, могут стать творческим методом и визитной карточкой автора. Только вот не всегда получается в молекулярной литературе изысканное фрикасе – чаще выходит неудобоваримое нечто, но с ароматом дыни.
Примером подобного дикого несочетания формы и содержания можно смело назвать популярную серию стилизованных детективных историй, весьма любимых в народе. Считать ли любовь народную критерием мастерства – слишком сложный вопрос. И Некрасов когда-то сетовал, что не несет народ русский с базара Белинского и Гоголя, и кинематографический персонаж Георгия Вицина, с успехом на том же базаре «внедрявший культурку» продажей русалок с грудями невиданной величины, внушают нешуточные сомнения в том, что рынок идет на пользу искусству. Это вопрос философский, а стилизованные детективы не требуют масштабного изучения. Хотя если автор подобного чтива на крыльях народной любви пытается отвоевать прижизненный монумент в литературном пантеоне, стоит уделить ему некоторое внимание.
Вряд ли создатель Альянса социалистической демократии, анархист-народник Михаил Бакунин думал о том, что спустя сотню с небольшим лет, имя его, а вернее, фамилия, станет известным рыночным брендом. Однако известный ниспровержитель столпов получил достойного подражателя на литературном поприще, и если Бакунин стал красной тряпкой для государственников прошлого века, то Б.Акунин – infant terrible для любого вменяемого литературоведа сегодняшних дней.
Чтобы понять феномен популярности Б.Акунина, вернемся к истокам его карьеры. Вспомним конец восьмидесятых годов в СССР, всплеск всенародной популярности литературы. Писатели или, как тогда говорили «литературные деятели» не сходят с телеэкранов, идеологические дискуссии со страниц миллионных тиражей литературных журналов уходят в народ и становятся частым поводом привокзального мордобоя. Сантехник или кочегар, штудирующий в котельной Солженицына – явление не менее странное, чем адаптированный сценарий «Крестного отца» Марио Пьюзо на полках высокопоставленных партработников или серийных детективов в руках именитых литературоведов. В этот период истории герой нашего повествования Григорий Шалвович Чхартишвили, не обремененный еще звучным псевдонимом, переводит на русский язык с японского – при всем уважении, не самого популярного для советских граждан языка мировой литературы. Однако на фоне литературного бума советские книгоиздательства многотысячными тиражами умудряются продавать даже науч-поп из страны Восходящего солнца.
В «лихие», как принято говорить, «девяностые» литературная волна, как и другие многие волны, естественным образом захлебнулась. Герои прежних лет – от Распутина и Белова до Битова и Аксенова уходят в глубокий литературный андеграунд. Один за другим умерли как работодатели литературные журналы и альманахи, закрылись масштабные проекты издательств, в одночасье лишившихся собственных типографий. Средний же статистический читатель по необъяснимой логике остается один на один с дешевой продукцией масскульта – карманным чтивом в мягкой обложке, качество текста которой не подлежит никакой здравой критике. Нередки случаи, когда под именем популярного автора скрывается бригада «литературных негров», не брезгующих плагиатом.
Весь антураж классической русской литературы – сюжетные линии, стилистика языка, основные конфликты стали дешевым обрамлением вполне заурядного детектива, но именно на эту мишуру и купился читатель. Вот сюжет из Лескова, вот образ из Достоевского, вот пара абзацев из Куприна – набор абсолютных, выражаясь языком шоу-бизнеса «хитов», собранных в виде римейка под обложкой книги Б.Акунина. Чем-то похоже на выступление одного знаменитого ныне хора, нараспев исполняющего и оперные арии, и «мурку» и еврейские песнопения за один вечер. Эдакий «The Best of…», только у хора – музыкальный, а у Акунина – литературный.
Аллюзия на плагиат
Звучит этот убийственный аргумент весьма забавно и напоминает историю из детства, описанную одним современным писателем, и известную не одному поколению советских детей. Когда после сто первого просмотра легендарного фильма «Чапаев» заплаканные дети еще раз убедились, что герой утонул, один из мальчишек уверенно заявил: «Это они коробки перепутали. Я видел в городе это кино, там Чапай выплыл». И до зрелых лет автор мечтал увидеть этот таинственный фильм.
Б.Акунин же мечтать не стал. Не один и не два известных сюжета он попросту переписал так, как ему нравится, обозвав это действие хитрым словом «аллюзия». С абзацами из Куприна аллюзия вышла, конечно же, грубоватой, зато все остальные аллюзии читатель с восторгами проглотил и не поперхнулся. Упомянутый выше конфликт уездного духовенства и столичного карьериста-проверяющего из «Соборян» Лескова предстал в «Пелагии и белом бульдоге» совсем в ином свете, (хотя и не стал от этого менее узнаваемым), описанный Достоевским капитан Лебядкин в акунинском варианте пишет уже не про таракана, попавшего в «стакан, полный мухоедства», а про забытый некоей красавицей клистир из «всеочистительной ромашки». Подобным примерам несть числа, искать их – занятие утомительное и неблагодарное, поскольку автор сознательно и целенаправленно расставляет подобные ловушки, и в интервью указывает на эту особенность своих текстов как на собственный творческий метод.
Метод, в общем-то, не нов. Несколько лет назад в широком прокате прошел голливудский фильм «Лига выдающихся джентльменов». Сюжет его незатейлив: известные литературные персонажи – капитан Немо, Дориан Грей, человек-неведимка etc. ловят по всему миру неуловимого Фантомаса. Особенно забавно выглядит в этом сонме героев специальный агент американской разведки Том Сойер. Бред? Зато по закону об авторском праве все эти персонажи, в силу преклонного возраста, защитой авторского права обделены, как и вся русская классика. А потому штабс-капитан Рыбников может менять свой облик, воскресать, убегать от Эраста Фандорина по одному росчерку пера литературного анархиста.
При этом у глотающего этот адский коктейль читателя не должно, по замыслу автора, возникать некоего умственного несварения от того, что герой Брешко-Брешковского или Крестовского будет охотиться за персонажем Куприна в декорациях из Лескова и Достоевского, где дефилируют в декольте монахини-детективы.
Тем не менее, умело и расчетливо продвинутый бренд продолжает приносить своим создателям немалые прибыли. Бесчисленное количество литературных произведений описанного выше качества, каждое из которых аудитория встречает с неизменным восторгом толпы и готова дать отпор всякому, кто пытается несколько пригасить сияние нимба вокруг головы Григория Шалвовича. Попробуйте набрать в любом Интернет-поисковике словосочетание «Акунин-Куприн» и вы станете свидетелем многостраничных дискуссий, в которых сторонники «метода аллюзии» в порошок растирают всякого, кто заикнется о плагиате.
Бюджетные кинопроекты об Эрасте Фандорине, если и стали объектом народной критики, то, в основном, за несоответствие сценария тексту произведений. В то же время участие в них таких мэтров как Никита Михалков, Олег Табаков или Олег Меньшиков сделали для популяризации компилятора Акунина больше, чем все его романы вместе взятые.
Особняком стоит некая серия иностранной беллетристики, издаваемая в серии «библиотека Бориса Акунина» и убедительно доказывающая, что таких «акуниных» немало по белу свету, и в каждом уважающем себя литературном обществе есть свой молекулярный компилятор.
Феномен Акунина, как феномен свободного рынка в его приложении к творческому процессу, бесспорно заслуживает внимания исследователей. И литературные дарования Григория Шалвовича – способности стилизатора, переводчика, популяризатора отводят ему определенное место. Продолжив наши гастрономические аллюзии, местом этим должен быть ресторан фаст-фуда – современный наследник ярмарочного трактира и унылого общепита недавнего прошлого.»
Книжечки №3: Алексей Романов: контрразведчик на службе двух империй
Пожалуй расскажу Вам сегодня о талантливо-трогательном и немного наивном молодом человеке, который волею случая и судьбы оказался не в том месте и не в тот час. В результате, юноша был втянут в водоворот событий, который поставил с ног на голову его существование и представление об окружающем мире. Да, он упустил кучу данных ему возможностей, и не реализовал таланты щедро заложенные в него природой, ввязался в игру со смертью (неоднократно впрочем выходя из неё победителем), и в конце концов сделал делом своей жизни служение очень специфической профессии. Без которой, к большому сожалению, существовать в современном мире никак невозможно.
Думаю Вы согласитесь, что Борис Акунин (несмотря на свои политические «взгляды») остаётся одним из самых ярких отечественных авторов.
Яркий пример того, что талантливые люди должны заниматься тем, что у них получается.
Лично я всегда восхищался этим автором как создателем великолепной книжной серии о невероятных приключениях в XIX веке, Эраста Петровича Фандорина. Бесподобная атмосфера, динамичный, интересный сюжет и яркие герои. Фанатов у этой франшизы хватает поэтому думаю Вы меня понимаете.)
Шерлок Холмс и Джеймс Бонд в «одном флаконе».
Однако писатель стал отцом ещё одного отличного литературного проекта. Он, как и приключения Фандорина, носит исторический характер и рассказывает нам о начальном периоде Первой мировой войны, создании в России службы контрразведки и нелёгких буднях людей в ней трудившихся. Серьёзная вроде бы тема передана живым, легко усваиваемым языком, с нотками юмора, грусти и потоком интересной информации (особенно для тех кто ничего про этот период прошлого не знает). В общем здесь всё так, как автор любит и умеет. Цикл состоит из десяти повестей и называется «Смерть на Брудершафт».
Вариантов изданий несколько, но у меня именно такой. Издательство «АСТ Москва».
Зато мастерски разбивает женские сердца.
Рвения у князя было пока намного больше опыта.
А у германцев служба в разведке была делом серьёзным, основательным, даже престижным. Служили там всё больше аристократы, да и за свою историю поднаторели в ней они, весьма и весьма. Однако совершая ошибки, теряя подчинённых и постигая сложную науку «на ходу», дело продвигается и вот, первое расследование князя и Алексея подходит к концу. Враг мёртв. Государство в безопасности. Козловскому повышение, Романову благодарность и обратно в институт, доучиваться.)
Но затишье было не долгим. Вскоре Первая мировая война обрушивается на Европу и после вступления в неё России Алёша считает своим долгом защищать Родину.
Получив в бою на Восточном фронте тяжёлое ранение, Романов комиссуется из армии. Зачем нужен солдат с искалеченной правой рукой? Инвалиды пусть сидят на гражданке. Дома героя совсем никто не ждёт. Родители умерли. Дядя занят своими делами. Вроде как «невеста» выскочила за другого. Да и ещё рука начинает «сохнуть». Хоть пулю в лоб.
Настоящим спасением для бывшего студента становится Козловский, вспомнивший о юноше и зазвавший его работать к себе. Специалистов не хватает: многие на фронте, да и о сметливости и математическом уме Алёши князь помнит. Так и начинается восхождения Романова по карьерной лестнице от младшего унтер-офицера до штабс-капитана контрразведки. Акунин показывает как меняется его мировоззрение, характер и отношение к окружающему миру. Будет у него и любовь
и пагубная страсть,
будет и «работа над ошибками».
Многообещающий и по-хорошему наивный молодой человек становится настоящим профессионалом своего дела, вот только цена этой науки уж больно велика. Ведь прекраснодушный юноша превратится в «хищника», зачастую, ради дела, совершающего отвратительные поступки и казнящего себя за это. Много приключений, и часть из них смертельных, выпадет на душу Романова и его начальника. Во многих исторических событиях они поучаствуют и с многими известными персонажами познакомятся.
Неоднократно встретят они и «покойного» Зеппа и одна из этих встреч чуть не отправит на тот свет ретивого немца и окончательно лишит оперного тенора Романова.
Всё течёт всё меняется. К власти приходит Временное правительство. На горизонте маячат большевики. Вернувшись в Петербург после очередного ранения. Алексей узнаёт, что контрразведка распущена «новой» властью за ненадобностью, князь Козловский казнён, а специальность его никому не нужна и вызывает только смех.
Зачем нам «специалист» по Германии, если война с Германией скоро закончится миром?
Но и здесь штабс-капитан находит себе дело и бросается в бой вместе со знаменитым женским батальоном Марии Бочкарёвой. Эта повесть является последней,10 в этом цикле.
Эпилог произведения относится к событиям 1918 года. Пришедшие к власти большевики перестают брезговать «старыми» специалистами, и получив от «белогвардейцев» несколько чувствительных пинков, и оплеух, начинают принимать в Красную армию офицеров бывшей царской армии. Из числа тех кто не захотел или не смог участвовать в Гражданской войне. Романов становится командиром лёгкого бронепоезда и случайно встречает Зеппа (своего давнего противника), которого разозлённые и испуганные возможной местью русских немецкие солдаты решили попросту расстрелять за устроенную им провокацию и вроде как даже расстреливают.
Всем кто любит творчество Бориса Акунина, уважает жанр исторических детективов и просто интересуется событиями той эпохи я этот цикл (законченный в 2011 году) рекомендую. Читайте не пожалеете. Даже если Вы не разделяете политических воззрений автора.
Но на этом мой обзор не заканчивается так как «Смерть на Брудершафт» получила неожиданное продолжение в романе писателя «Шпионский роман». Правда невнимательные читатели этого не поняли, да и внимательные не все.)
Видели этот фильм? Да? Нет? А этого персонажа в исполнении Фёдора Бондарчука помните?
«Времена тогда, Дорин,были интересные. Награждали не медалями и не путевками в санаторий, а чем придется: кого золотой шашкой, кого-то фамилией»
Спойлерить не буду читайте и смотрите сами.
Фильм снят современно, артисты с ролями справились неплохо. Но смотреть рекомендую не версию для кинотеатров, а многосерийный вариант картины. Фильм между прочем не является полной адаптацией книги Акунина и имеет свои интересные отличия. Хотя сценарий писался совместно и под надзором Борис Шалвовича.)
На этом заканчиваю. Надеюсь Вам было интересно.